Физики и клирики

Сергей Тарасевич в прошлом физик-ядерщик. Работал в Институте физики высоких энергий, потом в Институте теоретической астрономии РАН. В начале 90-х ушел в политику. Анатолий Собчак назначил Тарасевича главой Дзержинского района. Позже Тарасевич занял пост руководителя миграционной службы Петербурга и Ленинградской области. Ныне он – отец Александр, монах Александро-Свирского монастыря.

– Почему вдруг человек, занимавший высокие посты, решил уйти в монастырь?

– Это не было результатом видения, какого-то озарения. Все происходило постепенно. В школе, в университете я был совершенным атеистом. Более того, – и мне теперь стыдно за это, – я посмел укорять свою маму в том, что она пела в хоре Спасо-Преображенского собора в Питере. По окончании школы моя дочь пришла в монастырь, стала послушницей. Мне было интересно ее понять. Я стал читать соответствующую литературу, ходить в церковь. Я стал задумываться.

– Но вы же физик – то есть по определению материалист.

– Я физик по образованию, и мне это очень помогло. Я привык верить тому, что существует мир, не видимый глазу. Существуют элементарные частицы, которые ведут себя не совсем так, как положено в этом мире. Частица может быть волной. В нашем мире трудно представить, что когда футболист ударяет ногой по мячу, то мяч вдруг превращается в сноп света и улетучивается. Свою нынешнюю жизнь я расцениваю как своеобразное исследование, но сопряженное со служением.Для меня это идеальное сочетание.

– Что было самым сложным в начале новой жизни в монастыре?

– Ничего особенно сложного для меня не было. Наоборот, что касается повседневного уклада жизни, то для меня это было послаблением: не надо было заботиться о том, что будет на завтрак, обед, ужин. Все это здесь есть. Есть сложности внутренние, сложности постижения, но это тоже для меня не новость. Я привык к этому в исследовательской работе. Там тоже были попытки поиска истины. Но рано или поздно возникает вопрос о смысле существования. Вот тогда, мне кажется, невозможно не прийти к вере, не поверить в Бога. Так же, как трудно не поверить, что существование человечества – просто череда бессмысленных рождений и смертей. И тогда понимаешь, что жизнь на земле – это подготовка к другой жизни.

– А вот говорят, что человеку мыслящему, интеллигентному легче не верить, чем верить.

– Я считаю, что, наоборот, легче веровать, чем не веровать. Не будем говорить об интеллигентности – это деликатное понятие. Но ученому легче думать, что Бог есть, чем его нет. Потому что ученый видит красоту мира, который он познает. Изучая физику, поражаешься красоте законов, в ней существующих. И начинаешь думать о том, как мала вероятность того, что такая стройная система появилась сама по себе.

– Монастырь – это же масса самоограничений, аскеза, умерщвление плоти. Это так?

– Монастырь не тот, что в прежние времена. Сам мир уже не тот, каким был даже в двадцатом веке, не говоря уже о девятнадцатом. Если бы мы пытались воссоздавать монастырскую жизнь прошлого, мы бы лукавили. Это было бы погоней за утраченным временем.

– Что же тогда в монастыре происходит?

– Жизнь в монастыре довольно интенсивна. У нас в обители бурно идет реконструкция. Монастырскими силами строятся несколько храмов по области. Монастырь и вообще монашеская жизнь – это не уход от мира, в том смысле, чтобы забыть о нем. Это уход для воссоздания мира. Ведь мир рассеивает, а монастырь позволяет человеку сосредоточиться. Здесь, в монастыре, нет суеты. В монастыре существует жизнь внешняя, связанная в основном со строительством. И есть жизнь внутренняя, может быть, не такая эффектная, как в прежние времена, когда люди уходили в затвор, давали обет молчания. Но самое главное – это стремление к познанию Бога. Принято иногда считать: монах в монастыре спасает свою душу. Ничего подобного. Человек призван для того, чтобы спасти весь мир через собственную жизнь, отданную как благодарность Богу за его творение.

– Какие у вас теперь обязанности?

– Поскольку у меня водительские права, то я водитель при монастыре. Как я это называю, алтарник-водитель. Езжу со священником на службы в соседние храмы. Как человек, в прошлом посвященный в светские дела, я отвечаю за энергоснабжение, за пожарную безопасность обители. Решаю некоторые административные вопросы, связанные с общением с внешним миром. Хотя это не было моим желанием. Мне-то как раз хотелось отвлечься от тех обязанностей, которые когда-то мне были привычны. Но этим необходимо заниматься для пользы общего дела. Поскольку миграционные вопросы мне знакомы, то занимаюсь регистрацией прибывающих сюда людей. Лодейнопольская служба меня знает с тех времен. Нам легче решать определенные вопросы.

– Сколько вам было, когда вы пришли в монастырь?

– Пятьдесят семь. Это не тот случай, когда человек уходит в монастырь в результате жизненной катастрофы. Все было с точностью до наоборот. Но все устроилось так, что я мог себе это позволить: у меня уже не было маленьких детей, которых надо было нянчить; у меня умерла собака, которую я очень любил, и она меня любила. Была свобода выбора: уйти или остаться. Каждому Господь дает свой путь и создает соответствующие условия. Человек только должен увидеть это и понять. До некоторых пор я просто не замечал того, что Господь давал мне. Считал, что это мои свойства и качества, заслуги и завоевания. И в определенный момент я понял, что все это сделал не я.

– Прошлая жизнь воспринимается теперь как неправильно прожитая?

– Нет. Наоборот. Я считаю, что все полезно. Все каким-то образом потом используется. Мой опыт дает мне возможность быть полезным в каких-то случаях монастырю и для понимания некоторых духовных вещей. Нет такого ощущения, что жизнь была прожита зря, вычеркнута. Важен конечный результат: есть плод или нет его.

– Ваш путь был рассудочным – это хорошо?

– Да, рассудочным. Хотя это не лучший путь, потому что возникает масса соблазнов.Можно соблазниться восточной религией. Многие люди проходят через это. И я тоже в свое время, занимаясь каратэ, интересовался этим. Но познание Истины, что является основной целью рассудочного человека, как раз и дает православие. Не вообще христианство, потому что христианство распалось на множество конфессий, а именно православие. Здесь та квинтэссенция, здесь свет Истины. Человек жаждет увидеть этот свет. Он рожден жаждущим. Ему все время подсовывают сладости, вкусности. А на самом деле это все те самые Е-223, Е-145 и т.д., то есть пищевые добавки. Сложно сразу найти натуральное. Написано, что весь мир – евхаристическое вещество в космической евхаристии. Мы на евхаристию приносим хлеб и вино, которые освящаются и становятся телом и кровью Христа Спасителя. А Господь создал человека как священника для служения этой космической евхаристии. Весь мир должен прийти через эту евхаристию к Богу. Вот для чего создан человек. И это есть только в православии. У протестантов, например, достаточно верить, и ты будешь спасен. А весь мир как бы и ни при чем.

– Вам не кажется, что происходит подмена веры обрядностью? То есть внешняя форма выхолащивает содержание.

– Да, это очень часто происходит. Люди с опущенными головами молятся, поклоны бьют перед иконами. А на самом деле это не имеет никакого отношения к вере. Очень хорошо сказал дьякон Андрей Кураев: "Что такое нормальная вера? Это когда православные еще и улыбаются". Мне очень это понравилось. Сейчас в церкви многие ропщут на то, что, например, батюшка пьет. Или архиерей занимается ублажением своих причуд. Все это есть. Церковь, которая на Земле, – это не та церковь Христова, которая не от мира сего. Это лишь ее земное отражение. Поэтому ей присущи такие же пороки, как и любому другому человеческому сообществу. И в этом смысле мы сейчас переживаем кризис. Можно предположить, что кризис возник из-за внезапно случившегося "бума" церкви: строятся новые храмы, образуются приходы. Вы посмотрите, что делается в этих приходах. В одних идет борьба с ИНН, батюшка с амвона увещевает не получать ИНН, паспорт. Что это? Это мракобесие. Это не имеет никакого отношения к вере. В другом случае – недавно прочитал – батюшка берет на себя странные сомнительные обязанности. У кого-то из прихожанок болит палец. И батюшка советует приложить палец... Куда бы вы думали? К покойнику. Безумные вещи. Кризис налицо. У нас не хватает духовенства, которое могло бы служить духовным своим чадам душеполезными советами. Но советы не должны касаться мирских дел – того, где построить дом, где раздобыть деньги на пропитание и т.д.

– Распространено мнение, что РПЦ в современном мире – это по сути своей бизнес. Вас это не пугает?

– Да, многие люди в церкви занимаются бизнесом. Но это именно люди занимаются бизнесом, а не церковь. Многие вещи извращены сейчас и в нашем понимании, и в наших действиях. Извращено понятие того же священства. Что такое священник? Это человек, который представляет молящихся, людей, собравшихся в храм на общую молитву. Ведь церковь – это собрание равных людей Божиих. А получается у нас так: люди в храме стоят по одну сторону алтарной завесы – это миряне, а те, кто по другую сторону, в алтаре – это посвященные. Между ними существует стена, которой не было в первые века. И получается, что священник служит, а миряне смотрят, оценивают – как он подает возглас, красиво ли поет хор...

– Театральное действо.

– Да. То, что возникло при Константине Великом. Это мистерия. Это приспособление церкви того времени для привлечения народа. Уже невозможно было молиться так, как делали это первые христиане. А сейчас помимо приспособления действительно необходимого происходит и извращение.

– Каким образом человек рациональный, трезво мыслящий, может принять за истинность чудеса, описываемые церковью?

– Критерием истины является практика. Казалось бы, материалистическая формулировка. Но, на самом деле, это справедливо и для духовного мира. Существует духовная практика. Только она несколько иного сорта. Мы говорим о вещах, которые не могут быть доказуемы логическими посылками нашего мира. Поэтому и практика другая – духовная. Практика, связанная с коллективным разумом отцов, соборов. Евангелие – это не только книга мудрости. Мудрых книг много. Это Божественная книга. Это откровение. Потому что она писалась евангелистами под действием Духа Святого. Точно так же, как разрешались проблемы, связанные с догматами церкви. Борьбой с ересью, допустим. Собирался Вселенский собор, и после молитвы, обращения к Богу, Господь вразумлял собравшихся Духом Святым для принятия правильного решения. Если подходить с этой стороны, то тогда мы поймем, что такой метод доказательства тоже основан на практике. Этим методом только и можно доказать существование Бога.

– То есть материальных доказательств быть не может?

– Человек, который не верит в Бога, может отвергать это все. Тогда, пожалуйста, пусть он предъявит доказательства обратного. Что тоже невозможно. Если, допустим, говорить о науке, то в каждой науке есть свои методы познания, свои теории, приборы. Мы не можем с помощью только химических процессов описать строение живой клетки, объяснить все и понять. Тем более мы не можем языком науки описать жизнь духовную. Речь идет не о галлюцинациях, а ином сорте опыта, который столь же реален, как и опыт физический.

– Для которого нужно определенное состояние сознания.

– Нужна вера, всего-навсего. Религия существует, наверное, столько же, сколько существует человек. Христианству уже две тысячи лет. Если бы это была галлюцинация, вряд ли бы она повторялась с таким постоянством. Во всяком случае, трудно такое предположить.

– В монахе остаются человеческие страсти?

– Конечно. Люди остаются людьми. Бывают даже какие-то конфликты. Но эти конфликты стараются сразу загладить, просить друг у друга прощения. И это главное. Задача ведь не в невозможном. Не в том, чтобы стать ангелами. А бороться со своими грехами, со своими страстями. Как Осипов в своих лекциях говорит о том, как бросить курить: "Ну, начните хотя бы с того, что откажитесь от одной сигареты в день". Так и в нашей жизни. Надо хоть в чем-то себе отказать. Хотя бы один раз в день возьми и откажись от одной сигареты. Потом два раза. Потом, может быть, вообще бросишь и начнешь новую жизнь! Жизнь монаха – это борьба со страстями.

02.10.2006