Л.А. Герд. "Константинополь и Петербург: церковная политика России на православном Востоке (1878–1898)". – М.: Индрик, 2006. 448 с.
В качестве отправной точки анализа церковной политики России на православном Востоке автором монографии взят год окончания последней Русско-турецкой войны, завершившейся Берлинским конгрессом и дипломатическим унижением России. Последующие два десятилетия той эпохи стали временем, когда императорская власть стремилась переломить ситуацию, политически и идеологически утверждая свое влияние на территории разваливавшейся Османской империи.
В этой борьбе России приходилось сталкиваться не только с Австро-Венгрией и Англией, но "и с планами греков, мечтавших о восстановлении Византийской империи и мысливших в прежних имперских категориях". По существу, в конце XIX века греки оказывались идейными противниками России, где в то время наблюдалось возрождение византийских идей государственной власти.
Эти идеи основывались на том, что Россия – православная монархия, прямая наследница и преемница погибшей в середине XV века православной Византии. Таким образом, религиозный фактор оказывался востребованным и русскими политиками, принимавшими активное участие в дипломатической работе на православном Востоке, и русскими историософами, часто видевшими окончательное разрешение восточного вопроса в изгнании турок из "Второго Рима" и установлении господства России на Балканах.
В подобной ситуации, естественно, вставал вопрос о том, какого рода союзником русских на православном Востоке мог стать Константинопольский Патриархат, бывший духовным и отчасти гражданским лидером турецких греков.
Первая глава исследования посвящена рассказу о состоянии Константинопольского Патриархата до второй половины XIX века.
В частности, среди патриархов были как те, кто воспринимал Вселенский Патриархат в византийской традиции как подлинно наднациональный, так и откровенные грекофилы, желавшие "играть роль византийского Папы". В таких условиях представители России в Турции должны были входить в контакты с патриархами и членами Синода, согласовывать свои действия как с МИД, так и с обер-прокуратурой российского Святейшего Синода.
Автор дает обзор дипломатических и военных мероприятий России на православном Востоке. В частности, она затрагивает острую проблему славяно-греческих отношений (прежде всего болгаро-греческих). В разрешение проблемы была вовлечена и русская сторона, которой надо было учитывать тот факт, что политические вопросы здесь тесно переплетены с церковными.
В подобной ситуации принципиальная установка российской политики оставалась неизменной. Крупнейшая православная империя считала себя ответственной за судьбу находившихся под турецким игом христиан. В связи с этим отдельная глава исследования специально посвящена проблеме отношений России к греко-болгарскому вопросу в 80–90-е годы XIX века. Подавление греческим духовенством национального просвещения болгар и взимавшиеся в пользу архиереев-греков подати вызывали возмущение болгар, часто переходившее в восстания.
В то время Россия в лице светских чиновников и митрополита Филарета (Дроздова), считавшего невмешательство наиболее верным направлением русской церковной политики, по сути, стояла на стороне Константинополя. Однако уже в 1870 г., с изданием султанского фирмана от 27 февраля, была учреждена Болгарская экзархия.
Спустя два года Болгарская Церковь была объявлена независимой, а в сентябре того же года Собор с участием восточных патриархов утвердил определение о расколе. Л.А. Герд показывает, как и почему Русская Церковь не спешила с определенным выражением своей позиции. С болгарским высшим духовенством русские иерархи не сослужили, однако болгар не обвиняли в ереси, воспринимая их лишь как раскольников, не имеющих догматических различий с православным вероучением.
Герд доказала, что "греко-болгарский церковный вопрос, как и большая часть церковных вопросов конца XIX в., был вопросом чисто политическим, решавшимся, однако, в рамках привычных для христиан Османской империи церковно-правовых норм".
Борьба за церковное преобладание в Македонии и Фракии была борьбой за эти территории. Таким образом, получалось, что Россия в данном случае решала вопрос о собственном преобладании на Балканах. Политический интерес тем самым предполагал необходимость учета и "религиозного фактора".
С этой точки зрения в отдельной главе исследован и вопрос о русском присутствии на Афоне. Автор показывает причины беспокойства греков, наблюдавших за увеличением русского присутствия на Святой Горе. Националистически ориентированные греки видели в русских панславистов и врагов эллинизма.
При таких оценках Россия могла восприниматься как потенциальный враг и соперник идеологов осуществления идеи возрождения Византийской империи. В подобных условиях русские политики (в том числе и обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев) не стремились делать решительных шагов, которые могли бы нарушить существовавшее равновесие.
Без знания церковной проблематики разобраться в хитросплетениях внешней политики России на православном Востоке конца XIX века и, следовательно, правильно понять влияние "византийского фактора" на русскую православную идеологию было невозможно.
Герд справедливо полагает, что "одно неверное действие могло вызвать воспламенение страстей, объявление Константинополем Русской Церкви схизматической или вооруженное вмешательство западных держав в македонские дела".
Данное исследование прекрасно демонстрирует, что без знания церковной проблематики правильно понять влияние "византийского фактора" на русскую православную идеологию невозможно.
Источник: НГ-Религии
