Георгий Гурджиев был одной из самых загадочных фигур первой половины XX века. Одни видели в нем носителя древнего знания и пророка, другие – "поработителя мужчин" и "соблазнителя женщин". Его жизнь – одна из любопытнейших страниц бурной эпохи войн и революций.
Георгий Иванович Гурджиев появился в России между 1911 и 1913 гг. К этому времени ему было около сорока лет. За спиной у него была сложная жизнь, разобраться в которой пытались многие биографы. Сам же он сделал все возможное, чтобы замести все следы, смешать факты с легендами, а иногда просто с абсурдом и анекдотами.
Для известного русского писателя, путешественника и исследователя "чудесного" Петра Демьяновича Успенского, встретившегося с Гурджиевым в 1914 году, и своих многочисленных российских, западноевропейских и американских последователей он был источником высшего знания. Для других он был "соблазнителем женщин", "поработителем мужчин", лжепророком и самим дьяволом.
Гурджиев немало поработал сам, чтобы создать этот двоящийся образ. Он подписывал свои послания ученикам как "Черный грек", "Тигр Туркестана" и "Племянник князя Мухранского". Однако что же мы действительно знаем о нем?
Начало начал
Он родился в 1870-х гг. в городе Александрополе (нынешний Гюмри), его отец был греком, а мать – армянкой. Отец был ашоком, собирателем и исполнителем древнего эпоса, а также мудрым человеком, покорно и с достоинством переносящим свои неудачи.
Интерес Гурджиева к мистическому православию сформировался под влиянием Русской и Армянской Церквей. Впоследствии Гурджиев назовет свое учение "эзотерическим христианством", тем самым отделив его от "официального" христианства, отношение к которому у Гурджиева было вполне типичным для большинства интеллигентов того времени.
Он много путешествовал, и если верить его рассказам о причинах этих путешествий, то главным их мотивом, несомненно, было стремление найти истину в форме древнего знания, возможно сохранившегося и дошедшего до нашего времени.
В 1915 году Гурджиев говорил в Москве с Успенским о "тибетских монастырях, Читрале, горе Афоне, суфийских школах в Персии, в Бухаре, восточном Туркестане, а также о дервишах разных орденов, но обо всем этом говорилось очень неопределенно". В разговорах с другими учениками, задававшими ему вопрос о местах, где он почерпнул свое учение, Гурджиев чаще всего упоминал Тибет, восточную Персию и Внешнюю Монголию. Его учение, несомненно, содержит в себе элементы тибетского буддизма, но также и элементы суфизма, йоги и других неизвестных никому традиций.
Гурджиев говорил Успенскому, что его путешествие на Восток было предпринято вместе с группой друзей, которые назвали себя "искателями истины". Среди них были люди, специализировавшиеся в различных областях знания и исследовавшие разные аспекты традиции. "Позже, – пишет Гурджиев, – когда мы собрались, мы сложили вместе все, что мы нашли".
Великий сердцевед
В российской столице его встретили с недоверием, прежде всего как человека из провинции. Гурджиев подпадал под этот стереотип, преодолеть который ему было непросто. Ведь в его задачу входило собрать под свое крыло искушенных и требовательных представителей интеллигенции и богемы, обладающих авторитетом и влиянием в обеих столицах.
Для того чтобы привлечь внимание этих кругов, по заказу Гурджиева один из его первых учеников написал небольшой программный опус, озаглавленный "Проблески истины". Для той же цели в одной из московских газет была помещена заметка о готовящемся к постановке балете "Битва магов". Именно ее прочитал Успенский и в связи с ней впервые обратил внимание на имя Гурджиева.
Георгий Гурджиев при первой же встрече с человеком умел задеть самый нерв его устремлений, страхов и надежд. Он говорил с музыкантами о "законе октавы", с художниками об объективном искусстве, с докторами о восточной медицине, с бизнесменами о бизнесе. С Успенским во время их первой встречи он заговорил на темы, интересовавшие в то время Успенского: о путешествиях и наркотиках, причем и в той, и в другой области он предстал перед ним человеком более опытным, чем его собеседник.
Другая разыгрываемая Гурджиевым линия поведения вела к созданию резко негативного впечатления. Он никогда не упускал случая создать для собеседника ситуацию напряжения, испытания, проверки. Ломка ожиданий, шок от встречи с неожиданным и непривычным, по мнению Гурджиева, должны были вести к пробуждению в человеке совести и сознания – двух важнейших элементов подлинно человеческой природы.
Озабоченный легкостью, с которой человек не поддается внешнему внушению и вытекающему из него "сну", в котором и проходит вся человеческая жизнь, Гурджиев предложил своим последователям метод самовоспоминания, ведущий к "пробуждению ото сна". Этот метод Гурджиев называл "четвертым путем", сочетающим в себе элементы трех других классических путей "пробуждения": "путь факира", "путь монаха" и "путь йога".
Избегая концептуальной кристаллизации своего учения, Гурджиев изобретал различные способы, чтобы увести человека от поверхностного механического схватывания своих идей и направить его к их глубокому постижению. Это постижение было связано с изменением системы ценностей и ориентиров человека и должно было вести к обновлению жизни, которое и было главным смыслом и целью усилий Гурджиева.
Постепенно усилия Гурджиева начали вознаграждаться вниманием творческой интеллигенции российских столиц, вокруг него стали собираться нужные люди. И когда, наконец, появились условия для осуществления его грандиозных замыслов, происходит революция 1917 года и последовавшая за ней Гражданская война. Гурджиев уезжает на Кавказ.
После отъезда Гурджиева Успенский собрал петербургскую группу и предложил ей эмигрировать за границу, однако реакция большинства была нерешительной. Многие все еще надеялись на чудо. В мае от Гурджиева пришла короткая телеграмма: "Если хотите отдохнуть, приезжайте ко мне".
Успенский первым откликнулся на призыв Гурджиева. Вскоре и другие ученики начали съезжаться к Гурджиеву из Москвы и Петрограда. К августу 1917 года в Ессентуках вокруг него собрались тринадцать человек. Некоторые жили вместе с Гурджиевым, другие приходили к нему рано утром и оставались до глубокой ночи. Спали по четыре часа. Ученики выполняли всю домашнюю работу, остальное время было заполнено беседами и упражнениями.
Странники Божии
В 1918 году Гурджиев и его спутники уезжают в Тифлис, куда еще не дошел пожар революции. Здесь он познакомился с Александром и Жанной де Зальцманами (Александр де Зальцман был талантливым театральным художником, а его жена Жанна учителем танцев по системе знаменитого хореографа Жана Далькроза) и начал работу над постановкой балета "Борьба магов".
Осенью 1919 года Гурджиев предложил де Зальцманам оформить их совместную деятельность как Институт гармонического развития человека. Теперь центральным в работе Гурджиева становился балет, который, по его мнению, должен был стать "школой". Участники балета должны были научиться управлять своим телом, продвигаясь таким образом к раскрытию высших форм сознания.
Между тем политическая обстановка в Тифлисе становилась все более неспокойной, и, хотя большевики пришли в Грузию лишь в январе 1921 года, Гурджиев принял решение покинуть этот город летом 1920 года. На попутном пароходе компания, состоящая из Гурджиева и его многочисленных спутников, отплыла из Батума в Константинополь.
Однако в августе 1921 года Гурджиев и его спутники вынуждены были уехать в Германию, которая в начале 1920-х годов была Меккой мистицизма.
После ряда неудачных попыток обосноваться со своим институтом в Германии Гурджиев начал готовиться к поездке в Англию к Успенскому. Он прибыл в Лондон в феврале 1922 года и встретился с его учениками. Но обосноваться в Англии, так же как и в Германии, Гурджиеву не удалось. Несмотря на хлопоты английских друзей, виза не была получена. Впрочем, Гурджиеву было поставлено условие, которое он не принял: он мог получить визу один, без спутников, приехавших с ним из Тифлиса и Константинополя.
Летом 1922 года на деньги, собранные учениками Успенского в Лондоне, Гурджиев купил замок Приэре в Авоне близ Фонтенбло и открыл в нем Институт гармонического развития человека. Туда устремились константинопольские и лондонские ученики Успенского. Работа Гурджиева в этот период была посвящена главным образом методам изучения ритма и пластики. В декабре 1923 года Гурджиев устроил в Париже в театре на Елисейских полях демонстрацию плясок дервишей и ритмических движений под специальную музыку, сочиненную им для этих целей. Вскоре после этого вместе со значительной частью своих учеников он уезжает на гастроли в Америку.
Трудовая жизнь в волшебном замке
Замок Приэре, взятый в начале 1922 года в аренду, вскоре был приобретен Гурджиевым на средства, собранные лондонскими учениками Успенского. В октябре 1922 года он въехал туда с толпой учеников, и там сразу же развернулась бурная деятельность. Прежде всего был напечатан проспект по-французски, извещавший публику об открытии "Института гармонического развития человека Георгия Гурджиева". Проспект начинался с рассказа об "искателях истины" и о российских приключениях Гурджиева и заканчивался внушительным числом последователей. Называлась цифра в 5 тысяч человек.
В англоязычном проспекте, который появился позже, Гурджиев напустил еще больше тумана. Там говорилось об изучении методов усовершенствования человеческого "Я" в соответствии с теориями европейских и восточных научных школ, о применении психологических методов к различным наукам, о космической психологии и вселенской механике, о теории относительности, нумерологии, астрофизике, алхимии, древней и современной восточной медицине, о психологии искусства, древней и новой философии, о гармонических ритмах и медицине.
В замке царила атмосфера экзальтации. Ходило множество рассказов о невероятных переживаниях, которые испытывали его обитатели.
Музыка Гурджиева, которую он часто исполнял сам на ручном органе, воспринималась большинством из обитателей замка как музыка сфер. Другие считали, что эта музыка непосредственно воздействует на человеческие эмоции, возбуждая радость, сожаление, страх и мощное стремление к "пробуждению". Музыка шла рука об руку с "движениями" и "храмовыми танцами", создавая совместно новый язык гурджиевского учения.
Обучение обычно длилось далеко за полночь, так что редко кому удавалось поспать больше трех-четырех часов. По теории Гурджиева, люди, которые спят по семь часов, теряют половину этого времени на некачественный сон, и только глубокий сон, связанный с физической усталостью, длящийся три-четыре часа, приносит человеку настоящий отдых.
Многие не выдерживали такого ритма, собирали свои вещи и уезжали. Гурджиев никого не удерживал, напротив, часто сам выпроваживал неугодных. Другие погружались в фантазии, жили как во сне. Некоторые сходили с ума, были случаи самоубийств. Но, как это ни странно, преобладающим было настроение воодушевления, связанное с "борьбой со сном".
В субботние вечера замок Приэре преображался. Готовился праздничный стол, и Гурджиев развлекал гостей, которые попадали в волшебный мир загадочных декораций, дервишеских танцев и музыки сфер.
В 1923 году было организовано несколько демонстраций "движений" и танцев в Париже в театре на Елисейских полях и некоторых других театрах. Французские, английские и американские газеты публиковали сенсационные рассказы о "лесных философах", "новом культе" и "черном маге", который управлял покорными овцами, гипнотизируя мужчин и женщин и опустошая их кошельки. Гурджиев искал популярности у публики и приглашал для участия в своих представлениях фокусников, перемежая их номера с исполнением "священных танцев" и "религиозных церемоний".
Присутствовавший на этих представлениях Успенский, уже давно испытывавший смешанные чувства по отношению к своему учителю, видел ненатуральность этой новой роли Гурджиева – фокусника и балетного импресарио. Он мучительно пытался определить линию своего отношения к тому, что делал в то время Гурджиев.
Испытание на прочность и смерть мастера
Между тем финансовые заботы не оставляли Гурджиева, который вынужден был искать дополнительные доходы для поддержания жизни в Приэре. Его поездка в Америку в 1924 году стала одной из попыток выйти из неразрешимой финансовой ловушки, в которой он оказался, и разведкой боем новой территории для своей деятельности.
После отъезда Гурджиева Успенский вернулся в Лондон и собрал своих лондонских учеников. Он сказал им: "Я попросил вас прийти, чтобы сообщить, что решил порвать все отношения с мистером Гурджиевым. Вы можете уйти и работать с ним или остаться со мной".
На вопрос о причинах такого резкого разрыва Успенский ответил: "Мистер Гурджиев – человек экстраординарный, и его возможности превышают таковые каждого из нас. Но и он может ошибаться. Он сейчас переживает кризис, последствия которого невозможно предвидеть... Он может сойти с ума или навлечет на себя несчастье, в котором пострадают все окружающие".
Вскоре после этого, вернувшись во Францию, Гурджиев попал в аварию: он врезался в дерево, возвращаясь на автомобиле на огромной скорости из Парижа в Фонтенбло.
Через полгода, с трудом оправившись после аварии, Гурджиев принял решение о ликвидации института. Он выселил из имения большую часть своих учеников, продал его и переселился в Париж. Теперь он обратился к литературному творчеству. В течение ряда лет он написал несколько книг, среди них брошюру "Вестник грядущего добра", псевдобиографическую повесть "Встречи с замечательными людьми" о детстве, юности и поисках "утраченного древнего знания" на Востоке, а также фантастический роман "Рассказы Вельзевула своему внуку". Писательский период Гурджиева закончился так же стремительно, как и начался.
Вторую мировую войну Гурджиев незаметно прожил в Париже. После войны вокруг него снова стали собираться его бывшие и новые ученики, с которыми он вел занятия и беседы. Главной формой работы теперь стали ежедневные ритуализированные застолья, во время которых произносились тосты за "идиотов" всех разрядов и видов.
Он умер 29 октября 1949 года, оставив своих учеников в состоянии растерянности и недоумения по поводу дальнейшей судьбы его учения. Однако его ближайшая ученица Жанна де Зальцман сумела собрать вокруг себя некоторых из них и организовать их в существующий по сей день Гурджиевский фонд.
Источник: НГ-Религии
