"Скажите, кто хотел моей смерти?"

Осужденный к пожизненному заключению за покушение на Папу Римского Иоанна Павла II, совершенное 13 мая 1981 года, Мех-мет Али Агджа – раскаявшийся террорист – уже на свободе. Эти два слова я не заключаю в кавычки только потому, что именно так его представило миру сначала европейское, а теперь и турецкое правосудие. И то, и другое спорно, но юридические контраргументы давно выведены из игры.

Террорист в родных пенатах

Президент Италии Карло Чампи помиловал преступника в год 2000-летия Христианства, и ни для кого не секрет, что это было сделано по просьбе папы Иоанна Павла П. Милосердие покойного понтифика поистине не знало границ. Уже на третий день после ранения на площади Святого Петра, еще не оправившись от тяжелой хирургической операции, он назвал Агджу "братом", а через полтора года, в декабре 1983-го, посетил его в тюрьме "Ребиббия", чтобы лично засвидетельствовать свое прощение. Итак, потомив Агджу в общий сложности 19 лет, римская Фемида передала его в руки турецкого правосудия.

Этого наверняка бы не произошло, если бы сама Турция не эволюционировала "в сторону Европы". Ведь за Агджой дома тоже тянулось "мокрое дело" – еще в 1979 году он был приговорен к высшей мере наказания за убийство главного редактора газеты "Миллиет" Абди Ипекчи, на которого поднял руку за то, что его газета остро критиковала исламских националистов (т. н. "серых волков"). С тех пор много воды утекло. Исламисты у власти. Турция заменила смертную казнь пожизненным заключением. Однако в отношении Агджи почему-то сразу было сделано послабление: с 1991 года его ждал на родине только 10-летний приговор. Но и на этом эволюция не закончилась: в 2002 году экс-террорист попал под частичную амнистию, а в 2004-м образцовым поведением заслужил новое сокращение срока. В итоге свою вину перед родиной он искупил за пять лет.

И я совершенно не понимаю, отчего теперь так кипит министр юстиции Турции Джемиль Чичек, заявивший, что досрочное освобождение Агджи – результат "юридических казусов" и "непродуманных амнистий"? Разве не министр подписывал все эти акты? И уж совсем странно, что оспаривать досрочное освобождение знаменитого преступника турецкий минюст намерен почему-то в Европейском суде по правам человека. А почему не в турецком суде, который и применил перечисленные казусы и амнистии к своему подопечному? Невольно в голову приходит мысль: а нет ли у "серого волка" каких-то особых заслуг перед родиной?

Взойдя на Святой престол, Кароль Войтыла впервые в истории взял себе двойное имя, ясно дав понять, что намерен продолжить дело своих предшественников. Когда "красный папа" Иоанн XXIII начал Второй Ватиканский собор, полностью преобразивший жизнь католической церкви, двухлетний Али еще ходил пешком под стол. Когда Павел VI, который довел до конца реформы собора, прибыл в Иерусалим и поцеловал Святую землю, а в следующий раз в Стамбуле перекрестился по-православному с Афинагором, Али было пять, затем стало восемь лет. Для любого папы, поставившего перед собой экуменическую задачу объединения церквей, есть три маршрута, которых он не может не пройти: Иерусалим, Стамбул и Нью-Йорк.Иоанн Павел II постарался закрепить дело предшественников, но он не просто обнялся с патриархом Константинопольским Димитриосом I, а тут же из Стамбула отправился в Анкару и произнес там речь, обращенную к арабскому миру, к Исламу. В этот момент Агдже было уже двадцать лет, и руки его уже были в крови. Накануне папского визита в турецкой прессе появилось его письмо с угрозой убить "предводителя новых замаскированных крестовых походов".

Но выстрел тогда так и не прозвучал. Почему, раз уж решил? Не представилось случая? Не сумел приблизиться к жертве? Да нет, и попытки такой не предпринял. Ведь дело уже было сделано: первый в нашем тысячелетии диалог двух мировых религий, едва наметившись, тут же дал сбой из-за чудовищной провокации в Мекке. Одну из его святынь, мечеть Аль-Харам, захватила группа исламских экстремистов.

Чтобы вышибить их оттуда, пришлось позвать французский спецназ. Кто были эти люди? Чего хотели? Зачем устроили такую провокацию против единоверцев? А может, их кто-то подослал? Все эти вопросы канули в Лету без всякого судебного разбирательства. Единственный оставшийся на поверхности след – угроза Агджи, написанная будто бы под влиянием религиозного фанатизма, который охватил тогда мусульманский мир из-за "двойного осквернения" мечети Аль-Харам.

Однако через два года револьвер выстрелил, да не где-нибудь, а в столице христианского мира. Как тут не задаться вопросом: террорист исполнил свою "старую угрозу" или она содержала на сей раз и какую-то новую мотивацию? Суд, скорый и правый, состоялся уже через два месяца после выстрелов в Папу, продлился всего три дня, пришел к "неопровержимому заключению", что действовал террорист-одиночка, и приговорил его к пожизненному заключению. Вроде бы все подводило к мысли, что Мехмет Али Агджа действовал один, без сообщников.

Но через год после покушения в Риме зловещее преступление чуть было не повторилось в Португалии, куда Папа отправился, чтобы поклониться Богородице из Фатимы. Буквально в четырех шагах от главы Римской церкви его охрана остановила восторженного молодого аббата, который прорывался к нему с армейским штыком под полой. На суде Хуан Фернандес Крон держался вызывающе прямо: да, "традиционалист" и нововведений Второго Ватиканского собора не признаю, да, рукоположен в сан главой нашей отколовшейся церкви кардиналом Марселем Лефевром, да, хотел убить "вашего папу, потому что он помогает унять волнение католического народа и препятствует его восстанию..." Крона приговорили к шести годам лишения свободы, которые он давно уже отсидел. И этот след навеки канул бы в Лету, как в ту же Лету канули провокаторы, осквернившие мечеть Аль-Харам.

Но в 1985-1986 гг. в Риме разразился еще один процесс, который инициировал будто бы сам Агджа, мало-помалу все-таки вспомнивший своих соучастников! Новое обвинение гласило, что это был совместный заговор "турецкой мафии" и "болгарских спецслужб". Однако версия "болгарского следа" в покушении на Папу полностью провалилась, пусть и по компромиссной судебной формуле "за недостаточностью улик". Зато никаких сомнений в том, что заговор был коллективный, не осталось. Итальянское правосудие отчетливо проследило подозрительные сношения монастыря Экон в Швейцарии, где находится центр т. н. "традиционалистской церкви", с турецкими организациями "серых волков". Но только проследило, только обозначило. Сами ли провокаторы находили друг друга или кто-то умело сводил их и направлял, на этот счет так и не было сделано сколько-либо внятного судебного определения. У всех, кто следил за перипетиями процесса, не могло не сложиться чувство, что политически эта провокация далеко не исчерпана и когда-нибудь обязательно получит свое продолжение.

И вот это продолжение наступило.

Из стамбульской тюрьмы "Картал" Агджа вышел, неся в руках портрет покойного Папы. У ворот его встретили жидкая толпа поклонников с цветами и журналисты с фото – и телекамерами. Тургут Казан, адвокат Мехмета Али Агджи, заявил, что больше всего его подопечный мечтает посетить родные места в Анатолии, чтобы "повидать маму", и храм Фатимы в Португалии, "чтобы на десять дней преклонить колени перед Богородицей". У Агджи остался также "долг перед родиной" – служба в армии (в Турции гражданин военнообязан с 18 до 60 лет). Заниматься политикой его клиент не намерен, а "дело жизни" для него – написать новую Библию. Тут уже и сам Мехмет Али Агджа открыл рот для интервью: "Моя Библия сразу выйдет стотысячным тиражом. Пусть ее сравнят с традиционным Писанием и скажут, какая книга правдивее и логичнее".

Вот теперь я уверенно заключаю "раскаявшегося террориста" в кавычки. Даже если после всех снисхождений, оказанных ему правосудием двух стран, юридически этого урода не ухватить, на ниве религии он еще может натворить такое, что сам Иоанн Павел II перевернется в гробу. "Библия от Агджи" уже потому не пустая угроза, что, как и во всех предыдущих провокациях, у нее наверняка не один исполнитель, уже готовый взяться за работу. А техника провокаций ими давно отработана. И сколько их уже было!

Немое кино

Благодаря телевидению миллионы людей в мире увидели фрагменты визита Иоанна Павла II в тюрьму "Ребиббиа" 27 декабря 1983 года. Но только фрагменты и только с комментариями за кадром. Полный фильм-репортаж, существующий якобы всего в двух копиях, упрятан на веки вечные в Национальном архиве Италии и архиве Ватикана. И все же один из них спустя два месяца после события на целый час оказался в руках римского корреспондента турецкой газеты "Хюрриет" Мехмета Демиреля (очевидно, за соответствующую мзду). Моментально была сделана копия, но она оказалось... немой! Скорей всего, скопировать звуковую дорожку не удалось. Тогда за дело взялись специалисты по языку глухонемых. И вот перед нами текст, который должен был навеки исчезнуть во тьме веков и архивов.

ПАПА (входя): Добрый день.

АГДЖА: Спасибо.

– Так это тут вы живете?

– Да.

– Мы будем говорить здесь?

– Да. Давайте начнем.

– На каком языке будем говорить, на итальянском?

– Да.

– Очень хорошо, можем начинать.

– Да.

– Как вы себя чувствуете?

– Очень хорошо, спасибо.

– Я хотел спросить, как ваше здоровье?

– Хорошо. Прежде всего я хотел бы попросить у вас прощения за мой акт. Я счастлив, что вы в добром здравии. Я молюсь за вас.

– А я, повторяю, я вас давно простил. Благодарю вас за заботу о моем здоровье (Следует несколько нерасшифрованных фраз). Вплоть до этой минуты я верил всему, что вы мне сказали. Но как вы могли решиться на такое? Я хотел бы это знать. Для самого себя.

Ответ Агджи расшифровать не удалось: он заслонен фигурой Папы, и умельцы читать по губам бессильны.

ПАПА: Скажите мне о другом, об обстоятельствах.

АГДЖА: Я продолжу, начиная с Софии...

-Так вы там побывали? Я в этом не все понял. Вы встретили там человека?

– Да.

– Вы говорили с ним и заключили договор... Я хотел бы знать все детали. Скажите мне о тех обвинениях, которые вам продиктовали в обмен на вашу свободу.

– Поверьте мне. Я сказал вам правду.

– Я-то вам простил, но по итальянским законам предоставить вам свободу невозможно".

(Ответ Агджи расшифровать не удалось).

ПАПА: ...из Франции?

АГДЖА: Иначе и быть не могло. [...] Я был бы счастлив, если бы вы сделали так, чтобы мне снова давали газеты.

ПАПА: Я обращусь к властям.

– Спасибо. Это очень важно для меня. ПАПА: – Получаете ли вы новости из Стамбула? (Следует нерасшифрованный разговор).

ПАПА: Скажите мне, кто же хотел моей смерти? Кто послал вас на площадь Святого Петра?

Две минуты фильма, следующие после этого вопроса, ПОЛНОСТЬЮ ВЫРЕЗАНЫ. А дальше заключительный фрагмент: Папа протягивает террористу серебряные с перламутром четки и откланивается...

Где же тут исповедь "раскаявшегося преступника", неужели она заключена в этих "спасибо" да "молюсь за вас"? Движимый чувством христианского всепрощения и рассчитывавший, видимо, на покаяние злоумышленника, Иоанн Павел II в лучшем случае получил "ответы на вопросы". Но если один из этих ответов содержал хотя бы полупризнание, он с мясом вырван из контекста. Кем? Кто посмел вести столь дерзкую игру буквально под боком у Папы, чуть не в складках его белой сутаны? Почему эти купюры не возмутили ни папский, ни государственный архив? Направляющие сценарий невидимки контролировали его развитие постоянно, каждый изгиб и повертит. В это время они уже раскручивали "болгарский след", который и стал предметом очередного судебного разбирательства в 1985-1986 гг. На нем террорист-одиночка, схваченный на месте преступления и буквально через два месяца приговоренный к пожизненному заключению, вдруг предстал в роли "свидетеля-обвинителя", вспомнившего, что коллективный заговор все-таки был.

Техника провокаций

Тогда я и представить себе не мог, что через год получу в Римском Дворце правосудия оранжевый картон N 203 со своим именем, названием представляемой мной газеты и крупно оттиснутыми словами наискосок: "Действителен только на процессе Антонова". Не Агджи и еще пяти обвинявшихся вместе с ним турок, круг которых к концу процесса, кстати, почти удвоился, а болгарина Сергея Антонова, который даже в толк взять не мог, как угодил он в этот зал, в эту клетку, в эту историю вообще! "Колоссальный политико-юридический фарс", "пятьдесят заседаний сплошного вранья" – это из газеты "Паэзе сера", которую цитирую лишь потому, что почти десять месяцев (с перерывами) делил один стол с ее корреспондентом Джузеппе Розелли. Он возглавлял Римскую ассоциацию журналистов, пишущих на юридические темы, так что авторитетней некуда. Около пятисот журналистов со всего мира несколько месяцев терпеливо высиживали этот нелепый процесс в "Форо Олимпико" на окраине Вечного города, и у каждого красовался такой же кусочек оранжевого картона на груди, как у меня.

Я мог бы рассказать об этом процессе день за днем, но из пятидесяти заседаний выберу только один, особо памятный эпизод. В июне 1985 года вслед за процессом в "Форо Олимпико" в Риме начался суд над руководителями военной разведслужбы СИСМИ, а в Неаполе – над главарями "новой каморры" Рафаэле Кутоло и Джованни Пандико. Успех процессов над членами мафии зависит, как правило, от одного обстоятельства: есть или нет в руках правосудия "раскаявшийся преступник". На Неапольском процессе это и был Пандико. Он говорил много, но далеко не все. Чтобы заткнуть ему рот, "каморристы" убили его мать. Вот тут-то Пандико и заговорил. Оба судебных процесса вдруг вышли "на турецкий след" Мехмета Али Агджи.

Приговоренный к пожизненному заключению в июле 1981 года, он был отправлен в тюрьму "Асколи-Пичено" на Адриатическом побережье, а вскоре туда же угодили и главари каморры. И там они обнаружили турка, стрелявшего в Святого отца. "Али был напуган, – рассказал суду Пандико, – языка нашего не понимал, одет был кое-как, острижен наголо, к тому же его поместили в грязную камеру. Мы решили протянуть ему руку помощи".

Первоначальный замысел новоявленных друзей был крайне примитивен: втянуть Агджу в каморру и использовать его как "внутреннего убийцу" в тюрьме. Не приходится спорить: на эту роль Агджа подходил как нельзя лучше, хотя объясняться с ним Кутоло и Пандико могли только жестами. По их просьбе администрация тюрьмы установила в камере Агджи телевизор, настелила ковер, принесла книги и словари, самого турка умыли, приодели. Но тут события приняли неожиданный оборот.

Власти распорядились перевести Кутоло в другую тюрьму. "За пять или шесть дней до перевода, – продолжал свой рассказ Пандико, – я узнал от директора тюрьмы нашего друга Козимо Джордано, а он в свою очередь от капитана секретной службы, что в ходе переезда решено симулировать инцидент и убить Кутоло. Мы встревожились и через адвоката Мадонну, а он тоже член каморры, связались с Пьяценцой и Музумечи (тогдашние руководители СИСМИ). Генерал Музумечи немедленно прибыл в тюрьму..."

Отвергнув даже мысль о том, что кто-то дерзнет посягнуть на жизнь босса мафии, генерал тем не менее обмолвился, что каждого фанатика за руку не схватишь. "Каморристы" насторожились и стали упрашивать отложить перевод их босса на две недели. "Я окажу вам эту услугу, – сказал Музумечи, – если вы окажете мне другую". Оказалось, он просил помочь в том, чтобы подтолкнуть Агджу к "раскаянию".

"Генерал достал из кармана листок, – продолжал Пандико, – что-то вроде черновика договора, без штемпеля, где были изложены мотивы покаяния Агджи. Речь шла о Советском Союзе и болгарах. Мы согласились. С нами был также капеллан Сантини и сержант Гуаррачино, члены нашей организации. Позвав Агджу, мы пояснили, что Музумечи может ему помочь; И при этом объяснили, что в Турции его ждет смертная казнь, а здесь, в Италии, он сможет при желании выйти на свободу. Мы обрабатывали турка всю ночь и следующие дни, особенно я и падре Сантини, намекая, что если он не последует совету Музумечи, то хлебнет немало горя в самой тюрьме. Но убеждать его пришлось недолго..."

Допросы Агджи на процессе в "Форо олимпико" протоколировало юное создание в белокурых кудрях, которому чрезвычайно шла черная мантия с золотым позументом на правом плече. Мыс Джузеппе Розелли явно польстили ей, заметив, что она куда тщательнее протоколирует допросы, чем мы, журналисты, ведем свои записи в блокнотах. И это ей доверена защита такого трудного, увертливого, скользкого обвиняемого, как Мехмет Али Агджа! Юное создание улыбнулось: да нет, она всего лишь ассистент мэтра Пьетро д'Овидио, служебного, то есть назначенного, адвоката турецкого террориста, но его уже неделю нет. А где же он? "На процессе СИСМИ", – ответила ассистентка адвоката.

До Неаполя мне было не доехать, а на процесс СИСМИ отчего не сходить? Тем более что это во Дворце правосудия, где, как уверял нас "ответственный функционер доктор Е. Макалузо" (его имя мелким резиновым штампиком тоже отпечатано в уголке наших оранжевых картонов), во Дворце нам "все двери открыты". Ба! За столом адвокатов сидел... ну да, мэтр д'Овидио. Потом в кулуарах от итальянских коллег я услышал меткое определение – "Сисмидио", и точнее обозначить связь фактов, следствий и причин, протянувшуюся от "Форо Олимпико" до Дворца правосудия, было нельзя.

А ведь нити тянулись еще и в Неаполь, где шел процесс над каморрой. И в Болонью, где местный суд расследовал обстоятельства взрыва на вокзале в августе 1980 года, который унес свыше 80 жизней, не считая еще 200 покалеченных людей. Именно СИСМИ повернула расследование этого преступления на ложный путь, но была уличена, и пришлось ее руководителям сесть на скамью подсудимых. Итак, уже четыре процесса сплелись в узелок.

В отличие от огромного, как ангар, "Форо Олимпико" процесс СИСМИ проходил в таком маленьком зале, что если бы и там установили клетку, то пришлось бы в ней сидеть всем, включая и журналистов.

– Да не знаю я никакого Пандико! – в бешенстве кричал со скамьи подсудимых генерал Музумечи. – Я никогда не видел Агджу! Это заговор против меня! Я никогда не был в тюрьме "Асколи-Пичено"!

Дальше в моем блокноте "запротоколирована" фраза про "спасение родины" и спокойное возражение судьи:

– Генерал, сейчас мы спасаем не родину, а ее правосудие.

В перерыве судебного заседания я подошел к мэтру д'Овидио, но он сразу замахал руками: "Никаких интервью! " Однако я уже задал вопрос. Мне охотно ответил сидевший за соседним столом государственный обвинитель Лорето д'Амброзио:

– Наш процесс ограничен 1981 годом, и мы не можем в зале суда обсуждать разоблачения, поступившие с других процессов, особенно если они датируются более поздними сроками. Но и в пределах нашей компетенции много интересного. Я уже представил суду документ, изготовленный в СИСМИ всего через шесть дней после покушения на Папу Римского. Без какого бы то ни было расследования фактов эта служба пыталась толкнуть следствие на "советский след". Предстоит еще расследовать, была ли эта провокация подготовлена до выстрелов в Папу или после них. А отложить ее на целых четыре года и переделать в "болгарский след" пришлось из-за скандального разоблачения ложи П-2, к которой поголовно принадлежала вся верхушка СИСМИ.

Кстати

Иоанн Павел II никогда не верил в "болгарский след" и прямо сказал об этом при посещении Болгарии в 2002 году. Этот святой человек был далеко не так наивен, как о нем думали, особенно в начале его пастырского пути. В ходе визита в Чили прямо перед его глазами закипел бой между сторонниками и противниками режима, 600 человек были ранены, и Папа, которого пришлось буквально эвакуировать с поля боя, крикнул в микрофон: "Любовь сильней! "? Может, это пули Агджи заставили его раз и навсегда сделать выбор: для противления злу любовь сильнее, чем гнев? Целых полгода я наблюдал Иуду, который представлялся "воскресшим Христом", и могу засвидетельствовать: он так и не дождался из Ватикана ни одного ободрительного слова или жеста. Зло можно только простить – возлюбить его, конечно, нельзя. Но ни Агджа, ни те, кто уже четверть века помыкает этим паяцем, никогда не могли этого понять и не поймут.

20.01.2006