Ксенофобия и экстремизм в контексте проблем современного мира

Обозначенная нами тема охватывает слишком много разнопорядковых явлений. И ксенофобия, и экстремизм имеют очень много конкретных проявлений, причины которых должны рассматриваться отдельно друг от друга. Из всего этого пестрого спектра мы позволим себе выделить наиболее, как нам кажется, важную часть, имея в виду те проблемы, которые определяют лицо и динамику современного мира.

Не секрет, что многие "вечные", так сказать, темы и проблемы получают в современном обществе принципиально новое звучание и небывалую остроту. Так, например, людям уже на протяжении тысячелетий известны наркотические вещества, видимо, и злоупотребление ими также встречалось во все времена, но наркомания стала болезнью человечества только в 20-ом веке. Торговали люди всегда, то, что наркотики тоже можно продавать, притом очень выгодно, ни для кого секретом быть не могло, но наркоторговля только в 20-ом веке получила такой ужасающий размах. Можно привести и другие подобные примеры, но нас интересует сейчас тема национального, расового и религиозного экстремизма. Конфликты на этой почве тоже можно видеть на протяжении всей истории человечества, но столь болезненной проблемой экстремизм и ксенофобия стали именно сейчас, в современном мире. Действительно, есть ощутимая разница между известными из истории войнами, притеснениями, восстаниями, политическими убийствами и тем, что происходит в мире сейчас.

Прежде всего, надо отметить некоторые внешние моменты. Именно в 20-ом веке, особенно к концу его мир оказался насквозь пронизан системами коммуникаций, – как транспортных, так и информационных. Напрашиваются слова, что мир стал единым, но сказать так было бы неточно. Во многом основу современного экстремизма и ксенофобии образует как раз наличие развитых коммуникаций при отсутствии настоящего человеческого единства. Во всей прошлой истории был совершенно невозможен такой как теперь контакт различных культур. Этот контакт, во-первых, является очень интенсивным, быстрым и тесным: в течение нескольких часов человек из далекой страны уже оказывается в совершенно иной культурной среде, чтобы через несколько месяцев, а то и раньше снова вернуться домой и вскоре снова уехать на заработки. Во-вторых, благодаря тем же коммуникациям, человек даже в далекой стране не теряет связи с родной культурой, оказывается более устойчив к ассимилирующему воздействию среды. Кроме того, при всей своей интенсивности, межкультурные контакты диффузно распределены по социальному пространству. Не может существовать столь удаленного места, чтобы оно было застраховано от возникновения инокультурных национальных или религиозных общин, или организаций финансируемых из-за рубежа. Где бы человек ни жил, в один прекрасный момент может обнаружиться, что – "понаехали" и "жить мешают".

При этом не единственной, может быть, но очень значимой причиной ксенофобии по отношению к "чужакам" является ксенофобия самих чужаков. Попавшие в иную культурную среду люди имеют в современном мире реальную возможность жить "как дома", по своим культурным стереотипам и при этом активно участвовать в жизни общества, чьи культурные стандарты они отрицают. Прежде всего, сказанное относится, конечно, к той ситуации, где цивилизованные европейцы – хозяева, а пришлыми чужаками, живущими по-своему, являются различные "азиаты" – турки, арабы, китайцы. Обратная проблема менее видна нам, но она существует и именно с нее все началось. Началось все с того, что европейцы пришли во все уголки мира, продолжая повсюду жить по-европейски, и оказывая большое влияние на жизнь других культур.

Однако в современном мире, несмотря на сохранение ведущих позиций в мировом процессе, европейская культура чем дальше, тем больше утрачивает свою жизненную мощь. Облик современности по-прежнему определяется так называемым цивилизованным миром, однако сам этот цивилизованный мир, возможно, уже не способен за себя постоять. Достижения цивилизации оборачиваются ныне против нее самой не только потому, что иногда дают непредвиденные последствия, но и потому, что эти достижения оказываются в руках тех людей, которым чужды все ценности, лежащие в основании цивилизации.

Многим читателям должно быть знакомо имя Хож-Ахмеда Нухаева, который, по мнению следственных органов, является основным заказчиком и организатором громкого убийства (9 июля 2004 года) главного редактора русской версии "Форбс" Пола Хлебникова. Нухаев является не просто богатым, а очень богатым человеком, он трижды судим, последний раз в начале 1991 года на 8 лет за вымогательство (в конце 1991 уже смог освободиться), он, по видимому, является одним из создателей в начале восьмидесятых московских преступных группировок, он – бывший чеченский полевой командир. Однако всеми этими характеристиками отнюдь не исчерпывается эта интересная (безо всякой иронии) личность. В последние годы Хож-Ахмед Нухаев увлекается исламским богословием, является теоретиком некоего "нового евразийского фундаментализма". Я позволю себе взять в качестве примера этого человека и его взгляды. На этом примере многие особенности современного идеологического пространства видны очень выпукло.

В конце 2000 года в "Независимой газете" была опубликована большая работа Хож-Ахмеда Нухаева "Давид и Голиаф, или российско-чеченская война глазами варвара". Впоследствии этот текст переиздавался и в сборниках, и отдельной брошюрой. Прежде всего, хотелось бы процитировать то, как Нухаев представляет разницу между российским солдатом и чеченским воином:

"Российский солдат, которого, не обращая внимания на его этническую принадлежность и вероисповедание, безликий чиновник случайно выхватил из толпы ровесников, одел в армейскую униформу и как пушечное мясо отправил на гибель, понимает свою роль на этой войне без лишних слов. Как животное, которое по доходящим из бойни сигналам знает, что его ждет впереди, российский солдат предчувствует, что "конец истории" – это совершенно банальная мясорубка. Эти столкновения с реальными фактами для него – вопрос сиюминутной борьбы за выживание. Все вокруг него на этой чуждой, страшной земле, на которую его бросило его государство, постоянно ассоциируется или с готовым в любую секунду разорваться под его стопами фугасом, или с пулей снайпера, готовящегося где-то рядом к выстрелу, или с кинжалом, перерезающим горло, если не в ту, то в эту ночь. Это не его война. Она ему чужда. Для русского солдата эта война – бессмысленный ужас.

Чеченский воин принимает эти столкновения как абсолютное, не требующее рационального обоснования обязательство подчинения логике войны со Злом. Законы этой логики настолько глубоко закодированы в его генах, в извечной традиции, унаследованной от своих предков, что все решения, все шаги и все слова, необходимые для победы, возникают у него спонтанно, естественно и прямо попадают в мишень. Принося войне в жертву всю тотальность своего "я", свою жизнь, все свое имущество, переживая ее непосредственную реальность вне дуализма субъект-объект, чеченский воин ощущает эту войну как "свою", становится с ней одним целым. Для него эта война – священная".

Совершенно очевидно, что эти слова несут и пропагандистскую нагрузку, их можно расценивать как тенденциозные. Конечно, не все чеченцы – такие воины добра в борьбе со злом, и уж конечно, далеко не все российские солдаты таковы, как сказано. Но в этих словах надо видеть и правду, относя их не только и не столько к конкретным участникам боевых действий в Чечне, сколько видя в них характеристику соотношения цивилизованного мира и "традиционалистского варварства" (по выражению самого Нухаева).

Те проявления ксенофобии и экстремизма, которые наиболее значимы для современного мира, имеют своим основанием даже не конфликт цивилизаций, а упадок цивилизации. Может быть, и было в истории время, когда европейцы готовы были умирать на идеалы гуманизма и либеральной демократии, может быть, не до конца еще ушло то время, когда они готовы были умирать за родину. Но это время, по всей видимости, подходит к концу. Ослабевающий цивилизованный человек вытесняется с исторической арены. Распространение ксенофобии в европейском и российском обществе есть прямой признак ослабления народного духа. Здоровый и крепкий народ, живущий на своей исконной территории, ксенофобии к чужакам не испытывает, она появляется тогда, когда возникает угроза существованию народа.

Среди тех сил, которые оттесняют европейскую цивилизацию, нет единства, – ни идейного, ни какого другого. Однако можно выделить некоторые важные ценностные установки, которыми эти силы определены. И тут мы вернемся к работам Хож-Ахмеда Нухаева. Та идеология, которую Нухаев провозглашает как исконное чеченское мировоззрение, в предельно острой форме выражает установки традиционализма не только чеченского и не только исламского. Речь идет о противопоставлении всем ценностям цивилизации ценностей родового строя. Прежде всего, отвергается государство. Эта мысль звучит и в уже названной работе, специально она развита в статье "Виртуальность государства и путь к возрождению". Нухаев начинает: "Государство реально как историческое явление, принесшее и продолжающее приносить реальные бедствия человечеству и окружающей среде; бедствия, чья масштабность возрастает в ужасающих размерах с каждой новой эпохой развития цивилизации. В то же время, являясь системой искаженных мыслительных стереотипов и соответствующих им искажений межчеловеческих отношений, государство в прямом смысле слова – виртуальность". Указав на этимологию слова "государство" от "государь, господарь" и санскритского слова jaspatis, которое означает "главу семьи", "патриарха", он заканчивает первый абзац тем, что "если бы "государство" было тем, чем оно должно быть по своему смысловому содержанию, если все вещи соответствовали своим именам, мы имели бы дело с кровнородственной общиной, возглавляющейся патриархом, и с народом, как стройной иерархией вырастающих на общинной базе родов и племен".

Далеко не все силы противостоящие европейской цивилизации имеют такой антигосударственный настрой. Исламский фундаментализм, например, ориентирован на создание "исламского государства" с "шариатским правопорядком". Однако, по существу, такое государство и такой правопорядок являются только более формально организованным родовым строем. Когда говорится о силе ислама, как фактора европейской и мировой политики, подразумевается в первую очередь вовсе не особые качества религиозной традиции ислама, а те патриархальные устои жизни, которые сохраняются народами, исповедующими ислам. Ислам силен и привлекателен тем, чем сильна и привлекательна вообще всякая традиционная культура. Как ни парадоксально это звучит, в исламе привлекает не ислам, а традиционалистские устои народной культуры. Эти устои не были чужды и "старой доброй Европе", и "святой Руси". Ныне же эти устои усиленно вымываются из жизни цивилизованного мира, а мусульманские народы в силу многих причин более консервативно удерживают традиционалистскую ориентацию культуры.

Западно-либеральная модель устройства жизни, размывающая традиционные нормы и понятия, воспринимается такой культурой как зараза. Обособление от норм жизни европейской цивилизации и активное противодействие этим нормам, действительно, искренно воспринимается многими как отстаивание святынь и противодействие злу. Зачастую именно это обстоятельство морально оправдывает в глазах этих людей даже откровенно преступную деятельность. Землячества создаются как островки "нормальной" жизни в противовес окружающему цивилизованному разврату, а затем делаются базой для преступных формирований по национальному признаку.

Таким образом, экстремизм и ксенофобия в современном мире имеют, прежде всего, духовные основания. Духовный кризис европейской цивилизации обуславливает эти проявления. И хотелось бы особо отметить, что в рамках этого кризиса Россия в определенном отношении "впереди планеты всей". Впереди, во-первых, по темпам и масштабам проявления экстремизма и ксенофобии, которых Россия в 20-ом веке хлебнула за десятерых. Большевистский террор, направленный и вовнутрь страны, и вовне, пожалуй, и не имеет, как пример экстремизма, аналогов в мировой истории. Как и маниакальная ксенофобия советской пропаганды, видящая всюду козни и происки, провокации и вылазки классовых врагов мало с чем в истории может быть поставлена рядом. Однако хотелось бы надеяться, и есть основания надеяться, что и в преодолении духовного кризиса современности Россия может оказаться впереди. Если, конечно, этот кризис вообще возможно преодолеть. И если Россия еще жива как самобытная культура.

Духовному кризису может быть противопоставлено только духовное возрождение. Когда некоторые мусульмане, исходя из своей веры, неприязненно относятся к нам, к русским, я в какой-то мере могу их понять. Насколько мне известно, такое отношение они объясняют тем, что русские в Бога не верят и матерятся, то есть втаптывают в грязь материнство, а вместе с ним и все, на чем держится нормальная нравственная жизнь человека. Стоит вспомнить, что поминаемые всеми к месту и не к месту 10 заповедей были даны на двух каменных плитах: 4 заповеди первой скрижали определяют отношение человека к Богу, а 6 заповедей второй скрижали – отношения людей. Открывается первая скрижаль заповедью о почитании единого Бога, а вторая – заповедью о почитании родителей. На этом двуедином фундаменте держится жизнь человека, и тот, кто разрушает этот фундамент, не может иметь никакого извинения в глазах традиционалиста. Традиционалист может с уважением принять тот факт, что у кого-то другая вера, и другие семейные устои, но отсутствие веры и отсутствие устоев вызывает в лучшем случае презрение, а порой и ненависть.

Те люди, которые предлагают "не обижать" людей другой веры и другой культуры напоминанием о традиционной вере и культуре России, не понимают именно этого. Как не понимают этого – с противоположной стороны – и скинхэды, делающие критерием "русскости" внешность и фамилию. Только возрождение традиционных основ русской жизни может дать шанс на победу в борьбе с ксенофобией и экстремистскими проявлениями. И речь должна идти, конечно, о возрождении религиозной и нравственной культуры русского народа. Традиционные народные промыслы и бытовую культуру прошлых веков возродить вряд ли возможно, да и не нужно, нелепо было бы их возрождать в 21-ом веке. В актуализации нуждаются не ушедшие в прошлое внешние формы, а вечные и непреходящие основы жизни: вера и совесть, труд и взаимное уважение, общая историческая память.