Русская православная церковь в течение последних двух лет все настойчивее говорит о правах человека ("ЕЖ" уже комментировал эту тенденцию). Все основные идеи не раз и не два были достаточно четко сформулированы митрополитом Кириллом (Гундяевым), церковная концепция прав человека даже рассматривалась как естественное продолжение "Основ социальной концепции", принятых в 2000 году. Однако потом от идеи принять церковный документ отказались. Или ее отложили. По каким-то, не заявленным ясно, причинам было решено провозгласить свою позицию не от имени Церкви, а от имени околоцерковной светской организации – Всемирного русского народного собора, так же, как это было ранее сделано с документом о предпринимательской этике. Принятая Собором декларация, должна, по мысли ее авторов, стать основой для дальнейшего развития церковного взгляда на сферу прав человека и церковной деятельности в этой области.
Как это часто бывает, и не только в Церкви, документ готовила узкая группа авторов, мнения прочих выслушивали (месяц назад была даже устроена небольшая предварительная конференция), но не комментировали, никакой полемики не велось. Даже на самом Соборе, на секции по этой теме, заседавшей весь второй день, проект декларации участникам не показали. В результате текст содержит немало странностей. Например, в первом же абзаце, где говорится о "конфликте цивилизаций", Собор выступает не от имени "православной цивилизации", как до сих пор можно было понять церковных авторов, а "от имени самобытной русской цивилизации".
Декларация в целом полна таких неопределенных формулировок и расплывчатых утверждений – в отличие от гораздо более четких выступлений митр. Кирилла. Ни разу не упоминаются православие и Христос. И это явно принципиальная позиция: текст предназначен для одобрения представителями, в том числе, других религиозных традиций. Нет сомнения, что многими из них он будет одобрен.
Главный нерв всей предшествовавшей принятию декларации работы – противопоставление ценностей веры ценностям гуманистическим, коллективных – индивидуалистическим, нравственных – отвлеченно-юридическим и т.д. Декларация призывает гармонично сочетать разные ценности, что само по себе было бы трюизмом: все Конституции и международные договора и так фактически основаны на компромиссе ценностей личных, государственных и групповых. Правомерное и пропорциональное ограничение различных прав и свобод соображениями безопасности, нравственности и т.д. и так записано во всех основополагающих документах и отражается в судебной практике, в том числе – в практике Европейского суда по правам человека.
Дело именно в желании Церкви сдвинуть все эти балансы в сторону традиционных религиозных принципов – и консервативная околоцерковная общественность, собирающаяся на ВРНС и тому подобных форумах, ее в этом поддерживает. Необходимо, однако, понимать, что, говоря о смещении баланса, мало кто, судя по всему, задумывается о том, как далеко его – в идеале – следовало бы сместить. Вряд ли рассуждения о том, что "РПЦ тянет нас в средневековье", правомерны: митр. Кирилл или протоиерей Всеволод Чаплин прекрасно понимают, что реально возможны только весьма ограниченные сдвиги в направлении чаемой десекуляризации общества – и именно их и добиваются. Например, митр. Кирилл не призывает восстановить уголовное преследование за гомосексуализм, но призывает к его официальному и общественному осуждению – вместо формирующейся ныне толерантности к "содомскому греху". Прот. Всеволод Чаплин выступает за юридическое приравнивание оскорбления святыни к оскорблению человека. Церковь всегда – за запрет абортов, но готова и к частичным мерам.
При такой умеренности практических требований смысл декларации достаточно радикален. Она рассматривает понятия прав человека и свободы выбора таким образом, что просто лишает их самостоятельной ценности. Текст, в соответствии с христианской традицией, различает свободу от греха (ту самую свободу, о которой писал апостол Павел) и свободу выбора между добром и злом. Первая свобода очевидно приоритетна. Вторая же разновидность свободы – и тут декларация, на мой взгляд, от традиции как раз отходит – практически отвергается. Вот как это сформулировано: "Свобода выбора приобретает ценность... когда человек выбирает добро".
Соответственно права и свободы человека признаются лишь "в той мере, в какой они помогают восхождению личности к добру, охраняют ее от внутреннего и внешнего зла". По сути, речь идет даже не об ограничении прав и свобод, а просто об отказе от них, о замене их на некие похожие, но принципиально другие инструменты, направленные именно на "добро". Последнее слово приходится брать в кавычки, поскольку на практике критерий восстановления образа Божия в человеке придется заменять какими-то более верифицируемыми критериями, как то и было в традиционных религиозных обществах.
Декларация определенно полемична, но объект ее полемики не совсем понятен. Совсем немногие правозащитники и либеральные демократы согласятся, что их взгляды основаны на руссоистском представлении о прирожденной доброте человека, как утверждает митр. Кирилл. Если декларация "за право на созидание и против "права" на разрушение", то кто же за это последнее "право"?..
С другой стороны, Собор выразил готовность к сотрудничеству со всеми "благонамеренными силами". Возможно ли оно при таких расхождениях во взглядах? В принципе, возможно. Но для этого как минимум нужно, чтобы церковная правозащитная деятельность началась. Люди часто сотрудничают по частным вопросам, расходясь в общих или в каких-то других частных. И до ВРНС понятие "права человека" использовалось разными группами отнюдь не в том только смысле, который заложен в международных конвенциях; это вызывало и вызывает трудности, но не является непреодолимой проблемой.
Источник: Ежедневный Журнал
