Родион Щедрин определил свое детище как "суперконфликт для оперной сцены" – и был абсолютно прав. Оперы и вообще сколько-нибудь масштабного произведения о церковном расколе у нас еще не случалось. Никогда. Ни разу. А ведь событие это буквально выбило страну из колеи. Впрочем, удивительного здесь мало, тема уж больно неудобная. Да, религиозность, но "народная". Да, народность, но "неофициальная". В общем – другая Россия... А потому и досоветский, и советский, и постсоветский культурный официоз относились к раскольничьим скитам и пустозерским старцам с подозрением, которое не могла поколебать никакая смена режимов. О заморенных в острогах и покончивших с собой староверах предпочитали не вспоминать.
И вот первое слово сказано. Ухватить нерв сюжета оказалось нелегко. Родион Щедрин признавался, что "много раз подступался к теме, но все понимал, что иду куда-то не туда". А потом композитора будто осенило, и он написал оперу буквально за одно лето. Все предыдущие годы ему помогал советами ныне покойный профессор Александр Панченко, знаменитый русист. А в основу либретто легли литературные памятники – "Житие протопопа Аввакума, им самим написанное" и "Житие боярыни Морозовой, княгини Урусовой и Марии Даниловой". В итоге получилось опять-таки житие, но музыкальное. И не простое, а мученическое – мартирий. Этакие "Страсти Феодоры" (монашеское имя Морозовой).
Важнее всего, пожалуй, то, что староверы у Щедрина не выглядят фанатиками, какими изображали их художник Суриков и советские историки. Скорее они сродни первым христианам, которых императоры-язычники бросали в львиные канавки. Государь Алексей Михайлович, властный и ухмыляющийся, призывает Морозову отречься от старой веры. Не помогает. Ее запугивают. Потом убивают ее сына. Наконец, сажают в яму и морят голодом. Мученица просит "мало сухариков" или "яблочка" или "огурчика", но страж отвечает: "Не смею". Можно сказать, что в течение примерно полутора часов Морозову медленно убивают.
Хор то взмывает в выси, то обрывается, то падает куда-то в преисподнюю, создавая при этом впечатление мощного оркестрового звучания. Тут, с одной стороны, традиция – русская духовная музыка исключительно вокальная. Но хоровое исполнение подается несколько авангардно, о чем свидетельствуют и необычная партитура, и "сопутствующие" инструменты. Трубач вступает торжественно и скорбно, что твой архангел Гавриил, литавры терзают душу и слух в кульминациях. Иногда голоса перекрываются звуком колоколов. Скажу без преувеличения: происходящее на сцене действительно очень страшно. Потому и овации грохнули не сразу: зритель, что называется, отходил...
Критики, шагающие в ногу со временем, не устают сетовать на порядком опостылевший им гештальт "типичной русской оперы". Это когда хороводят кокошники или, скажем, является страшная и нелепая "дубина народной войны", которую выносили на сцену в "Войне и мире". "Замшелая, устаревшая стилистика" – одним словом, нафталин-с. Критиков вроде бы понять можно. Все-то им подсовывают сплошной эпос, пафос – и никакого тебе эроса с танатосом. Правда, когда ставить "Евгения Онегина" в Большой позвали молодого Чернякова, у которого Ленский неосторожно поиграл с ружьем и пал от случайного выстрела, а Татьяна на пике страстного томления прыгала на столе, обиделись уже в другом лагере. В частности, Галина Вишневская, которая пела в БТ партию Татьяны в начале своей карьеры. А по мне, так это типичный пример ложной альтернативы: либо обшарпанный кокошник, либо тотальный глум. Есть ведь и другие пути. Доказательство тому – щедринский опус.
Либретто честно погружает во времена старинные, теперь почти былинные. При этом, заметьте, никакой "костюмерии" – только траурные платья, да еще церковнославянизмы в либретто. Едва ли не навытяжку стоят за пюпитрами государь, Морозова, сестра ее Урусова и протопоп Аввакум. Правда, Аввакум в исполнении молодого австралийского тенора Эндрю Гудвина непохож на мятежного батюшку, молившего Господа дать ему поучить патриарха Никона хворостиной, прежде чем того повлекут к Страшному суду. Но одна странность бьет в глаза. Патриарх Никон – идеолог церковной реформы и оппонент сторонников древлеправославия – блистательно отсутствует в числе персонажей. За него отдувается государь. Сам Щедрин объясняет это та к: "Я решил ограничиться четырьмя голосами солистов, как в Девятой симфонии Бетховена: сопрано, меццо-сопрано, тенор и бас, и хором". Вопросы музыкальной формы, конечно, первостепенны. Но как знать, не сказался ли здесь и тот факт, что современная церковь говорите канонизации Никона, а с раскольников лишь недавно была снята анафема?
В любом случае говорить об опере будут много и любая заметка сегодня – не более чем предварительные замечания.
06.11.2006
Источник: www.itogi.ru Итоги
