Как известно, Русская православная церковь считает недопустимыми, в том числе – и в правовом смысле, такие действия, как выставка "Осторожно, религия!" или публикация карикатур на пророка Мухаммеда. С другой стороны, первые лица европейских институтов не раз выступали в том духе, что свобода высказываний не должна чрезмерно ограничиваться, в том числе и в области, затрагивающей чувства верующих людей.
И вот недавно, в конце июня 2006 года, Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) приняла Резолюцию 1510 "Свобода выражения и уважение религиозных верований", текст которой можно считать официальной позицией большинства в Совете Европы, в который, напомним, входит и Россия.
В последнем номере "Церковного вестника" его ответственный редактор Сергей Чапнин опубликовал пространный комментарий к этой резолюции, и нам представляется, что некоторые места этого комментария очень существенны и нуждаются, в свою очередь, в комментарии.
Приходится отметить, что С.Чапнин цитирует в статье не совсем точный перевод Резолюции – и ошибки перевода (наверное, случайные) тоже характерны. Даже в названии: выражение "religious beliefs" (религиозные верования, убеждения) переведено как "чувства верующих", хотя последнее выражение характерно именно для российского публичного дискурса, а не для терминологии Совета Европы.
Ключевым в Резолюции является ее первый пункт, утверждающий, что свобода выражения применима и к высказываниям, которые могут "шокировать, оскорблять (обижать, задевать) или беспокоить (тревожить) государство или любую часть населения" ("shock, offend or disturb the state or any sector of population"), и дается ссылка на ст.10 Европейской Конвенции по правам человека, в которой есть определенный список ограничений свободы слова, но указанных ограничений, действительно, нет. Так что зря С.Чапнин пишет, что Резолюция неправомерно, вразрез со ст.10 Конвенции, уклоняется от защиты "чувств верующих": уклоняется, да и понятия такого не использует, но – в точном соответствии с этой статьей.
В цитируемом переводе слово "disturb" почему-то переведено в редком значении "создавать проблемы для", что усиливает полемический пафос Резолюции. Вообще-то, есть определенное стилистическое расхождение между специфической и несколько казенной языковой традицией европейских резолюций и российской публицистикой. Увы, часть претензий С.Чапнина к Резолюции 1510 объясняется именно этим. Например, ему кажется, что, если Резолюция уже во втором пункте для защиты "свободы мысли, совести и религии" ссылается на ст.9 Конвенции по правам человека, то это менее существенно, чем ссылка на ст.10 той же Конвенции в первом пункте, а для европарламентариев статьи Конвенции равноправны.
Есть у С.Чапнина и другие явные несовпадения с авторами Резолюции. Он не знает, "проходили ли выставки, подобные московской "Осторожно, религия!", в Европе", но, во-первых, в обсуждаемом контексте Москве находится в Европе, ибо Россия – член Совета Европы, во-вторых, конечно, проходили, и не раз, в-третьих, некоторые художественные акции в Западной Европе тоже обсуждались в судах по тому же самому поводу, вплоть до Европейского суда (см. об этом старую, но по-прежнему актуальную с фактологической точки зрения статью Льва Левинсона). С.Чапнин, рассматривает карикатуры на жертв Холокоста в одном ряде с известными датскими карикатурами, хотя сходство только в их "обидности", но явно не в их отношении к религии. Он даже обвиняет авторов Резолюции в употреблении "языка вражды", хотя таковой там, естественно, отсутствует (не только в жестком смысле западного термина "hate speech", но и в более широком российском значении): политкорректность – неотъемлемая черта любых официальных евро-документов.
С.Чапнин совершенно верно отмечает основное расхождение позиции ПАСЕ с традиционным религиозным восприятием: для ПАСЕ первичен человек и его права, его частные чувства и интересы, в традиционном же религиозном восприятии святыня безусловно выше всего этого. Поэтому в Резолюции говорится, что "Нападения на людей на почве их религии или расы непозволительны, но не следует использовать законы о богохульстве для урезания свободы выражения и мысли" ("Attacks on individuals on grounds of their religion or race cannot be permitted but blasphemy laws should not be used to curtail freedom of expression and thought"), а С.Чапнин неприменение законов о богохульстве не одобряет, хотя, отметим, и не выступает здесь с конкретными инициативами, применимыми к России.
В целом Резолюция призывает сочетать религиозное многообразие и уважение к религиозным взглядам со свободой выражения (в том числе, особо оговорено, художественного вообще и сатирического в частности). Понятно, проблема в том, как именно их сочетать. ПАСЕ предлагает основываться при этом на Европейской конвенции по правам человека и прочих документах, принятых Советом Европы в ее духе, и допускает разнообразие решений в разных странах. Любая традиционная религиозная организация имеет на этот счет другие взгляды (не совпадающие друг с другом), в чем-то совместимые в позицией Совета Европы, в чем-то и нет. Вопрос о криминализации богохульства, имеющий, кстати, не только два крайних решения, а и много промежуточных, – один из напрашивающихся моментов разногласий.
С.Чапнин обвиняет ПАСЕ в неумении и нежелании "работать с религиозной проблематикой". Церковь недовольна тем, в какой степени ее мнение учитывается в ПАСЕ и других международных организациях. Институты же Совета Европы готовы сотрудничать с религиозными организациями примерно в той же степени, что и с другими неправительственными организациями. Возможно, религиозные организации пока не самый приоритетные партнеры, и естественно, что они стремятся добиться большего влияния в Совете Европы (и в других международных структурах), – опять же, как и другие типы неправительственных организаций. Но церковное сознание не может принять сам статус "одних из многих": для традиционно верующего Церковь – это, безусловно, самая значимая организация, несравненно более значимая, чем, например, экологические организации, да и сам Совет Европы. Здесь заложен очень большой эмоциональный конфликтный потенциал.
Есть и другие ценностные расхождения. С.Чапнин пишет: "религия больше культуры". А для секулярных деятелей, в том числе и в Совете Европы, религия – разновидность культуры. И это не только различия в используемой терминологии. Представители Церкви охотно поддерживают тезис о десекуляризации современного мира – из этой научной констатации (или гипотезы) делается вывод, что и формальная роль религиозных организаций должны быть повышена. А этого (пока?) не происходит.
Наконец, С.Чапнин прямо оспаривает доминирующую в Совете Европы (включая, повторим, и Россию) концепцию прав человека – как преимущественно индивидуальных прав. Им предлагается противопоставить групповые права. И в вопросе о правах человека статья С.Чапнина гораздо более серьезна, чем известная декларация Всемирного русского народного собора. Поэтому стоит привести этот фрагмент статьи целиком:
"Второй вопрос, обозначенный в резолюции как дискуссионный, связан с пониманием прав человека. Конечно, в резолюции еще можно встретить такие формулировки, как "универсальные права человека" и ссылки на то, что "права человека и основные свободы имеют всеобщее признание", однако в контексте реалий современной Европы это звучит не очень убедительно. Речь, прежде всего, идет о соотношении индивидуальных и групповых прав. Сегодня приоритет отдается защите индивидуальных прав, это нередко приводит к игнорированию прав групповых. В докладе Комитета отмечается, что в европейских светских государствах, как правило, больше внимания уделяется этническим и культурным сообществам (прежде всего меньшинствам), чем религиозным. Государства с трудом признают в качестве законных требования религиозных общин, что часто связано с трудностью "перевода" этих требований на язык светского законодательства.
С точки зрения Православной Церкви, проблема защиты групповых прав сегодня выходит на первый план в дискуссии о правах человека. Необходимо объяснять, что у религиозного сознания есть свои особенности: принадлежность к религиозной общине, к живому сообществу верующих является неотъемлемой частью церковной жизни. Члены религиозной общины нередко выступают как единое целое, что предполагает защиту их групповых прав, которые невозможно свести к светскому принципу приоритета прав отдельной личности. Тем более что, кроме местных религиозных общин, существуют и гораздо более значительные религиозные сообщества, объединяющие единоверцев в разных странах мира – приверженцев мировых религий. Они также представляют собой группы граждан, чье право на свободу вероисповедания должно быть защищено".
Здесь не место начинать полемику на эту тему, так как она слишком обширна. Следует сказать, что апелляция в теории групповых прав требует весьма серьезной разработки, чтобы продвинуться до того уровня, когда предложения Церкви смогут стать предметом реальной дискуссии в международном и российском сообществе экспертов и практиков в области прав человека. Но и на заявленном С.Чапниным уровне можно попробовать продолжить дискуссию.
Источник: Сова-Центр
