Венера Милосская эпохи политкорректности

На постаментах Трафальгарской площади стоят герои Британской империи: Нельсон, два бронзовых генерала, отличившихся в Индии, король Георг IV. Сравнительно недавно в этой сугубо мужской военной компании появилась мраморная женщина без рук, с короткими деформированными ногами. Ее зовут Элисон Лэппер. Она "голая, беременная и гордая", как говорит автор этой статуи Марк Куинн.

Пьедестал, где ее установили, пустовал с XIX века. Сначала планировали поставить там еще одного короля, но средств не хватило, потом начались споры по поводу самого памятника. Наконец, почти 160 лет спустя лондонский мэр взял инициативу в свои руки и объявил творческий конкурс. Осенью прошлого года здесь была установлена статуя высотой четыре с половиной метра. На нее вовсю глазеют приезжие.

– Это что за карлица? – обращается непонятно к кому громкоголосый американский турист.

– Жуткая леди, абсолютно согласен с вами, – откликается пожилой англичанин. – Такие виды предназначены не для публики, а для супруга, в спальне, если он захочет смотреть.

И вдруг жена этого англичанина, неуступчивая такая старушка, выходит вперед:

– А мне нравится. Вы посмотрите на ее лицо.

Это точно – голова прекрасна, как у античной богини. Не зря эту статую сравнивают с Венерой Милосской, обе к тому же безрукие.

В документальном фильме о сорокалетней Элисон рассказывалось, что первые семнадцать лет жизни она провела в интернате для инвалидов. Там ее заставляли носить протезы, которые она возненавидела на всю жизнь. Но у девушки оказался сильный характер. Она сбросила протезы и научилась рисовать и фотографировать с помощью ног, часто используя в качестве модели собственное обнаженное тело. Она не отказывалась от своего женского счастья, родила сына. Судьба матери-одиночки дается ей очень тяжело, хотя, как все британские инвалиды, она окружена заботливыми помощниками и пользуется немалой свободой передвижения.

Когда Куинн предложил ей позировать для скульптуры, Элисон предупредила его, что находится на восьмом месяце беременности. Но Куинн обрадовался – это как раз то, что надо: уберем привычные границы и создадим манифест всепобеждающей женственности.

Раньше превозносили героев, которые огнем и мечом покоряли мир, – таких, как Нельсон. Теперь славят тех, кто преодолел обстоятельства и различные предрассудки (по поводу сексуальности, физических недостатков, беременности). Но интересно: не будь у Элисон Лэппер лица греческой богини, стал бы художник ваять ее? Если классическая красота – тоже предрассудок, то в данной работе Марку Куинну полностью избавиться от предрассудков не удалось.

Обозреватели, особенно консервативные, все равно назвали статую ужасной – и идею, и воплощение. Вообще-то, говорят они, на площади уже был один инвалид – Нельсон. Но его не поэтому туда поставили. А в чем вообще заслуга перед обществом этой женщины? В том, что она случайно забеременела?

Более умеренные критики считают, что подобные нетрадиционные, но наводящие на размышления статуи имеют право на существование. Только им не место на площадях исторической славы. Мраморная Элисон лучше смотрелась бы в каком-нибудь тихом скверике перед больницей.

Не успел Лондон прийти в себя от мраморной Элисон, как во дворе Королевской академии художеств была установлена еще одна беременная – бронзовая, в два раза большего размера. Одна половина статуи – прекрасная молодая женщина на сносях, другая – череп и тело с содранной кожей, распоротым животом, в котором находится плод. Или тут маньяк скальпелем поработал, или патологоанатом.

Автор этой "Матери-девственницы" – Дэмиен Хёрст. Сейчас на него, как на какого-нибудь гения эпохи Возрождения, работает 75 подмастерьев, а начинал он трудно, в одиночку, стоя в сапогах в растворе формалина. Славу ему принесли "маринады" – законсервированные в прозрачных емкостях трупы животных.

Всем этим "маринадам" даются философские названия – вроде "Мать и дитя разлучены" (мертвая корова с теленком), "Спокойствие уединенности" (труп овцы с воткнутым в ногу шприцем, сидит на унитазе), "Тысяча лет" (череп с червяками, которые превращаются в мух). По словам самого Хёрста, его искусство посвящено "жизни, смерти и всякому такому".

Консервированная смерть вызывает отвращение, поэтому американцы запрещали выставки – из опасения, что особо чувствительных посетителей стошнит прямо в зале.

Тошнит немногих. Реакция большинства – шок и неодобрение. На это и делается расчет. Хёрст приобрел известность и деньги, эксплуатируя подобное зрительское восприятие.

В отличие от полоумных миллиардеров, готовых купить его работы, сам художник и его покровители, владельцы галерей, – трезвомыслящие люди. В мире искусства теперь можно преуспеть, абсолютно не имея таланта. Достаточно быть хорошим антрепренером и дельцом.

Великому английскому художнику Джону Констеблу, жившему двести лет назад, пришлось бы сотворить нечто скандальное, чтобы достичь успеха в наши дни. Например, привезти стог сена на телеге с лошадью и вывалить прямо в выставочном зале. Иначе сегодня на его волшебные сельские пейзажи никто и внимания бы не обратил.