В ближайшие дни Совет Федерации намерен внести в Госдуму поправку в Закон "О противодействии экстремистской деятельности". Совсем недавно этот закон был серьезно откорректирован. Путем поправок, значительно расширяющих понятие "экстремистская деятельность". И вот опять. На этот раз предполагается поставить заслон организациям, выступающим с экстремистскими лозунгами. В судебном порядке приостанавливать или прекращать их деятельность.
Поправка, на внесении которой будут настаивать сенаторы, выглядит так: "Приостановление деятельности общественного или религиозного объединения осуществляется по решению суда на основании заявления соответствующего должностного лица или органа. Названным решением суда должно быть установлено, что общественное или религиозное объединение осуществляет экстремистскую деятельность, повлекшую за собой нарушение прав и свобод человека и гражданина, причинение вреда личности, здоровью граждан, окружающей среде, общественному порядку, общественной безопасности, собственности, законным экономическим интересам физических и (или) юридических лиц, обществу и государству или создающую реальную угрозу причинения такого вреда. Деятельность общественного или религиозного объединения приостанавливается до вынесения судом решения о ликвидации общественного или религиозного объединения либо запрете его деятельности по заявлению соответствующего должностного лица или органа". В ряду организаций, привлекаемых к ответственности за экстремизм, будут фигурировать и политические партии.
Первый заместитель председателя ЦК КПРФ Иван Мельников задается вопросом: это профилактика экстремизма или способ лишить трибуны оппозицию? Сенаторы отвечают: никакого покушения на демократию здесь нет. Просто действующий закон уже не в полной мере соответствует новым угрозам и вызовам, которые встают перед государством и обществом. Поэтому предлагается расширить перечень действий, квалифицируемых как экстремизм. Например, создать законодательные препятствия "проникновению во власть лиц и политических партий, использующих в своих выступлениях экстремистскую лексику". А также установить "новые элементы ответственности в виде отказа в регистрации или отмены регистрации для кандидатов и избирательных объединений (политических партий) за деятельность, содержащую признаки экстремизма".
Стремление Совета Федерации усилить ответственность за экстремистские действия само по себе выглядит совершенно оправданным. Почему "Русский марш" в этом году не стал событием? Потому что официальный запрет на проведение шествий под экстремистскими лозунгами, суровые предостережения властей и тотальная милицейская профилактика сделали свое дело – не позволили продемонстрировать такое "единство", от которого шаг до погромов. Но разве для предотвращения подобных манифестаций непременно требуются какие-то новые меры? Ведь есть же и без того ужесточенный Закон "О противодействии экстремистской деятельности". Есть 282-я статья Уголовного кодекса (разжигание национальной, расовой или религиозной вражды). Есть, наконец, Конституция, закон прямого действия, с ее 13-й и 29-й статьями, запрещающими всяческий экстремизм и его пропаганду. Мало всего этого? Или не хватает другого – политической воли? Как мне представляется, проблема не в отсутствии законодательных препятствий экстремизму, а в правоприменении. У правоохранительных органов есть все рычаги для борьбы с экстремизмом и ксенофобией. А в избирательном законодательстве имеются необходимые статьи, позволяющие за экстремистские высказывания лишать партии и кандидатов регистрации или отказывать в ней.
Чего же нет? Нет четко прописанного в законе понятия "экстремизм". Даже у экспертов тут полный разнобой. Кто-то, например, считает экстремизмом публичное выражение крайних взглядов. Но что такое крайний взгляд? Или что означает публичная деятельности лиц, которые, "может быть, напрямую и не призывают к осуществлению экстремистской деятельности, но побуждают к ее осуществлению или допускают возможность совершения экстремистских деяний". Это ведь тоже невнятная формулировка. Пользуясь ею, нетрудно запретить партию, которая, может быть, открыто и не призывает, но побуждает к чему-то. Когда предельно размыто само понятие экстремизма, а к нему еще прилагаются определения типа "может быть, не призывают, но побуждают", возникает простор для вольных толкований.
В странах Европы при квалификации неких деяний экстремистскими делается акцент на их публичный характер. Причем и тут есть нюансы. Если уголовное законодательство Канады предусматривает наличие либо умысла на разжигание розни, либо вероятности нарушения мира в результате преступных действий, то во Франции, Дании, Нидерландах судят за пропаганду и возбуждение вражды независимо от наличия умысла и возможных последствий. Вот, например, Уголовный кодекс ФРГ, параграф 130: "Тот, кто любым способом, нарушающим общественный порядок, подстрекает к разжиганию ненависти к части населения, или призывает к совершению насилия или произвола в отношении нее, или посягает на человеческое достоинство другого таким образом, что он унижает достоинство части населения, злонамеренно порочит или клевещет на него, – наказывается лишением свободы на срок до 5 лет".
Разумеется, мы не можем позволить экстремистским партиям вольготно чувствовать себя в обществе. Те же немцы, пережив фашизм как свой национальный позор, извлекли уроки. И ввели конституционный запрет на создание неонацистских партий. Но там же, в Германии, только Конституционный суд может принять решение о запрете той или иной политической партии. Потому что речь идет о правах граждан.
Прежде чем вносить в закон новые ужесточающие поправки, хорошо бы для начала дать максимально недвусмысленное определение экстремистской деятельности. Чтобы широкое толкование этого понятия нельзя было использовать против законопослушных граждан. В том числе и против оппозиции. Ведь, например, заявление о необходимости вести диалог в Чечне с какими-то политическими силами можно интерпретировать как призыв к экстремизму, терроризму и т. п. Когда нет юридически безупречного понятия "экстремистская деятельность", можно любого человека, критикующего власть, обвинить в экстремизме. Например, кто-то выкрикнет на городском митинге что-нибудь нелицеприятное в адрес мэра. И найдется милиционер, который усмотрит здесь призыв к подрыву конституционного строя.
Люди с крайними взглядами должны быть защищены законом. Если они, конечно, не нарушают общественный порядок, а лишь выражают свой протест, пусть даже в непарламентской форме. В Вашингтоне перед Белым домом вечно громоздятся какие-то палатки, люди размахивают плакатами... Закон защищает право любого американца публично выражать свое отношение к власти. Говоря же о наших реалиях, стоит задать себе вопрос: а надо ли вообще отлучать радикалов от участия в политике? Загнав их в подполье, можно ведь спровоцировать еще более резкие выступления. В любой стране существуют непримиримые противники власти. Не лучше ли вовлекать их в политический диалог?
Но самое главное – нужно наконец договориться, что такое экстремизм и что такое экстремистская деятельность. В четком определении этих понятий равно заинтересованы и государство, и политические партии. В том числе и партии оппозиционные. Они – больше, чем кто бы то ни был.
24.11.2006
Источник: Российская газета
