Старая, старая сказка

Между религией и духовностью принято ставить знак равенства. Вывод из этого странного уравнения обычно делается такой: атеисты бездуховны, верующие всех мастей и служители всех культов – люди высоко духовные.

А я – против. И всегда была против. Тогда, когда у православной церкви были льготные условия на ввоз табачных и прочих высоколиквидных изделий. Когда реставрационные мастерские имени Грабаря отдавали все той же церкви. Когда в школах пытаются перманентно вводить религию под любым соусом, я сильно против. И на вопрос лукавый, почему детям про презервативы можно, а про бога нельзя, у меня есть ответ вполне житейский: физиология – это у каждого, религия – как воспитаем.

Когда бывшие партийные и кагэбэшные чины размашисто крестятся с телеэкрана, я категорически против. Когда музей Бабы-яги церковники пытались запретить, я очень была против наличия духовности у них и отсутствия у меня. И когда служители культа (или культов) освящали оружие и благословляли мальчиков, отправлявшихся на бойню в Чечню, у меня тоже были большие вопросы по поводу того, что они – духовны, а мы – нет.

Сегодня я особенно против. Просто настаиваю на том, что странное уравнение ошибочно. В новостях прошла информация: представители Сыктывкарской и Воркутинской епархии пытаются запретить Театру оперы и балета Коми ставить "Сказку о попе и работнике его Балде" Пушкина на музыку Дмитрия Шостаковича. По мнению святого отца, побывавшего на худсовете театра, "Шостакович написал музыку к этой сказке не по своей воле в 30-е годы прошлого века, когда в стране шли гонения на Церковь, пострадали тысячи ни в чем не повинных священнослужителей. Да и Пушкин раскаивался, что написал эту сатиру".

Театр взял под козырек и обещал, что в юбилей великого композитора покажет только отрывки из спектакля.

Верила бы в бога, сказала бы: "Господи, какая глупость, какая гнусность!" Но атеистам беспокоить всевышнего не полагается, поэтому я так, своими словами. Страшно вспомнить, сколько крови пролилось и проливается на земле во имя религий и с именем бога на устах убийц. Мне очень жаль тысячи священнослужителей, пострадавших в тридцатые годы прошлого века, мне также жаль миллионы безвинно убитых в те же годы и той же властью. И Шостаковича, которого та власть уж как только не мордовала, очень жаль. А в чем раскаивался или не раскаивался Пушкин, я никогда не возьму на себя смелость судить.

Я только знаю точно: дети, воспитывающиеся на поэзии Пушкина и музыке Шостаковича, не могут вырасти бездуховными. А придут они к своему богу в душе или нет – вообще не наше дело. Такую границу не переходят в толпе. Но запрещать спектакль – это такая старая, старая сказка, что даже скучно о ней говорить всерьез.

07.09.2006