Быть державой или вообще не быть

Завтра, в День народного единства, на Первом канале состоится премьера фильма "Смутное время", снятого в студии "Православная энциклопедия". Автор и ведущий – Михаил Леонтьев. Почему известный политический журналист взялся за историческую тему? Или это для него не только история? С такого вопроса начался наш разговор.

– Прикладная задача фильма – на пальцах объяснить, что же мы празднуем 4 ноября. Вот лично для меня это очень адекватный, живой праздник. И очень актуальный. Прежде всего праздник этот не нами придуман. Он был основан именно тогда, когда мы вышли из первой Смуты. Россия ведь пережила три смуты – очень похожие друг на друга, вплоть до каких-то даже вопиющих совпадений. В начале XVII века, в начале XX и вот совсем недавно. Схожи и механизмы вползания в смуту, и ее течение. И осознание

– как внутреннее российское, так и внешнее – очень похоже. Страна практически переставала существовать. Она превращалась во всеобщее посмешище. А с другой стороны – в зияющую рану, в которой ковырялись все кому не лень. Аналоги прослеживаются вплоть до того, что периодизацию первой Смуты мы можем наложить на периодизацию поздней советской истории: Сталин, Хрущев, Брежнев и так далее. Только там по периодам все было гораздо плотнее. И выходы из смуты примерно одинаковы. И действующие силы.

– В том числе и политическая элита, готовая сдавать интересы государства, народа, сам народ, его религию? – Конечно. Предательство элиты – это вообще родовая травма российской истории.

Очень мало стран найдется, где измена элиты имела бы такой рецидивный характер. Между прочим, постоянная измена создала такую ситуацию, когда легитимная власть время от времени обращается к народу через голову политических элит. Ведь что такое торжество смуты? Это когда политический процесс, затеянный правящими классами в своих интересах, переходит в неуправляемый социальный бунт. А схема абсолютно повторяется. Был сильный легитимный государь, который элиту очень жестко приструнил. Скажем, Иван Грозный. Или Сталин, И когда он уходит, элита ищет гарантий, чтобы никогда больше такого не было. Ради этого возбуждают народные массы, плетут различные политические интриги...

Ведь все задачи российской политической элиты в принципе сводились к тому, чтобы Шуйский стал царем. Вот больше ничего не надо! Василий Иванович Шуйский как лидер – это консенсус представителей боярских группировок. По их советам он и должен был править. Что такое Шуйский? Шуйский – это в какой-то степени Ельцин. Поздний Ельцин. В этих сравнениях всегда есть некоторая доля натяжки, но они здесь настолько яркие, что даже при всей рискованности в них есть смысл. Так вот, оказывается, что никому в стране, кроме элиты, такой царь был не нужен. Ни для кого легитимен он не был и быть не мог. Политический процесс неизбежно оборачивался социальными волнениями. И в такой момент, разочаровавшись в возможности получить внутреннего гаранта, наша элита ищет внешнего гаранта среди прямых врагов, конкурентов и соперников России, чтобы они спасли их от народного гнева. Это ситуация 1611-го, 1917-го, 1990-х годов.

– Выходит, празднуем мы победу не над поляками, а над смутой, то есть над собой?

– Да, есть такой миф, что нас якобы призывают праздновать какую-то победу над поляками. Хочу заметить, что поляки тут вообще пассивная сторона. Дата связана с тем, что 3 ноября в пересчете на новый стиль был взят Китай-город, и 4-го поляки ушли из Москвы. Причем то, что они сами ушли, без боя, это еще более показательно. Случился моральный, психологический перелом. Вот не было уже, кажется, нашей страны. И вдруг поляки, представители сильнейшего тогда восточноевропейского государства, осознали, что Россия есть. Что слухи о смерти России оказались сильно преувеличены. И Кремль пришлось очистить.

Что произошло? После того как иссякли все политические силы, вдруг совершенно неожиданно возродились силы моральные и религиозные, которые пришли на выручку. Процитирую Ключевского: "Когда надломились политические скрепы общественного порядка, оставались еще крепкие связи национальные и религиозные: они и спасли общество".

Ополчение Минина – это была прямая воля народа. Именно поэтому, как в свое время города сдавали без боя, также ополчение победило еще до того, как оно сделало первый выстрел. Победило уже тем, что оно состоялось. Безусловно, тут присутствовало чудо. В этот день чествуют Казанскую икону Богородицы, которая была передана ополчению. И, конечно, без Православной церкви никакого ополчения не могло бы состояться. Именно Церковь оказалась единственным общерусским институтом. Собственно, как и сейчас.

– Итак, сейчас согласно этой периодизации мы находимся на выходе из очередной смуты?

– Наше "4 ноября" можно условно обозначить 1999 – 2000 годами. Время, когда страны практически не было. Это была страна, на которую напала Чечня! До чего же надо было довести Россию, чтобы на нее напала Чечня, имея основания рассчитывать на победу?! То есть еще через некоторое время на нас напал бы таракан из-за печки. Надо было дойти до конца. Так же, как и в первую Смуту. И Путин появился не просто так. Он был востребован.

– Что же, если следовать логике исторических аналогий, то Россия после очередной смуты снова станет великой державой?

– А другого выхода у нас нет. Что такое в нынешнем понимании великая держава? Это страна, обладающая реальным суверенитетом. Потому что реальным суверенитетом могут обладать только считанные страны, наделенные такой степенью экономического, политического, военного могущества, что могут самостоятельно принимать решения и иметь возможность их реализовывать. Это – субъекты истории, а не объекты. Вот это и есть, собственно, смута, когда страна превращается из субъекта истории в объект. В этот момент она находится в состоянии, когда может перестать существовать. И все наши смуты доказывают, что, превращаясь в объект исторической игры, Россия автоматически, в силу своей величины и важности для мирового устройства, тут же оказывается на грани полной гибели.

Есть маленькие компактные государства, иногда вполне благополучные, которые нормально себе существуют как объект. К сожалению или к счастью, у России такая возможность отсутствует полностью. И опять же характерно, что из первой Смуты Россия вышла крайне слабой и территориально обкромсанной и политически и экономически разоренной. Нужны были несколько десятилетий, чтобы восстановиться. Это длинный процесс. Но здесь важно направление. Если до двенадцатого года в семнадцатом веке или до Путина в наше время процесс шел в сторону деградации и распада, то после этого он пошел в сторону восстановления, реанимации, излечения. А ориентир движения известен. Нравится это кому или нет, но Россия может быть только великой державой. Или вообще не быть.

03.11.2006