Лоскутки

История иногда бывает справедливой, хотя все меньше и меньше руководится Богом и прислушивается к Его воле. Почти все, кто сделал революцию 1917 года, почти все, кто организовывал и осуществлял "красный террор" и репрессии тридцатых годов, погибли от рук своих же учеников. Палачи стали жертвами. Люди, решавшие судьбы пулей или росчерком пера, окончили жизнь в застенках и братских могилах – раздавленные, жалкие, готовые "признаться" в самых немыслимых преступлениях под диктовку таких же палачей. Воистину, "взявшие меч мечом погибнут" (Мф. 26. 52). Коснулось это и тех, кто занес над Россией меч палаческих идей, коснулось духовных творцов революции – кричавших о ней режиссеров, писателей, журналистов, поэтов. Пусть это будет предостережением всем нам, и особенно – нашей интеллигенции.

Нужны ли людям деньги и "престижные" вещи? Вроде бы – странный вопрос... И все же люди гонятся не за самими по себе деньгами и вещами, а за тем, чтобы "позиционировать" себя по отношению к окружающим. Как минимум – "быть не хуже других". Как максимум – казаться лучше. То есть обеспечивать свое положение в обществе... Гордыня – главный двигатель общества потребления, его самая любимая и самая эксплуатируемая страсть.

Нет ничего плохого в том, чтобы обеспечивать себе и близким достойную жизнь, покупать нужные вещи. Но сегодня товар обычно оценивается не по степени удобства и полезности, а по степени новизны и чисто внешней "продвинутости". Вещи становятся символом все того же статуса человека в обществе. На этом играет реклама, словно говорящая человеку: если ты не купил наш продукт, ты устарел, ты немоден, а значит – неполноценен. Ты хуже других. Вот почему идеал разумной умеренности, идеал самоограничения так жестко отторгается в нынешнем мире. И именно поэтому нам нужно этот идеал проповедовать, несмотря ни на какие обвинения в несовременности.

Когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, я много общался с одним священником, который страдал астмой. Однажды я спросил его: "Батюшка, а эта болезнь как-то лечится? Вы пробовали? Может, вам будет лучше?" Ответ для меня тогдашнего был неожиданный: "Не хочу лечиться, эта болезнь меня духовно укрепляет".

Сегодня у нас повсюду – культ здоровья. Реклама по радио и в газетах буквально промывает людям мозги, обещая легкое исцеление от всех недугов при помощи очередного "чудодейственного" средства, иногда и колдовского, оккультного. А ведь так часто болезнь – особенно долгая, но не смертная – идет на пользу человеку, помогает обрести терпение, смирение, понимание страданий других людей и хрупкости нашего земного бытия. Стоит ли всегда роптать на болезни? Не лучше ли увидеть их духовный смысл и поблагодарить Господа за испытание, за укрепление в вере?

Кто войдет в Царство Небесное? Этим вопросом всегда задавались и богословы, и великое множество простых христиан. И ответ на него мы вряд ли найдем, пока последний суд не откроет нам меры справедливости Божией и Божия милосердия. Кто-то получит награду за подвиг всей жизни. Кому-то будет достаточна одна искренняя молитва – как благоразумному разбойнику, который не был ни аскетом, ни благодетелем, ни богословом. Он не был крещен, не входил в число учеников Христовых, но своим спонтанным обращением и покаянием открыл для себя двери рая. Подобны ему были и многие мученики первых веков.

Впрочем, пример разбойника часто приводят и те, кто говорит о "всеобщем спасении" вопреки вере и делам человека. Про дела очень хорошо сказано в евангельском повествовании о Страшном суде (Мф. 25. 31-46). Сказал Господь и такие слова: "Кто не будет веровать, осужден будет" (Мк. 16. 16). Это относится не только к атеистам, но и к еретикам – людям, выдающим за христианство то, что им не является. Собственно, Церковь потому и была всегда так непримирима к ересям, что они уводили многих людей в сторону от пути Христова, одновременно утверждая, что ведут к Нему. Сегодня нет ни докетов, ни ариан. Но сколько вокруг тех, кто отчаянно пытается подменить христианство политическим или социальным учением, человекобожием, культом "свободной любви" (вспомним "Последнее искушение" и "Код да Винчи")... Они все читали Евангелие. Они слышали голос Церкви и отвергли его. Простится ли им это в будущем веке? Захотят ли они сами получить прощение?

С недавнего времени мы стали возить зарубежные христианские делегации на Бутовский мемориал. Там отец Кирилл Каледа рассказывает, очень живо и ясно, о расстрелянных и погребенных на полигоне новомучениках, среди которых – его родной дедушка, отец Владимир Амбарцумов. Гости заходят в храм, ставят свечи, молятся за панихидой – летом на самом полигоне, у поклонного креста, а зимой в храме. Многие после этого совершенно меняют свое представление о Русской Церкви, о ее трагической истории и нынешнем возрождении. Эта новая традиция дает гостям очень много. Гораздо больше, чем принятый в советское время, да и поныне сохраняющийся обычай поить водкой, петь "Двенадцать разбойников", дарить матрешки...

В Евангелии мы читаем, что Господь Иисус призывал к апостольству отнюдь не каждого. Вот, например, просился идти за Ним исцеленный гадаринский бесноватый (Мк. 5. 18), но Христос не разрешил ему. Так же и в нынешней Церкви не всякий призывается проповедовать целому миру. Иной может даже навредить такой проповедью без призвания. Но каждый способен свидетельствовать в своем окружении, говоря о Христе тем, кто наиболее близок тебе по обстоятельствам жизни. Именно поэтому евангельский исцеленный был послан именно в свое селение, причем с конкретным поручением: "Иди домой к своим и расскажи им, что сотворил с тобою Господь и как помиловал тебя" (Мк. 5. 19).

Иногда спрашивают: неужели все грехопадение Адама состояло в том, что он съел яблоко? Как-то несерьезно это выглядит... Но не будем забывать, что акт грехопадения был вызовом воле Божией, отказом от Него, попыткой встать на Его место – до Адама такую же попытку сделал Денница. Первый человек услышал от Творца горькие слова: "Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от древа жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно" (Быт. 3. 22).

Такие слова слышат от Господа и современные горделивые "агностики" и "гуманисты". Им тоже так хочется стать на место Бога, хочется не только знать, но и определять – каждый раз по-новому – что есть добро и что есть зло. Не познав Христа или отвергнув Его, они продолжают жить в одинокой богооставленности, выбранной ими по своей горделивой воле. Обращаясь с проповедью к таким людям, споря с ними, никогда не будем забывать, как им плохо...

Ученики Христовы, еще не просвещенные Духом Святым, много спорили о том, кто из них займет лучшие места в Его Царстве. Конечно, мечтали они не о Царстве Небесном, а о правительстве освобожденного от римлян Израиля. Свободы от оккупантов, государственной независимости хотели и те, кто встречал Христа в Иерусалиме накануне Его страданий. От Мессии ждали именно этого: земного царства, земной свободы.

Тогда это был еврейский народ. Сегодня точно так же ведут себя многие народы "христианские". Для них Бог и Церковь – лишь средство устроить земную жизнь. Эти люди ждут от христианства чего угодно: благотворительности, политического действия, душевного комфорта, но только не Царства Небесного. И чего удивляться тому, что, когда им напоминают слова Христовы: "Царство Мое не от мира сего" (Ин. 18. 36), – они готовы кричать, подобно древним иерусалимлянам: "Да будет распят! Кровь его на нас и на детях наших!" (Мф. 18. 22,25). Не зря с такой ненавистью говорят о Церкви – если только это живая Церковь, зовущая узким путем идти в Небо, – те, для кого все главное здесь, на земле...

Мы нередко ищем особых чудес, забывая слова Господни: "Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему" (Мф. 12. 39). Забываем и о том, что Божии чудеса окружают нас каждый день. Это и созданный Им мир, и Небо на земле – Его Церковь. Главное же чудо – Божественная Евхаристия. Не лучше ли, вместо того чтобы ехать куда-то за тридевять земель ради разрекламированного паломнического маршрута, постараться с постом и молитвой в своем храме или монастыре прибегнуть к Причастию Тела и Крови Христовых, пережив Божественную литургию как самое чудесное чудо? Для любых нужд и прошений, а главное – для духовного очищения и роста это будет наверняка полезнее.

Может ли христианин быть жизнелюбивым человеком? Наверное, да – любя других, любя созданный Богом мир, но только не оправдывая всем этим беззаветную любовь... к себе. Православная аскетическая традиция, сколько бы ни пытались ее "очеловечить", предполагает некоторую степень пренебрежения к своим интересам, чувствам, правам. Предполагает она и "память смертную", от которой так бежит современная цивилизация. Когда мне приходится отпевать усопшего, стараюсь говорить краткую проповедь. Прежде всего, конечно, напоминаю: главное, что мы можем сделать для покинувшего нас человека – это не памятники и поминки, не надгробные речи, а молитва. И добавляю: она будет нужна и нам, когда мы точно так же покинем этот мир. Пришедшие, среди которых обычно бывает много нецерковных людей, начинают задумываться. Многие, похоже, – в первый раз.

После 1940-х годов в Москве и вообще в центральной России служило много духовенства из Украины, особенно западной. Это неудивительно, ведь там до войны практически не было советской власти, да и уровень религиозности всегда был высокий, поэтому кандидатов священства было гораздо больше, чем в измученных гонениями центральных областях. Отголоски этого положения сохранялись даже в восьмидесятые годы, когда в семинариях – Московской и особенно Ленинградской – звучала по преимуществу украинская речь.

Многие "великороссы", понятное дело, сетовали. Но именно на плечах украинского духовенства выжили в хрущевско-брежневское время многие приходы, особенно сельские. Священники-украинцы принесли с собой особую любовь к храму, к его благоукрашению и обустройству. Им было всегда присуще особое здравомыслие, которого подчас недоставало российским интеллигентам-неофитам. Наконец, батюшки украинского происхождения давали и до сих пор дают пример крепкой православной семьи. Не случайно чуть ли не большая часть московских и подмосковных священнических династий – украинцы. Без этих людей наша церковная жизнь была немыслима во второй половине ХХ века. Немыслима и сейчас.

В начале-середине девяностых в России появилось множество карликовых общественных организаций, называвших себя христианскими и православными. Создавались они обычно людьми, имевшими добрые намерения, но полностью лишенными опыта практической деятельности – недавними диссидентами, богемой, просто романтически настроенными мирянами, старавшимися сразу же использовать новые возможности. При этом каждый хотел быть генсеком, президентом или еще каким-то большим начальником, а совместная работа, к которой Церковь призывала разные группы мирян, не очень-то получалась. Были и откровенные проходимцы, пытавшиеся получить "церковную крышу" для сомнительных дел. Наконец, некоторые пробовали "соединить" Православие с оккультными течениями, с идеями Рериха, Блаватской и так далее.

Мне тогда пришлось провести немало времени в анализе подобных инициатив, в подготовке церковной реакции на них. Иногда буквально опускались руки, когда я видел, насколько мутен был весь этот поток. Но именно тогда возникли и первые ростки настоящего "православного гражданского общества". В 1995 году, в кулуарах II Всемирного русского народного собора, в непростых дискуссиях родилась идея Православного политического совещания, которое потом переросло в Союз православных граждан. В это же время стали появляться другие церковно-общественные структуры, теперь устойчивые и влиятельные – например, центр "Жизнь". Постепенно стал уходить в прошлое конкурентный вождизм.

Думаю, недалеко то время, когда к русским православным общественным объединениям будут прислушиваться во всем мире. Когда список "неправительственных организаций", представляющих Россию в ООН или ОБСЕ, не будет исчерпываться теми, за кого платит Запад. Когда, наконец, наше гражданское общество перестанет стесняться быть российским, а значит, по преимуществу православным, со своим уникальным общественным идеалом и со своим самобытным образом жизни.

Иногда бывает очень непросто говорить людям о церковном единстве – особенно поверх разделения на "жидомасонов" и "фашистов", как выразилась Олеся Николаева. Сейчас это разделение ослабло, но лет десять назад оно было очень ощутимо. Однажды, как раз в те годы, мне довелось быть на собрании учеников отца Александра Меня, где дружно ругали общество "Память". Я особо не рвался на трибуну, но попросили выступить, и тогда я напомнил, что люди из "Памяти" – это часть нашей единой Церкви, это часть нас как целого. И с "памятниками", даже если они неправы, надо научиться жить вместе и делать одно дело, изменяя к лучшему их и себя. Понят я тогда не был. Некоторые даже перестали со мной здороваться. Но само развитие церковной жизни помогло людям работать сообща. Те же, кто пошел другим путем, все больше замыкаются в себе и в своих группах – "жидомасонских" или "фашистских", то есть, простите, "истинно просвещенных" или "истинно патриотических".

Многие приходы в небогатых регионах центральной России – Тверской, Смоленской, Калужской, Владимирской, Ивановской областях – держатся в основном за счет москвичей, приезжающих на лето или просто знакомых с настоятелями. В условиях, когда местных прихожан – пять старушек, для храма и священника это единственная возможность выжить. Кто знает: может быть, бедные приходы за двести-триста километров от столицы даны москвичам для спасения? Во-первых, через милостыню, а во-вторых – через урок простоты и смирения?

Тема "Церковь и КГБ", обильно звучавшая в прессе в начале девяностых, до сих пор периодически поднимается на Западе. Ни для кого не секрет, что в советское время практически любой священнослужитель должен был встречаться с работниками Совета по делам религий, которые передавали информацию в спецслужбы. Уходили туда и отчеты о зарубежных поездках – вполне формальные и вряд ли могущие именоваться "стуком". Точно так же сейчас на Западе многие религиозные сообщества информируют свои МИДы, а значит, и спецслужбы, о различных международных инициативах. В советской России количество "внедренных" людей – обычно мирян – было чрезвычайно мало. Почти все они покинули Церковь, когда перестали находиться "на задании".

Впрочем, некоторые священнослужители действительно "стучали" на собратьев – кто по злобе, кто для устранения конкурентов, кто ради сведения личных счетов. И вот это, в отличие от естественного контакта, который Церковь должна поддерживать с любой властью, на самом деле является грехом. Однако сей грех не исчерпывается советским временем: он был при царях, он совершается сейчас (и в России, и на Западе), он, наверное, будет всегда. Всегда, пока власть прислушивается к доносам.

Между прочим, во время одного европейского межхристианского собрания известная лютеранская защитница прав человека многократно говорила, что церковным общинам нужно очиститься от тех, кто сотрудничал с коммунистическими спецслужбами. Я тогда поднялся и сказал: "Не вижу разницы с теми, кто сотрудничал со спецслужбами западными. Давайте и ими займемся"? Ответом было гробовое молчание. Как будто факт "победы" в холодной войне списывает любые действия победителей...

Культ свободы очень развит в современном мире. Всё – от политических доктрин до рекламы и мультиков – пропагандирует свободу как безусловное благо. Но знает ли человек, когда он по-настоящему свободен? Мало того: не является ли навязчивое стремление к "освобождению" как раз симптомом внутренней несвободы? Человек освободился от власти традиционных ценностей – семейных, национальных, религиозных, – и стал рабом психоаналитиков, к которым он бежит от своих душевных проблем. Общество "эмансипировалось" от Церкви, морали, самоконтроля, поверило в прогресс и вечное счастье – и в мире происходит небывалое число кровопролитных войн.

Посмотрите на современника. Он замучен и измотан миллионом дел, он каждый день с утра до вечера гонится за деньгами и карьерой, он скован массой социальных условностей – и это "самая свободная личность в истории"?! Посмотрите на наш мир, в котором все больше вещей, "непроизносимых публично". Человек, избравший не "свободу для", а "свободу от", обязательно окажется рабом. Сначала – рабом самого себя, а потом – рабом таких же, как он, несчастных и мятущихся людей, которые не могут не построить тоталитаризма, спрятавшись в нем от своей совести.

Между прочим, безбожное общество всегда рано или поздно становится тоталитарным. Оно не способно позволить действовать Господу, оставить главные или хоть какие-то вопросы на Его волю. Оно стремится все регламентировать, вплоть до длины шпрот в банке, как нынешний Европейский Союз. Сегодня заботятся о том, как бы кто не сказал лишнего, например, о гомосексуалистах или нацменьшинствах. Завтра – через "образование" – попробуют контролировать мысли. В итоге я не думаю, что мы будем более счастливы, чем люди "мрачного" Средневековья. Те по крайней мере помнили: все волнения этого мира, все его дела и законы не абсолютны. А только понимание этого дает настоящую свободу.