Культурно ли каяться?

"Отрадно, что наши люди, живя в зарубежье,
в окружении нехристианской культуры,
в материалистическом обществе, как например,
здесь в Америке, или в Европе, в глубине души
всё же сохраняют любовь к Матери Божией
и чувство покаяния.
Русские люди всегда имели чувство покаяния".

муч. убиенный Хосе Муньоз-Кортес,
Хранитель Иверской Мироточивой иконы,
Беседа в 1992 г., Монреаль

Признать свои ошибки? Согласиться с тем, что собственные поступки, действия оказались неправильными? Перед самим собой – с трудом, но как-то можно ещё себе представить. Но сознаться в этом перед кем-либо другим, это же значит выказать слабость, потерять лицо. О том, чтобы просить у кого-то прощения и подумать даже нельзя, такое это унижение... Не всякое общество располагает к покаянию.

Для того, чтобы рассмотреть возможность общественного, да и личного покаяния, стоит обратиться к внутренней сети, связывающей друг с другом частички того общества, которое стоит перед вопросом покаяния. Такой сетью, которая одновременно и связывает общество, и даёт ему опору, является культура. В данной статье понятие "культура" употребляется в расширенном его значении _как совокупность не только внешних (общепринятое поведение и действия, язык, искусство, и т.д.), но и внутренних (принципы, нравственные ценности, представления об окружающем мире, внутренние установки) факторов. Эти внешние и внутренние правила, как некоторого рода язык, усваиваются людьми по мере их врастания в определённую культуру и создают систему координат для ориентира и поддержки в повседневной жизни. Таким образом, культура в сильной мере определяет видение и восприятие мира человеком_ даже в областях, на первый взгляд, не имеющих к ней отношения. Поскольку через сравнение легче всего выявить особенности определённой культуры, мы сперва рассмотрим восприятие покаяния в разных народах и обществах, с тем чтобы яснее увидеть, насколько оно приемлемо или неприемлемо именно для русского общества с точки зрения и его традиционной и современной культуры. Естественно, покаяние в его духовном значении стоит выше культурных параметров, поэтому данный анализ рассмотрит лишь один из его многочисленных аспектов.

В современном мире через глобализацию шире всего распространилась культура секуляризованных западных стран. К этой культуре, точнее к её обобщённому образу, мы и обратимся в первую очередь. Если проявления покаяния могут выражаться и в определённых внешних традициях, то сама идея и отношение к нему всё же обусловлены скрытым её ядром – её ценностями.

Каковы же главные ценности нашего секуляризованного мира? Ясно, что они могут не совпадать – и в основном не совпадают – с ценностями религии той культуры, в которой они родились. Это и является признаком секуляризма, ибо отделение Церкви и государства друг от друга ведёт за собой удаление веры из жизни общества, и когда вера переносится исключительно в сферу личной жизни члена этого общества, то на общественную жизнь и развитие культуры она уже фактически не влияет. Именно это и произошло в рассматриваемом нами примере. Религия не преследуется, она просто играет всё меньшую роль. Плюрализм позволяет каждому человеку выбрать подходящее для него вероисповедание, не абсолютизируя, однако, его мировоззрения. Главное – чтобы человеку жилось приятно. Если ему нравится ограничивать себя какими-то религиозными нормами, то пусть ограничивает себя. Если ему доставляет удовольствие осложнять себе жизнь – пусть осложняет. Окружение, правда, может удивляться такому поведению, смотреть на него с лёгким недоверием, но, как говорится, "на вкус и цвет...", и пока он не навязывает своих странностей другим, это воспринимается как его личное дело. Большинству всё-таки приятнее жить, уступая желаниям своего тела и поощряя в себе чувственность, так как она позволяет ярче ощущать всякого рода удовольствия.

Остановимся на этих двух ценностях: свобода (если только она не причиняет вреда окружению) и жизнь в собственное удовольствие. Как они соотносятся с идеей покаяния, а главное – с тем пониманием покаяния, которое исторически присутствует в этих культурах? В странах преимущественно католической традиции покаяние в наши дни воспринимается в основном отрицательно, как нечто устаревшее и к тому же неприятное. Во-первых, оно противоречит свободе: каяться должен тот, кто нарушил заповеди, общий для всех моральный закон, связывающий человека. Такого рода абсолютный закон неприемлем для мира, который открыл для себя, что абсолютной истины не существует и всё зависит от личного восприятия. Во-вторых, оно мешает удовольствию, так как воспринимается как наказание, о чём свидетельствует и язык. Во французском, как и в немецком языке религиозное значение слова "покаяние" тесно связано со словами, употребляемыми для всякого рода наказаний (ср. нем. Buße – Bußgeld: покаяние – денежный штраф; фр. pénitence – pénitencier: покаяние – тюрьма, исправительный дом). Такая семантическая связь на языковом уровне ясно указывает на тесную связь этих понятий в культурно-психологическом восприятии.

Этому можно найти религиозно-историческое объяснение. На самом деле в римско-католической покаянной практике после раскаяния и исповеди с абсолюцией (лат. "absolutio": разрешение от грехов) предвидится сатисфакция (лат. "satisfactio"), как бы оплата долга Богу, удовлетворение Его гнева. Она ожидается после получения прощения для восстановления справедливости. В средневековье эта сатисфакция приняла две формы: денежный откуп (индульгенция) и физические страдания. Поэтому инквизиция – сегодня любимое обвинение в адрес христианства – в своё время воспринималась зачастую как очищение заблудших через причиняемые им страдания, своего рода насильственное покаяние, а не просто уничтожение врага мучением. Также во время чумы, к которой относились как к каре Божией, люди устраивали шествия с самобичеванием, общественной сатисфакцией. Естественно, такого рода ассоциации с покаянием, пусть и не вполне оправданные, вызывают отторжение у современного человека.

Отвержение же денежного откупа породило Реформацию. Мартин Лютер, борясь с католическим подходом к покаянию – слишком простым в его глазах – учил, что надо не откупаться от грехов, а всю жизнь обратить в покаяние. Средневековые "дни искупления" превратились в протестантской церкви в "дни покаяния и молитвы". При угрозе бедствий духовенство призывало всё население к усиленной молитве и покаянию. Со временем, религиозное содержание "дней покаяния и молитвы" потеряло общественный и приобрело личностный характер. Так как верующие весь этот день должны были посвящать размышлениям о своей греховности, отменялись всякого рода работы. В некоторых странах эта традиция сохранилась до наших дней. В Германии "день покаяния и молитвы" перестал быть государственным выходным только в 1994 году.

Однако было бы ошибочным заключить, что реформация сыграла лишь положительную роль для восприятия покаяния. Именно протестантизм привнёс в культуру ценности, которые играют ключевую роль в современном секулярном обществе, настроенном к покаянию по меньшей мере скептически. Эти ценности – стремление к профессиональному успеху и к материальному благополучию. Если до Реформации христианское учение призывало своих последователей к нестяжательству и борьбе с тщеславием, то протестантизм нашёл оправдание богатству. Он указал на зажиточность, связанную с жёсткой рабочей моралью, как на видимый знак благоволения Бога к человеку. Бедность и неудачливость стали восприниматься_как кара Божия. Таким образом, уровень материального благополучия стал мерилом духовного состояния человека.

Теперь, когда всё сильнее стирается из сознания присутствие Бога, душа современного человека может полностью отдаваться карьере, а для успешного продвижения по карьерной лестнице считается, что современному человеку в современном обществе очень полезны уверенность в себе и неуязвимость. Чувству неуязвимости покаяние прямо противопоказано, ибо оно открывает слабые места в человеке. Даже если они известны ему одному, от этого его самоуверенность может пострадать. Для укрепления веры в себя существуют целые психологические программы, пользующиеся большой популярностью. С их помощью лечат и людей, которые страдают от сомнений в себе, потому что эти сомнения, по широко распространённому среди современных психологов мнению, неизбежно приводят к комплексам и депрессиям.

Это интересно рассмотреть и под следующим углом: психологи в секуляризованном обществе часто заменяют духовных наставников. К ним приходят с теми проблемами, которые мешают получать максимальное наслаждение от жизни, будь то духовные или душевные трудности. Такой проблемой часто становятся угрызения совести, когда ценности современного мира нарушают традиционный моральный кодекс, усвоенный человеком в детстве при консервативном воспитании. В таком случае психолог может помочь человеку освободиться от связывающих его устаревших правил, избавить его от лишних комплексов. Здесь работа психолога прямо противоположна работе пастыря, старающегося, наоборот, покрепче затолкнуть его в рамки закона и путём покаяния вытравить из него тягу к современному благу. На самом деле многие поступки и проявления человека, раньше осуждавшиеся как грех, теперь таковым уже не считаются. Названия некоторых грехов, например "сладострастие" или "скупость", даже используются в рекламных целях, вроде "Вы скупой? Приходите к нам, у нас низкие цены!". Существуют научные исследования, которые доказывают, что многие эмоции и страсти, называемые в христианстве греховными, вызваны биохимическими процессами в организме. Из этого следует, что человек вроде даже не несёт за них ответственность. Получается, что каяться – не в чем.

И всё-таки не следует считать, что покаяние совсем чуждо нынешнему обществу. И оно осуждает преступления, имеет свои законы, за нарушение которых от нарушителя требуется расплата. Главный такой закон – это права человека. Они воспринимаются западным цивилизованным миром как универсальная ценность, хотя и тут иногда начинает раздаваться голос релятивизма: якобы в разных народах эти права воспринимаются по разному и не следует никому ничего навязывать. Однако голос этот пока очень слаб и незаметен.

Когда закон нарушается частным лицом, при освещении судебного процесса СМИ следят за тем, проявляет ли преступник раскаяние или нет. Общество положительно воспринимает слёзы преступника, тем более слова публичного покаяния в содеянном, а отсутствие такового расценивает как бесчеловечность. Особенно легко наблюдать за этим феноменом по заголовкам жёлтой прессы, которые полны либо смягчённым отношением к преступнику, либо возмущённым отвращением.

Если же права человека нарушаются на государственном уровне, то это государство ожидают самые тяжёлые последствия. Если нарушения происходили в прошлом, то от государства ожидается некоторого рода покаяние: во-первых, общественное признание в своих преступлениях, во-вторых, "сатисфакция" в виде репараций, выплаты денежных компенсаций пострадавшим, установление памятников жертвам и т.п. Пример такого государственного "покаяния" мы видим в Германии после второй мировой войны, находим его в отношении Франции к её бывшим колониям. Интересно в этой связи взглянуть, как оно воспринимается жителями названных государств: если немцы видят в этом неприятный, но священный долг, то у французов, по своим культурным данным более гордой нации, такие действия государства вызывают в лучшем случае иронию, если не глубокое возмущение. Раскаяние ожидалось мировой общественностью и от Сербии по отношению к албанцам.

Своими масштабными нарушениями прав человека в двадцатом веке Россия, безусловно, попадает в категорию стран, которые, с точки зрения секулярного мира должны сознаться в преступлениях и постараться загладить свою вину перед человечеством. Конечно, не совсем ясно, как реализовать в России сатисфакцию, когда она сама же от своего тоталитарного режима сильнее всех пострадала.

Тут нелишне задуматься о принадлежности России к секуляризованному миру. Если в европейских странах секуляризация за некоторыми исключениями протекала спокойно и гармонично, то в России безбожие насаждалось насильственным образом. Не будем рассуждать о том, не могло ли оно прийти само по себе через несколько десятилетий, не случись революции, но то ожесточение, с которым искоренялись из культуры христианские ценности, указывает на их глубокое укоренение в ней. Революция же была направлена против очень многих ценностей русской культуры. Если культура может принять постепенную смену ценностей как своё развитие и преобразование, то радикальная и насильственная смена воспринимается как преступление, ибо не существует здорового народа одобряющего поругания своих святынь.

Но какая культура сложилась в советском обществе, секулярная ли она и как соотносится с покаянием? Православная вера из общества, безусловно, удалялась, но замена её воинствующим атеизмом, своего рода религией, противоречит секуляризму, агностическому, но не ограничивающему прямым образом свободу религии. Коммунистическая идеология, база советской культуры, направляла людей на "строительство светлого будущего", история, имевшая слишком много отрицательных для общей линии аспектов, перечёркивалась, и о том, считалось ли необходимым покаяние можно судить хотя бы по банальному примеру, по словам известной детской песенки: "Если мы обидели кого-то зря, календарь закроет этот лист..." Остатки покаяния можно найти в готовности "исправиться" в случае обличения коллективом в каком-нибудь проступке. Только при том, что желающий исправления надеется исключительно на собственные силы, так как Бога нет даже в виде абстрактной Высшей силы секулярного общества, такое намерение покаянием назвать нельзя. Если учитывать, что "без Бога звереет русский человек", то именно из-за безбожной идеологии и произошли те преступления, которые ставят народ перед необходимостью покаяния, и не в советской же культуре нам искать ему поддержки.

Однако и 70 лет советской власти не смогли полностью уничтожить в русском народе те ценности, которые возрастали в России в течение теперь уже более тысячи лет. Есть основания для того, чтобы отсчитывать зарождение русской культуры от крещения Руси. Естественно культура существовала и у древних славянских племён, но выбор новой веры – притом выбор добровольный, а не вследствие завоевания – стал чётким рубежом. В этом случае _ покаяние, в православном его понимании, легло в самую её основу: обращение Св. равноапостольного князя Владимира, каким описывают его в древних летописях, было связано с полным его изменением, именно метаноией (греч. покаяние, изменение ума), отвержением старых его грехов. Ценности православия стали глубинными ценностями русской культуры. Были созвучны им и черты национального характера, о которых часто говорят, что они обусловлены суровой природой, такие, как терпение и смирение, и которые в западных культурах зачастую оцениваются не вполне положительно, как чрезмерная пассивность и неумение постоять за себя. Эти качества способствуют покаянию: терпение в преодолении своих немощей, смирение в сознании, что это невозможно без помощи Божией. То, что в русской культуре присутствует сознание соучастия Бога в таинстве покаяния мы можем проследить в словах народной песни о двенадцати разбойниках: "...вдруг у разбойника лютого совесть Господь пробудил".

Это далеко не единственное место в народном творчестве, где перед нами в положительном свете предстаёт покаяние. Г. П. Федотов в своём исследовании народной духовной поэзии приводит строки: "Восплачемся на всяк день и покаемся, И Господь услышит покаяние, За что и нам дарует Царствие Свое, Радости и веселию не будет конца". Тут нам открывается, что видит в покаянии русская культура: не столько наказание, сколько освобождение, исцеление от грехов – путь к Воскресению. Здесь вера в то, что "Господь услышит", простит, по любви Своей даруя награду, а не требуя возмездия. Неудивительно, что при таком видении покаяние воспринимается положительно, и даже если известно, что за некоторые грехи Церковь назначает епитимью, то это понимается не как наказание, а как лечение, своего рода терапия, приводящая к ещё более глубокому, возрождающему душу покаянию.

От примеров внешнего проявления культуры вернёмся к её скрытой части. Открывает взгляд на ядро ценностей культуры и то, каких она выбрала себе героев: тут и вышеупомянутые великий князь Владимир и раскаявшийся Кудеяр-атаман, но и Александр Невский, до кончины принявший иноческий постриг. Монашеский же путь есть путь покаянный. Об Александре Первом бытует легенда, что он скрылся от мира под именем старца Фёдора Кузмича, не находя иначе покоя от мысли о косвенном соучастии в убийстве отца. Для культурологического рассмотрения неважно, есть ли у этой легенды реальные основания, важно то, что таким хотел видеть народ царя, которого назвал "Благословенным". Героями, несущими ценности общества, могут быть не только легендарные и исторические личности, но и литературные герои. Насколько иной подход к покаянию показывает нам Достоевский, когда мы сравниваем его героев с героями Золя, отображающего французское общество того времени, в котором зрели плоды подхода Руссо, который в своей автобиографии "Confessions" от задуманного самообличения, перешел к самооправданию и закончил самовосхвалением. Насколько глубоко падение героев Достоевского, назовём только Митю Карамазова и Родиона Раскольникова, настолько же глубоко и их покаяние и высок духовный подъём вследствие покаяния. Существует мнение, что эти два полюса – глубина нравственного падения и интенсивность осознания этой своей греховности – являются типичными для "русской души". Примеров глубочайшего нравственного падения в истории России в 20-ом веке, сколько угодно...

Из всего сказанного выше мы можем сделать вывод, что притом, что покаяние требуется от России даже с точки зрения секулярного мирового общества, для русского общества оно не только приемлемо, но и естественно. Конечно, покаяние, основанное на традиционной русской культуре, будет иметь и другие цели и другое проявление, чем ожидал бы секулярный мир, и осложнить его могут секулярные ценности, приживающиеся в современном русском обществе. Но смена ценностей не происходит внезапно, традиционные ценности из современного общества не исчезают бесследно и велика вероятность, что способность русского человека каяться приведёт совокупность народа к желаемой цели.