Российская история знает две конфигурации: либо русские против всего остального мира, либо русские друг против друга. Нынешний заморозок ведет к объединению церквей: глава РПЦ Патриарх Алексий и глава Православной Церкви Заграницей митрополит Лавр подтвердили, что "наметившемуся процессу альтернативы нет". Архиерейский собор РПЦЗ в Сан-Франциско признал возможность "канонического общения" двух ветвей русской церкви: сохраняя известную самостоятельность (отдельно избирая главу), РПЦЗ сольется с Московским патриархатом.
Причиной раскола был вопрос о сергианстве – то есть о приятии советской власти; митрополит Сергий Старгородский допускал сотрудничество с атеистической властью и признал ее "данной от Бога" – его предшественник патриарх Тихон отказывался от такого признания и умер непримиренным; последователи Тихона откололись и создали Церковь Заграницей (именно так, в одно слово). Не сказать, чтобы в церкви сегодня установилось единство по вопросу о большевизме и о том, бывает ли власть не от Бога; скорее объединение – свидетельство того, что этот вопрос признан непринципиальным. Мы не нужны прочему миру ни хорошими, ни плохими – нас могут использовать, но не станут любить. Поэтому надо преодолевать любые свои разногласия, стараясь не замалчивать их, "не наносить друг другу новых ран", как сказал наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов). Близость архимандрита Тихона к президенту России общеизвестна. Отсюда понятен и шумный восторг прессы по поводу объединения.
Это не хорошо и не плохо (то есть моральные оценки происходящего у меня есть, но я их оставлю при себе). Это естественно. Наши различия и конфликты – подумаешь, поубивали миллионов десять сто лет назад да миллионов двадцать потом – все же не так существенны, как наше отличие от прочего мира. Сегодня неважно, что в России были революции, перестройки, взаимные истребления, – а важно, что были Великая Победа и Гагарин. Все мы – и те, кто сажал, и те, кто сидел, и те, кто только собирается этим заниматься – единый народ. Но если церкви все-таки проще (она объединена верой в Христа), то прочему народу приходится объединяться на вовсе уж сомнительном основании: на том, что нас никто не полюбит никогда.
Есть и еще одно основание. Все красные и белые, гонители и гонимые безусловно принадлежали к одной и той же нации. Отличительная черта которой – уникальная готовность бить своих, чтоб чужие боялись. Это действительно наше. Подозреваю, что для большинства российского населения это куда более понятная идентификация, нежели все символы христианской веры. Потому что готовность к самоуничтожению никуда не делась.
24.05.2006
Источник: Собеседник
