Лоскутки

Некоторые наши интеллигенты, начиная с середины девяностых, стали буквально воевать с единой, сильной, общенародной Церковью. Одни из них начали поддерживать раскольнические группировки, сколь бы карикатурными и порочными они ни были. Другие выражают иррациональный протест против крупных церковных торжеств, объединяющих Церковь, государство и "толпы" народа. Похоже, иным нашим "спасителям Православия" было бы гораздо комфортнее жить на Украине, а еще лучше в Америке – в условиях юрисдикционного "плюрализма", где можно выбрать иерархию по своему усмотрению.

Похоже, эти люди забыли, что такое положение в корне расходится с христианским идеалом – "одно стадо и один Пастырь" (Ин. 10. 16). В чем же причина? Наверное, в том, что не хочется исполнять волю единой Церкви, да и просто учиться жить в ней, жертвуя своими страстями и своеволием. Не понравилось в одном месте – пошел в другое, потом в третье, а затем и вовсе создал свою "иерархию". А за этим следует безумие. Именно им кончается любой раскол, который бесконечно дробится на все более микроскопические группы, обвиняющие друг друга и провозглашающие себя и только себя "единственной хранительницей истины". От этого недалеко и до разделений в одной голове...

В России все время возникает напряжение между реальной жизнью и западными идеями, принятыми властью за основу политико-правовой философии. Так было при многих монархах XVIII-XIX веков, так было при "марксистах", так есть и сейчас. Вот недоумевает в "Газете.ру" Андрей Колесников: "Почему формируется однопартийная система? Почему государство использует свое монопольное положение в экономике и политике? Почему оно поддерживает на плаву институты, которые развалились и не работают, – например, призывную армию? Почему государство воссоединяется с Церковью, а общественная жизнь клерикализуется"? Ответ очень простой – потому что это Россия. В нашей стране Церковь не мыслит себя вне единства с народом, а значит – и вне сотрудничества с признанной им властью. В России служба в армии – это жертва чему-то, что важнее индивидуальных интересов: Отечеству, нации. Именно в армии многим дается прививка от горделивого эгоизма. Наконец, партийная борьба, само деление общества на партии – противоречит вековому идеалу единства народа. А государство должно блюсти интересы простого человека, защищая его от рыночных и политических стихий.

Не зря вздыхает демократический догматист, как раньше вздыхали догматисты коммунистические: все их клише и модели разрушаются о российский образ жизни, о наш народный характер, сформированный Православием, а отчасти также традиционным исламом и некоторыми другими религиями. Конечно, господину Колесникову хотелось бы изменить народ, подстроить его под свои идеалы. Но на самом деле выйдет иначе. Россия перемелет идеологию и строй западной демократии, как перемолола марксистский коммунизм, наполнив его совершенно иным содержанием. Мы можем прийти к монархии или к государству, основанному на принципах соборности, при котором выборы народных представителей будут совершаться местными общинами или сословиями. Но даже если всего этого не произойдет, то за фасадом формально "прогрессивного", прозападного политического режима у нас всегда будет идти собственная жизнь. И она всегда будет более эффективной для России, более правильной для живущих здесь людей, чем все привнесенные извне модели.

Почему расходятся цивилизации? Почему у них разные политические, правовые, социальные системы, конкурирующие друг с другом? Когда мы говорим о культурных и религиозных различиях, мы забываем, что речь идет не только о малозначимых "особенностях", а о разных моделях идеального общества, к которым стремятся те или иные цивилизации, осуществляя свою миссию в политике, экономике и международных делах. Американский "город на вершине холма" – это богатые, раскованные, непринужденно одетые люди, блаженствующее в окружении модных товаров и гордые тем, что насадили демократию по всему миру. Такой же "город" для мусульманина – это, наверное, общество, в целом мире живущее по шариату, где все молятся пять раз в день и где нет ни капли алкоголя. Православный "идеальный мир" – это новая Византийская империя, объединенная вокруг одной веры, вокруг царя и патриарха. Эти идеалы не совпадают. Мы строим разные "города", и с этим современному миру нужно смириться. Или по крайней мере вспомнить, что человеческие селения и впрямь могут отличаться друг от друга, но мирно соседствовать, даже если это "города на вершине холма".

Многие на Западе удивляются религиозному возрождению в России и в некоторых других странах Центральной и Восточной Европы – в той же Польше, например. Утверждают, что все это скоро закончится, по мере того, как жители стран бывшего социалистического блока вкусят "благ западной цивилизации". Мне же думается, что народы, знающие на своем опыте годы реального безбожия, просто помнят ту духовную пропасть, которую оно из себя представляет, и в ужасе бегут от края этой пропасти.

Действительно, безбожие приводит к краху не только личность, но и общество. Любая попытка создать на земле "рай" без Бога обязательно заканчивается адом. И Западной Европе, которая строит такой же "рай", надо задуматься над этим. На одной конференции мне пришлось сказать европейцам: "Вы идете туда, где мы уже были". Да, советский атеизм был максимально тоталитарным по форме, в то время как западный агностицизм пока внешне демократичен. Но уже сейчас европейские политики предъявляют претензии на то, чтобы контролировать мысли и убеждения людей – через "борьбу с гомофобией", через "образование в духе толерантности" и так далее. Проект создания "идеального общества" всегда тоталитарен. Он не допускает существования "неидеальных", нестандартных, неунифицированных людей.

Мы привыкли думать и говорить, что наука всегда объективна, и у нее – своя область, которую не надо смешивать с областью веры. Но сегодня под наукой понимается отнюдь не только естествознание. Религиоведение, философия, история, психология неизбежно несут в себе идеологический заряд. "Психоанализ" вообще подменяет собой не только учение о человеке, но и пастырство. Его сторонники говорит: мы знаем, в чем источник всех душевных бед, и готовы исцелить их. Человек же при этом понимается как совокупность механических душевных движений, связанных с физиологией и различными событиями жизни – действительными или мнимыми. Некоторые западные христиане уже полностью соглашаются с таким подходом и плетутся в своей практике за последователями Фрейда.

Готовы ли мы примириться с такой "наукой" и отдать ей душепопечение? Этот вопрос нам, православным христианам, нужно поставить перед собой со всей определенностью. И забыть, наконец, о четкой разделительной черте между областью науки и областью веры. К религиозно безразличным наукам относятся, наверное, лишь математика, физика, химия и им подобные. Даже биология стала сферой борьбы идей, а не сухих объективных истин и гипотез. Поэтому общественные науки и науки о душе должны быть полем, где православная мысль должна присутствовать в полной мере, смело подвергая испытанию любые теории, вдалбливаемые в мозги "от имени науки" не столько уже учеными, сколько политиками, преподавателями, журналистами и различными практиками.

Я не верю, что вся мировая история руководится масонскими ложами или другими тайными обществами. Между прочим, так считают не только наши православные "ультра", но и некоторые светские деятели, тем же масонам вполне симпатизирующие. Вот подлил масла в споры вокруг масонов и католических орденов, якобы им противостоящих, пресловутый фильм "Код да Винчи"... Впрочем, нельзя отрицать, что в мире есть тайные общества, пытающиеся влиять на жизнь человека, народов, международных структур. Есть группы, которые создали настоящую религию человекобожия – со своим "богословием", со своими догматами, с обрядами, подчас более чем странными и даже изуверскими. Фанатизм и уверенность в своей конечной правоте у них развиты не хуже, чем у тоталитарных сект. Не эти ли группы и являются реальным центром "идеологически индифферентного" секуляризма?

Так это или не так, скрытность подобных сообществ демонстрирует, что они чувствуют свою слабость в открытой дискуссии. Зачем держать в тайне собственные взгляды, если люди способны их принять и разделить? Между прочим, в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви православным христианам предписывается не создавать тайных обществ, которые предполагают "исключительное подчинение своим лидерам и сознательный отказ от раскрытия сути деятельности организации" перед Священноначалием или на исповеди. Документ также говорит, что Церковь не может одобрить участия наших мирян и в неправославных тайных обществах, ибо они "по самому своему характеру отторгают человека от всецелой преданности Церкви Божией и ее каноническому строю" (ОСК, V. 4).

Тот, кто уверен, что несет людям благо, не должен от них прятаться. Вот почему я никогда не понимал тех "православных общественников", которые одно время пытались создавать тайные "рыцарские ордена" по западному образцу. Мы вправе ожидать открытости и от секуляристов. Давайте вести прямой диалог, а не действовать методами закулисной бюрократии и интриги! Убежден, что граждане имеют полное право потребовать ясности в вопросе о том, принадлежат ли власть имущие к тайным сообществам. Этот вопрос может быть задан и политикам перед выборами, и чиновникам – государственным и международным, – и владельцам компаний, услугами которых мы пользуемся. Конечно, их право – хранить тайну. Но точно так же право не поддерживать их есть у всех, кого смущает наличие тайных убеждений и сокрытых от внешнего глаза ритуальных практик.

В 1992 году протестантская организация "Лагерь крестового похода за Христа" устроила миссионерскую поездку по всем крупным волжским городам. Пригласили к участию и православное духовенство. В центре этой "Миссии Волга" был финский проповедник Калеви Лехтинен. Мне довелось выступать с ним в Саратове и Волжском на одних и тех же стадионах перед тысячами людей. Несмотря на то, что мода на диковинных западных "евангелистах" была в тогдашней России необычайно широка, русского священника принимали, по-моему, лучше.

В разных епархиях православные отнеслись к миссионерам по-разному. Где-то устраивали пикеты, где-то встретили гробовым молчанием. В паре мест направили духовенство, чтобы во время миссионерской акции обратиться к народу, призвав его идти в православные храмы. Но, наверное, лучше всего поступили в Волгограде. Там параллельно со стадионной встречей... отслужили всенощное бдение. Великая вечерня была совершена на высоком берегу Волги. Затем Владыка Герман (Тимофеев), духовенство и народ при чтении шестопсалмия прошли на главную городскую площадь. Там, встав спиной к памятнику Ленину, совершили полиелей, прочли Евангелие. Затем, под чтение канона, вышли к пристани, где – опять над Волгой – было пропето великое славословие и отслужено окончание утрени. И сразу же начался концерт приглашенных епархией рок-музыкантов, в том числе Бориса Гребенщикова.

...На службу и на концерт пришло полгорода, особенно молодежь. Стадион, где проповедовал Лехтинен, оказался почти пустым. Кстати, финский проповедник сам приехал к полиелею на площадь, и Владыка предоставил ему слово для приветствия. Чего было бояться? Люди прекрасно видели, где настоящая сила духа.

Наши "лидеры общественного мнения" иногда сильно наговаривают на протестантов, приписывая им ультрарыночное мышление и чуть ли не социальный дарвинизм. Вот однажды Петр Авен написал, что Россия должна, наконец, принять "протестантскую этику", главный принцип которой банкир формулирует так: "Богатство – отметина Бога". Но на самом деле даже баптисты и пятидесятники отнюдь не отрицают идей умеренности, христианской справедливости, помощи тем, кто не может заработать себе на хлеб. Не ободряют они и вызывающей роскоши.

А самая интересная метаморфоза произошла с реформатами – преемниками тех самых кальвинистов, которые создали веберовский "дух капитализма". Сегодня руководители реформатских церквей стали самыми настоящими левыми. Современную мировую экономическую систему они фактически приравняли к ереси. Вот что постановил собор реформатов мира в 2004 году: "Мы отрицаем культуру прогрессирующего потребительства, конкурентную алчность и эгоизм неолиберальной системы глобального рынка, равно как и любой другой системы, отрицающей альтернативы... Мы отвергаем идеологии и экономические режимы, ставящие прибыль выше людей". Участники конгресса осудили "теологию, утверждающую, что Бог – только с богатыми, а в бедности виновны сами бедные". Итак, прямые идейные потомки Жана Кальвина и Джона Нокса вовсе не одобряют всего того, что, если верить Веберу, выросло из первоначального реформатства. Не стоит ли к этим людям внимательно прислушаться?

На одной конференции некий лютеранский пастор сказал: "Давайте уберем из Евангелия слово "Бог", и оно станет платформой для диалога с атеистами". Может, тогда лучше вообще о Евангелии не говорить? Там так много "недиалогичного"... Оставить только про левую щеку, да добавить что-нибудь про экологию и демократию.

Есть ли в Церкви карьеристы и себялюбцы? Конечно, как и везде. Но вот однажды отец Георгий Кириндас сказал замечательные слова: "В Церкви тот, кто думает только о себе, далеко не пройдет". Добавлю от себя: и очень скоро уйдет "на страну далече". Никогда не видел в церковной среде человека, который бы занимался только карьерой, только бизнесом, только самовозвеличиванием – и не сгорел бы, не повредился духовно. Так что, по большому счету, все это Церкви чуждо и в ней не получается.

В экуменических организациях процветает то, что отец Александр Шмеман назвал "трусливым культом молодежи". В 2006 году на ассамблее Всемирного совета церквей в Порту-Алегри молодые делегаты устраивали пикеты и ходили по залу с плакатами, требуя 25-процентной квоты в руководящих органах. При этом выступления их не отличались особым качеством. Никто, например, не предложил какой-нибудь радикальной реформы ВСЦ, проект которой убедил бы окружающих. Более того, многие "молодежные" выступления сводились к банальным идеологическим штампам шестидесятых-семидесятых годов. О чем я и сказал прямо в пленарной дискуссии. Ответом были лишь вздохи, топот и свист... Правда, два делегата сразу же выразили мне публичную поддержку. Многие другие подходили потом и говорили: "Вы совершенно правы". Но делалось это исключительно в кулуарах, да так, чтобы никто не видел и не слышал.

Нам часто говорят, что Православию и России нужно успеть вскочить в последний вагон уходящего поезда современной цивилизации. А все ли знают, куда он идет? Похоже, что сами машинисты теряются в ответе на этот вопрос. Многие мудрые люди – экономисты, политологи, философы – между тем утверждают, что он несется в пропасть...

Между прочим, в одном из хадисов со ссылкой на Мохаммеда говорится: "Судный час не наступит до тех пор, пока не ускорится время. Год будет подобен месяцу, месяц будет подобен неделе, неделя будет подобна дню, день будет подобен часу, а час будет подобен времени тления головни". Очень похоже на современное сжатие времени, от которого многие в буквальном смысле сходят с ума.

На одном ток-шоу мне нужно было дискутировать с академиком Виталием Гинзбургом, известным убежденным атеистом. Дело было в Великий Пяток. После службы, в приходском доме я спросил собратий: "Что бы мне такое ему сказать"? Ответ одного батюшки был неожиданен и прост: "А подарите ему пасхальное яйцо"! Тут же был найден соответствующий фарфоровый сувенир с изображением храма, который я и преподнес академику в прямом эфире после жаркой и не всегда вежливой дискуссии. Выходя из студии, академик, опираясь одной рукой на палку, второй бережно и даже как-то возвышенно нес символ чуждой ему религии... Потом, правда, положил его в карман плаща, где оно при одевании и разбилось.