Путь русской литературы

Виноградов И. И. Духовные искания русской литературы
М.: Русский путь, 2005

Известный критик и исследователь русской литературы, главный редактор журнала "Континент" Игорь Виноградов, один из ближайших соратников Твардовского в "Новом мире", подводит итог своего многолетнего труда. В книгу включены статьи 1964-2004 годов, часто в значительно дополненном и переработанном виде. Автор рассматривает в первую очередь творчество своих любимых писателей, Достоевского и Льва Толстого, чьи художественные и духовные искания, по его убеждению, определили пути развития русской литературы и ее вклад в мировую цивилизацию. Но при этом не забыты и многие другие – Лермонтов, Булгаков, Солженицын.

Виноградов, в частности, довольно оригинально и в целом верно определяет вклад автора "Одного дня Ивана Денисовича" в мировую литературу: "Вселенная, в которой Александру Солженицыну, выпало жить и выжить, всегда, какими бы чудовищными безднами ни разверзлась она перед ним, – всегда имела и имеет для него в себе такой же, как и для Достоевского и Толстого, Абсолютный Божественный Центр и Источник Бытия". При этом "центральная духовная ситуация его художественной прозы – это конечно же ситуация не поисков и обретения веры, а ситуация жизни в вере". Виноградов указывает на "совершенно особую, резко акцентированную повернутость художественного творчества Солженицына к тому, чтобы быть всегда и прежде всего предельно правдивым, точным, щепетильно верным действительности. То есть в сущности (и фактически) – почти документальным свидетельством о жизни". Оригинальность же Солженицына заключается в том, что у него способ художественного видения человека в мире, предложенный Толстым и Достоевским, "начинает вбирать в себя уникальный религиозный опыт отчаянного и страстного "стояния в вере" на краю адских бездн XX века". Тогда "старые формы наполняются и преображаются энергией нового духовного опыта, подлинность и сила которого парадоксально удостоверяется всякий раз как победами, так и поражениями того индивидуального художнического дара, который принимает на себя миссию выразить этот опыт".

Виноградов определяет свою главную задачу в том, чтобы выразить как мировоззренческие искания русской классики, так и духовный опыт своего поколения. Он подчеркивает, что творчество Достоевского и Толстого было ответом на "тотальный, всемирно-исторический кризис религиозного сознания", достигший своей высшей точки во второй половине XIX и в XX веке. Тогда появилась потребность "заново, самостоятельно, на путях "чистого разума" ответить на все самые первые, самые "проклятые" нравственно-философские вопросы человеческого бытия". У Достоевского, по мнению автора, "не всякий человек способен испытывать наслаждение своей свободой во зле. Это искушение рождается в душе, почему-либо утратившей уже или утрачивающей ощущение нравственной непереступаемости границ зла. Но встав на этот путь, человек способен зайти так далеко, что само зло перестанет считать злом, и оно займет в его сердце место добра, станет его "добром". Достоевский вовсе не склонен к каким-либо в этом отношении прекраснодушным иллюзиям насчет так называемой природы человека; тема зла, способности человека ко злу – одна из сложнейших и особенно важных в его творчестве, и разрешает он ее отнюдь не идиллически. Но до тех пор, пока человек сознает зло именно как зло; пока позор, бесчестье, подлость, унижение сознаются им именно как позор, бесчестье и подлость, и он знает, что то, на что он покушается, – это именно зло и преступление, – до тех пор "сок странного наслаждения", который он пьет в этих своих покушениях на зло, рождается вовсе не злом, а именно "дерзостью" своей на него решимости, своей свободой во зле. Само по себе оно источником этого наслаждения никогда не бывает и не может быть... Все эти и подобные им страницы, сцены, образы, на первый взгляд говорящие как будто бы об эстетической привлекательности зла, утверждающие эстетику зла, на самом деле являются в сущности у Достоевского глубокой и всесокрушительной художественно-философской демистификацией идеи эстетической привлекательности зла, снятием и отрицанием эстетики зла".

Насчет же автора "Войны и мира" Виноградов замечает: "Особое, не раз отмечаемое Толстым чувство восторженной радости, испытываемое нами от нашего преображения в искусстве, и есть, может быть, одно из самых убедительных подтверждений тому, что он действительно совершенно точно видит и самую суть того, что происходит с нами в искусстве, и то, почему столь экзистенциально значимо для нас это освоение, вбирание в себя, присвоение через искусство духовного опыта другого – и именно во всем его особом, личностном своеобразии". Книга Виноградова, безусловно, будет очень полезна учителям литературы, в том числе и своим нетривиальным взглядом на русских классиков, попытками в диалоге с читателем осмыслить философскую суть русской литературы.

20.12.2005