Новые анахореты

Минувший понедельник можно с уверенностью назвать днем религиозного экстаза. Они что, все сговорились?

В Московском музее современного искусства на Петровке директор ММСИ Василий Церетели провел пресс-конференцию, посвященную выставке, с которой музей выступает в феврале на 2-й Московской биеннале современного искусства. Выставка называется "Верю" (куратор – скандально известный художник Олег Кулик, место проведения – открывающийся арт-центр "Винзавод"). Название говорит само за себя.

В музейно-выставочном комплексе "Галерея искусств Зураба Церетели" Церетели-старший показал представителям СМИ модель своего нового памятника, который он откроет 10 декабря во французском городе Плоэрмель. Памятник – в честь Папы Римского Иоанна Павла П.

Наконец, совсем под вечер закрытая галерея "Триумф" презентовала привезенную из Лондона на два дня (и тут же почти полностью распроданную) выставку одной из самых влиятельных фигур в арт-мире, безумно дорогого британца Дэмиена Хирста. Догадайтесь, как именуется экспозиция? Правильно, "Новая религия"

Выставка "Верю" еще не открылась, даже окончательный состав участников и работ не определен. До бретанского провинциального Плоэрмеля доберется не всякий турист. Нереализованные скульптуры и шелкографии Хирста благополучно отправились назад, на родину. Вроде бы и говорить не о чем, коли не на что смотреть. Однако говорить стоит.

Календарные совпадения совпадениями, но тенденция, что называется, налицо. Наша звезда Кулик, их звезда Хирст, посол Доброй воли ЮНЕСКО Церетели синхронно высказались на одну тему, вроде бы не столь насущную для современных художников, – тему сакрального. При этом Зураб Константинович с гордостью демонстрирует массивный золотой крест на шее, Хирст называет себя убежденным атеистом, а вероисповедание профессионального провокатора Кулика не поддается идентификации, что бы он ни говорил (тут в данном случае уместно выражение Станиславского: "Не верю!").

С Церетели все понятно: памятник покойному Папе создан по заказу мэрии города, население которого (и всей провинции Бретань) издавна отличается истовой религиозностью. Кулик трактует название своего проекта в самом широком смысле. Речь идет о том, что художник своей работой на выставке должен выразить авторское кредо согласно Лютеру: "На том стою и не могу иначе" Это, конечно же, исповедание веры, но иллюстраций к Священному Писанию (Торе, Корану и т. д.) от участников никто не требует. Хирста вообще можно обвинить в кощунстве. Он считает, что "новая религия" – это безоговорочное доверие к науке и медицине, потому на его распятии вместо фигуры Спасителя красуются лекарственные капсулы из аптеки, а на облатке для причастия, сделанной из настоящего мрамора, написано "Парацетамол" Даже хорошо, что "Триумф" – галерея закрытая. При московской страсти к погромам никто бы не смог гарантировать безопасность экспозиции, несмотря на международный авторитет автора.

То есть как такового религиозного экстаза не наблюдается. Есть лишь желание серьезного, ответственного, большого артистического высказывания (даже шокирующая экспозиция Хирста вполне музейна и убедительна по качеству, и она, в сущности, – про жизнь и смерть). Ирония уходит из современного искусства, постмодернистские пастиши вышли из моды, художник сегодня пытается пробиться к первоосновам бытия. И логично оказывается в непривычных для себя пространствах сакрального, ибо только религиозный дискурс по-прежнему бережно охраняет эти вроде бы навсегда рухнувшие первоосновы. Потому декларируемая "новая серьезность" сама собой приводит к "новой религиозности". Но вот только художник-бунтарь не может превратиться в покладистого, добронравного иконописца, не изменяя качеству и фирменному стилю.

Образец смирения явил собой, как ни странно, Церетели. Несмотря на привычный размах (общая высота памятника с постаментом – 7, 5 метра, фигура Папы – 3, 2 метра), это очень простая, лаконичная композиция, лишенная барочной избыточности маэстро. Иоанн Павел II стоит, молитвенно скрестив руки, в проеме церковных врат с крестом наверху. Архитектурный фон по-конструктивистски скуп. Сам Папа – привычный образчик жизнеподобной реалистической скульптуры без всяких метафорически-аллегорических излишеств, которые так любит Церетели. Папа – и Папа. И становится ясно, что у автора опустились руки при реализации заказа. Неуемная фантазия разбилась о скромный образ праведного понтифика. Эта креативная катастрофа случилась только к лучшему но она необычайно показательна.

Олег Кулик, взявшись за кураторство "Верю" не устает повторять, что никакой кураторской воли он проявлять не будет. В его полномочиях – выбор участников, художников, которых он считает достойными возложенной на них миссии. А как они с ней справятся – их дело. Понятно, что морально и социально ответственная реплика в исповедальном жанре – личная проблема каждого, однако куратор хорошо устроился. И вопрос не в том, что Кулик халтурит. Просто актуальное искусство не имеет строгих методологических критериев решения экзистенциальных, а тем паче религиозных вопросов. Оно хочет, но еще не готово их обсуждать. Десятилетия тотальной иронии как главенствующей формы высказывания избавили художника от серьезных когнитивных практик. А тут вообще – "Верю"! Потому этакая кураторская скромность у инициативного, энергичного и эгоцентричного Кулика.

Хирст с задачей справился похоже, но чуть по-другому Главные объекты его выставки – тиражная печатная графика, компьютерные коллажи, на которых героев и эпизоды Библии исполняют медицинские препараты с указанием предписанных дозировок. Есть, конечно, помянутый мраморный парацетамол или серебряный череп ребенка с тремя рядами позолоченных зубов – образ человека будущего, следствие успехов генной инженерии. Но основная часть – застекленные бумажки на стенах, хоть и очень дорогие. Исполнение обрядов "новой религии" Хирст благополучно передал компьютеру, тоже изменив прежний патетический размах творчества. Ибо прославился он многометровыми уличными скульптурами, упакованной в прозрачный аквариум с формальдегидом тигровой акулой, гигантской "округлой" живописью, сделанной в ходе изливания краски на вертящиеся фанерные овалы. Папки же с шелкографиями он привез в Москву не только как самый надежный способ заработка, но и как самоценный проект – до "Триумфа" ту же выставку показывала лондонская "Галерея Пола Столпера" Просто такова религиозная тематика – она предопределяет скромность даже у самого буйного художника.

Это аскеза или всего лишь неумение справиться с непривычным материалом? Покажет будущее. Если, конечно, современное искусство не накроет волна какой-нибудь новой моды.

07.12.2006