Возвращение в Россию

Это уже девятая по счету церемония вручения. Традиционно она проходила в Москве, в Доме Русского Зарубежья на Таганке, при стечении большого количества гостей и прессы.

Учрежденная Русским общественным фондом А. И. Солженицына девять лет назад премия в разные годы вручалась академику В.Н.Топорову, прозаикам Валентину Распутину, Евгению Носову и Леониду Бородину, поэтам Инне Лиснянской, Юрию Кублановскому и Ольге Седаковой, критику и филологу Игорю Золотусскому, философу и политологу Александру Панарину, режиссеру Владимиру Бортко и артисту Евгению Миронову. Был и один посмертный лауреат – самый честный и самый пронзительный военный прозаик Константин Воробьев, не знавший при жизни ни почестей, ни наград.

Престиж премии не оспаривает практически никто. С весомостью ее лауреатов тоже трудно не согласиться. Тем не менее предугадать выбор жюри каждый раз бывает невозможно. Слава богу, в России еще достаточно авторитетных имен. В этом году жюри поступило не вполне традиционно. Премии был удостоен относительно молодой писатель Алексей Варламов, чей дебют пришелся на начало 90-х годов. Таким образом, жюри впервые сделало свой выбор среди писателей нового поколения. После того как президент Русского общественного фонда Наталья Солженицына сердечно поздравила лауреата, он по традиции произнес премиальную речь. Вот отрывки из нее.

Прямая речь

Алексей Варламов

– В своей личной судьбе сюжет осознания России, а не Советского Союза своей родиной я считаю ключевым. И большую роль здесь сыграла не только художественная литература или даже писательские письма, дневники и мемуары, но более них – устные рассказы самых обычных русских людей.

Их лица я запоминал и их рассказы записывал в фольклорных и этнолингвистических экспедициях и походах по Русскому Северу и средней полосе России; о подлинной крестьянской жизни мне рассказывал старик Василий Федорович Малахов в Вологодской волости Падчевары; о судьбах тех, кто Россию покинул, но сохранил ее в своей памяти, я слышал от русских эмигрантов и их потомков в Америке и Европе.

Я благодарен людям, не пожалевшим для меня памятя своего сердца, и самым первыми сокровенным из них была моя бабушка Мария Анемподистовна Мясоедова, прожившая очень тяжелую и потому такую обыденную для русской женщины жизнь. Она воспитала одна троих детей, спасала их в войну от голода и болезней, дала каждому образование, а еще писала стихи и прозу, но профессиональной писательницей не стала, потому что на ее веку были другие, более важные, чем литература, заботы, и обязанный ей в своей жизни очень многим, я воспринимаю свое писательство как ее поручение и восполнение не сделанного ею...

... В истории русской литературы часто бывали периоды, когда она испытывала и выражала в слове не только раздражение и оскорбленность, о которых говорил Пушкин, но и трагическое чувство Богооставленности, чувство страха, что над нами, по выражению Николая Рубцова, "не будет таинственной силы", однако литература умела это отчаяние преодолевать, находя точки опоры и представляя земной мир не как царство ненависти, абсурда и зла, а как мир искаженный, но сохранивший черты первоначального замысла.

Перефразируя известное выражение Тертуллиана о душе человека, можно так сказать: русская литература всегда была по натуре христианкой. Но призвание и поручение свое она видела не в том, чтобы подменять собою Божественное откровение либо пастырское слово, а в том, чтобы понять и образно выразить неслучайность, промыслительность всего происходящего в мире, и прежде всего происходящего в России и с Россией. Тот страшный разрыв, который случился в русском народе в XX веке и который по сей день нельзя считать преодоленным, в нашей литературе был побежден. И здесь можно поспорить и с Буниным, и с Розановым, независимо друг от друга писавшими о том, что литературный подход отравил русское общество. В XX веке, в годы советской власти, он стал, напротив противоядием и спасал нас от потери своего исторического образа. Нам говорили неправду на уроках истории и обществоведения, но нас спасали уроки литературы, спасали школьные сочинения об Онегине и Раскольникове, спасали толстые журналы и книги, где пусть украдкой, но пробивалась, развивалась, как трава, правда. Сохранившая национальную память литература стала одним из путей нашего возвращения в Россию.

28.04.2006