Последний погром Европы: польский Кельц

Найти правильный глагол к слову "погром" почти невозможно. Погром – что? Произошел? Состоялся? Имел место? Ответов на вопрос – почему в Кельце произошел-состоялся-имел место – погром 46-го года, нет до сих пор.

Найти правильный глагол к слову "погром" почти невозможно. Погром – что? Произошел? Состоялся? Имел место? Конструкции вроде "был устроен" годятся, но только в том случае, когда за уничтожением людей и собственности действительно стоит некая направляющая и организующая структура, будь то государство или какая-нибудь черная сотня. А если нет – не стоит? Что тогда? Что, если погром был стихийным и не имел явного организатора, как это было с "последним погромом Европы" в польском городке Кельце, который произошел-состоялся-имел место 4 июля 1946 года?

С погромами первой категории – организованными, подстрекаемыми, производимыми с одобрения властей, – все довольно-таки понятно. На тот же день 4 июля, только 1941 года, приходится начало отсчета конвейерного, систематического убийства евреев и цыган на захваченных гитлеровцами советских территориях. В этот день одновременно в Риге и Каунасе прошли первые Aktionen – были уничтожены около тысячи человек. В Риге около 400 евреев (точное число так и не установлено по сей день) были заживо сожжены в хоральной синагоге. В Каунасе, в кошмарно знаменитом Седьмом форте, были расстреляны 463 местных еврея всех возрастов. В обоих случаях убийства совершались руками местных националистов, но роль нацистских спецслужб не вызывает никакого сомнения.

В документах Нюрнбергского процесса обнаруживается "Генеральный отчет айнзацгруппы А о событиях до 15 октября 1941 года". "Акции" в нем обозначаются как "акции самоочищения", и участие самих гитлеровцев предполагалось скрывать. SD было вменено в обязанность "обеспечить неоспоримые и доказуемые факты того, что это именно освобожденное (от большевиков) население предприняло самые жесткие меры против евреев и большевиков, по собственной инициативе, без признаков каких бы то ни было германских инструкций". Запустить погромы в Литве, к удивлению командования айнзацгруппы, было нелегко, а в Латвии "оказалось существенно более трудным". В Литве, в Каунасе, в самом конце июня был устроен первый погром – однако, хотя убито было более полутора тысяч человек, погром был именно погромом, а не акцией – он был ориентирован скорее на "реквизицию" собственности и избиение (а не убийства).

Тем не менее, цель нацистов была достигнута. В Литве – "путем активации (антисоветских партизан)" (июньский погром и июльские расстрелы – на их совести). В Латвии сценарий был аналогичным – "в Риге погром удалось запустить с помощью подобающих предложений, сделанных латышской вспомогательной полиции; в ходе погрома все синагоги были разрушены и около 400 евреев убиты. И в Каунасе, и в Риге, на кино – и фотопленке были запечатлены подтверждения того, что первые спонтанные казни евреев и коммунистов были осуществлены литовцами и латышами". В том же донесении далее говорится, что вскоре "энтузиазм" местных угас и раскачать их на дальнейшие "акции" оказалось невозможным. "Окончательное решение" далее осуществлялось сугубо оккупационной администрацией, хотя и зачастую руками местных, уже собранных в официальные "расстрельные команды", поставленные на соответствующее довольствие.

С такими "мероприятиями" – когда государство натравливает часть местных жителей на другую часть местных жителей, – все действительно ясно. "Все" означает, однако же, механизм, описание которого не содержит в себе ответов на вопросы этического порядка: как, почему, из-за какого дефекта психики/воспитания/морали подстрекательство оказывается действенным, и соседи принимаются убивать соседей. Поиск ответов здесь непрост, но возможен.

В случае с погромом в Кельце (а это был далеко не единственный погром в послевоенной Европе) само формулирование вопросов как таковых ставит под сомнение заповедные, так сказать, ценности западной философии с ее концепцией демократии, наделяющей народ – demos – едва ли не высшим (коллективным) разумом.

Ответы, найденные на вопросы первого круга, годятся и здесь – но с еще более разрушительными последствиями. Например, одна из теорий психологии групп предполагает, что участие в Холокосте местных коллаборационистов, а также пассивность остального населения, объясняется национализмом, который считает идеалом этнически однородное государство – без "чужих" и "других".

Таким образом, гласит эта теория, истребление евреев гитлеровцами и их местными помогальщиками на всех без исключения территориях Восточной Европы – неважно, с буржуазно-демократическим (как в Польше) или социалистическим (как, скажем, в Украине) предшествующим опытом, было всего лишь этапом строительства идеального национального государства – хотя и осуществленным чужими руками и под чужим руководством. Подлежащее условие ее работоспособности – вера местного населения в то, что нацистская оккупация не вечна и что их страна будет вновь независима (и национальна).

Действительно, национальные движения сопротивления, иногда сотрудничая с поддерживаемыми Москвой советскими партизанами, иногда враждуя с ними, действовали на всех без исключения оккупированных территориях – включая и территории с наивысшим уровнем коллаборационизма, вроде Западной Украины, Латвии и Литвы. Погром в Кельце тоже укладывается в эту теорию.

Сама по себе история беспорядков в этом польском городке банальна – как, впрочем, почти всегда банально зло. В послевоенной Польше оставались около 250 тыс чудом выживших евреев, и 163 из них жили в Кельце, и 40 из них – в одном общежитии. Часть готовилась к отъезду в Палестину. Уровень антисемитских настроений в городе не был чрезмерно высоким, не выше, пожалуй что, среднего по стране, и мифы распространялись вполне привычные, правда, с поправкой на современные реалии. К примеру, кровь христианских детей, гласили слухи, была нужна не столько для мацы, сколько для переливания выжившим узникам концлагерей.

Детонатором стало исчезновение 8-летнего польского мальчика, Хенрика Блащука. Он пропал 1 июля и нашелся – сам – 3-го. По его словам, его похитил еврей и все эти дни держал в подвале, из которого мальчику удалось бежать. Четвертого июля утром родители Хенрика отправились в полицию. Там мальчик повторил свою историю и указал на еврейское общежитие как на дом, в подвале которого его держали. Наряд полиции отправился туда с обыском и произвел несколько арестов (арестованные, включая нескольких бывших узников лагерей смерти, были зверски избиты в участке).

По городу поползли слухи – в частности, что несколько польских детей заточены в подвалах "еврейского дома" (только что обысканного полицией). У здания стала собираться толпа, сначала выкрикивавшая антисемитские лозунги, а потом принявшаяся бить стекла. Прибывшая полиция практически ничего не сделала для успокоения толпы, а вызванные по тревоге армейские подразделения (лидеры евреев обратились за помощью к армии) сразу же перешли на сторону погромщиков.

Собственно, с этого момента погром и стал погромом. К толпе присоединились около 500 рабочих сталелитейного завода, и вскоре он охватил весь город. Проходящая через Кельце железнодорожная ветка была блокирована погромщиками. Евреев вытаскивали из остановленных поездов – и убивали. За сутки в Кельце и окрестностях были убиты в общей сложности более 75 человек, еще около 40 были ранены. Подавить беспорядки удалось только специально присланным из Варшавы элитным подразделениям.

События в Кельце были жутким афронтом для правительства "народной демократии", прокламировавшего ленинскую дружбу народов. Усугубляло ситуацию массовое участие в погроме отряда рабочего класса – сталеваров. Сорока трем погибшим были устроены официальные похороны.

Горожан-поляков – общим числом более 10 тысяч – заставили выстроиться вдоль улиц, по которым проходила похоронная процессия и всячески осуждать "враждебные силы, устроившие погром". Во главе процессии, помимо специального церемониального подразделения Войска Польского, шла делегация сталеваров. Учитывая, что среди согнанных горожан неизбежно было немало вчерашних погромщиков, ситуация была законченно сюрреалистичной.

Был устроен и показательный процесс – из 12 обвиняемых 9 были приговорены к смерти. (Никакой уверенности в том, что именно они были стихийными лидерами толпы, нет и по сей день – суд военного трибунала начался уже 9 июля, и, учитывая масштабы инцидента, сбор достоверных доказательств за такой срок был просто невозможен. Смертные приговоры были приведены в исполнение уже 12 июля.) В общем, хотя суды продолжались до декабря 1946 года, в общей сложности были осуждены более 30 человек, включая и нескольких офицеров, власти всячески старались замять стихийный и массовый характер инцидента.

Еще несколько лет спустя история "последнего погрома" окончательно исчезла с "экранов радаров" польского общества. Ни в одном изданном в Польской Народной Республике учебнике истории не находилось объяснения, почему эмиграция выживших евреев из Польши резко ускорилась в июле – сентябре 1946 года: за три месяца из страны выехали 60 тысяч человек, четверть всех выживших.

Тема перестала быть табу только в 90-е – в 50-ю годовщину погрома мэр Кельце принес извинения от имени горожан. В нынешнюю, 60-ю годовщину церемония поднята на национальный уровень, с участием министров и президента страны. Ответов на проклятый вопрос – почему в Кельце произошел-состоялся-имел место – погром 46-го года, однако, нет до сих пор.