Русский барин с европейским уклоном

Его наследие совсем невелико: несколько статей, несколько прозаических произведений. Он не стал издателем, он не сделал карьеры. Герцену Киреевский виделся неудачником, что-то "вдовье" Герцен читал в его лице. По темпераменту, по внешнему блеску, по влиянию Киреевский явно уступал другим славянофилам, Алексею Хомякову например, о котором тот же Герцен пишет с совершенно другой интонацией и нескрываемым восторгом. "Воля родится в тайне и закаляется молчанием" – этот тезис Киреевского, по существу, основа его жизненного пути. Его подвиг внутреннего делания не всем был заметен. Так же как сегодня его славянофильство мало кому ведомо. Киреевского, полузапрещенного в советское время, и до сих пор вспоминают или как участника московского кружка "любомудров", или как духовного сына оптинского старца Макария. Иными словами – или как дворянского интеллигента, или как убежденного православного. Или как славянофила, не вполне понимая, что это такое. Впрочем, славянофильство вообще сегодня довольно общий термин, содержащий в себе смыслы, которые Киреевского явно устрашили бы.

По образованию и воспитанию Киреевский был барином и европейцем. Его отец Василий Иванович был убежденным масоном и с увлечением занимался химией, однако при этом ставил провинившихся чиновников на поклоны, говоря, что нерадение по службе есть вина перед Богом. Его мать Авдотья Петровна Елагина, племянница Василия Андреевича Жуковского, увлекалась французской литературой, переводила из Жан-Поля и Гофмана, отчим – Алексей Андреевич Елагин был знатоком и почитателем немецкой философии. И в самом Киреевском интерес к философии пробудился очень рано.Философия (причем в лице таких корифеев XIX века, как Шеллинг и Гегель, их лекции он слушал за границей) его интересовала как способ постижения сущностного содержания народной жизни. "Киреевский не придавал решительного значения природным или врожденным свойствам народа", – писал Георгий Флоровский. И в этом его отличие и от народников XIX века, и от нынешних славянофилов. От последних его отличает и отношение к Западу. Вовсе не случайно журналу, который он намеревается издавать, Киреевский дает название "Европеец". Для Киреевского культурное наследие Европы – безусловная ценность. "Можно ли без сумасшествия думать, что когда-нибудь силой истребится в России память всего того, что она получила от Европы в продолжение двухсот лет". Оказалось, что можно...

Просветительский пафос оставался в нем на протяжении всей жизни. "О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России" символично называется одна из его программных статей. Он отнюдь не стремился, как обычно применительно к славянофилам утверждает школьное знание, к "восстановлению" былых, умерших форм русской жизни, допетровской Руси. В подобном повторении нет смысла, да оно и невозможно.

И этот романтик, пришедший к православию, этот барин, склонный предаваться лени, лежа на диване с трубкой и кофе, этот меланхоличный насельник Оптиной пустыни, с увлечением работающий над изданием отеческих творений, сам сегодня видится символом навсегда утраченного прошлого, прежних, "допотопных" жизненных уставов, к повторению которых стремиться бессмысленно. Хорошо бы хоть помнить о них. В особенности, когда речь заходит о народе, народности, почвенничестве, евразийстве, враждебном Западе и прочем.

22.03.2006