Опасность "веро-корректности"

Со статьей Владимира Легойды "Ярость равнодушия"
можно ознакомиться здесь

Я студентка МГИМО. В прошлом году у нас в институте проходила конференция "Россия в духовных поисках современного мира". Люди выступали интересные, тем затрагивалось немало. С некоторыми позициями было сложно согласиться, но чувствовалось, что каждый выступающий делится жизненной позицией, вымученным, сокровенным – и это подкупало.

Некоторое недоумение у меня вызвало одно выступление ближе к концу конференции – человека, который представился как Щипков Александр Владимирович. Доклад, кажется, назывался "Секулярная толерантность как угроза России" и поражал не нетрадиционным взглядом или резкостью мысли, а именно кажущейся бессмысленностью рассказываемого. С самого начала стало ясно, что доклад построен на сравнении толерантности и веротерпимости, что мне изначально показалось абсурдным, поскольку эти два понятия я считала синонимами. Разве что "толерантность" иностранного происхождения, а "веротерпимость" – слово наше, родное, русское. А больше чего обсуждать, к чему копья ломать?

Прислушалась. Александр Владимирович явно видел бОльшую разницу между этими двумя словами, чем я. Из его выступления получалось, что веротерпимость – "хорошая", а толерантность "плохая", поскольку заключает в себе равнодушие и в этом-то её истинная опасность. Вывод – давайте будем веротерпимы, а не толерантны. Причём докладчик говорил об этом искренне и горячо, убеждал аудиторию так, будто его жизнь от этого зависела, как будто от этого зависели наши жизни...

А я не могла понять, отчего он так волнуется? О чём спор? К чему копья ломать?

Непонятнее всего было, с чего он взял, что понятие "толерантность" включает в себя равнодушие? Сам выдумал? Мне за эту "толерантность" под конец даже обидно стало. Единственная претензия, которую я могла бы тогда к ней предъявить – уже вышеупомянутое иностранное происхождение. Знаете, как учителя иногда борются за русский язык, призывают, к примеру: "говорите "доброволец", а не "волонтёр"; "уважение", а не "респект" и т.д. Аналогичный призыв по отношению к веротерпимости/толерантности я бы поняла (хотя в таком случае было бы совершенно неясно, зачем об этом заговаривать на православном форуме). Но признать толерантность "плохой" заставить себя не могла.

Закончилось тем, что я ушла с конференции с убеждением, что в данном случае докладчик пытался описать какое-то открытое им явление – безусловно, важное, уникальное, но понятное лишь ему одному. Причем настолько уникальное, что и адекватного определения он найти этому явлению не смог, потому и воспользовался в качестве "оболочки" для своих рассуждений бедной "толерантностью".

Наверное, если бы я тогда знала, что передо мной главный редактор интернет-портала "Религия и СМИ", то задумалась бы, почему он решил раскрыть тему именно так и именно в таких словах. Но на тот момент то внутреннее объяснение меня вполне удовлетворило. И доклад А. В. Щипкова остался в памяти как одно из самых бессмысленных (извините) выступлений той конференции.

Прочитав статью В. Легойды "Ярость равнодушия", я узнала о первоисточнике похожей мысли – Честертоне. Благодаря этой же статье, я поняла, зачем "ломал копья" тот докладчик на конференции.

Признала ли я теперь, что толерантность – это равнодушие? Ничуть! Но зато теперь, когда я услышу сторонников Честертона/Щипкова, я, по крайней мере, пойму, о чём речь. Я пойму человека и смогу с ним говорить на одном языке. А это для меня очень важно. Это то самое ценное, что даёт мне эта статья.

Надо при этом отметить, что само явление подмечено в статье очень верно, и согласиться я не могу лишь с данным ему названием, с "упаковкой".

К примеру, среди отзывов других читателей встречалось в частности и такое: "Я раньше долго недоумевал, почему русское слово "терпимость" нынче заменили пластмассовой "толерантностью". Теперь понимаю...".

В общем, то, о чём я говорила: недоверие к слову иностранного происхождения. Очень жалко, когда по этой самой "упаковке" судят о содержании. Нет, я не отрицаю, название может крайне красноречиво говорить о сути явления, но "оболочка" может также быть и крайне обманчивой, заслонять собой сущность.

У меня по этому поводу возник вопрос, на который я уже которую неделю не могу себе ответить. Попробуйте перевести эту статью на английский язык (хотя бы на вскидку, мысленно). Как будет по-английски "толерантность"? "tolerance". А как будет "веротерпимость"? "toleration" или более широко употребимое в английском языке "tolerance". Я представила, как бы я стала пересказывать эту проблему, скажем, знакомому американцу: "Есть "tolerance" хорошая, а есть "tolerance" плохая. "tolerance" плохая – это "intolerance". А "tolerance" хорошая – это "love", "любовь". Так лучше выбирать "tolerance" хорошую..." Да, я примитивизирую. Но американец, послушав меня, решил бы, что я несу откровенную чушь.

А если при переводе теряется смысл, то можно ведь засомневаться и в истинности самой идеи. Если она не универсальна, не истинна на любом языке, то, значит, в ней какой-то недостаток? Объясните мне это противоречие, кто-нибудь. Пожалуйста!

Тем более, я не зря взяла английский язык: и по личным причинам, и потому, что Честертон наверняка именно на этом языке и изъяснял свою позицию. И успешно изложил свои мысли. Как же так?

Догадываюсь. Ведь не всегда знак тире означает абсолютную тождественность понятий. Можно сказать: "Любовь – это родство двух душ". Поэтично, верно, но не применимо к любви к родителям (это уже родство трёх душ), любви к человечеству, к Любви, которой является Бог... Это определение не исчерпывает полностью понятия любви, а лишь отражает одну её грань.

Возможно, в случае с Честертоном то же самое? Он говорит: "Нетерпимость – ... ярость равнодушия..." Возможно, он считал равнодушие лишь одной из сторон, одним из проявлений нетерпимости? Жаль, что в Интернете не удалось поподробнее прочитать речь Честертона, определить контекст, в котором он говорил/писал это. Тогда было бы понятней, то ли он имел в виду.

Аналогично В. Р. Легойда в своей статье пишет: "Так толерантность и нетерпимость могут оказаться двумя сторонами одной медали". Выходит, и он рассматривает равнодушие как одну из сторон медали – толерантности? Как лишь один из её видов?

Если это так, то бессмысленно спорить в комментариях: "нет, толерантность – это совсем другое"! Или же "наконец-то мы выявили пластмассовую сущность этого зловредного понятия – толерантности!"

Называть это можно как угодно. В любом случае само явление равнодушия, прикрытое "правильной", "терпеливой" оболочкой, существует. Вопрос это ныне крайне актуальный, и я очень рада, что здесь о нём прочитала. Когда читала, мне это напомнило о фильме, который мы смотрели в прошлом году опять-таки в институте – "Crash" ("Столкновение"). Там очень чётко иллюстрируется отрицательная сторона политкорректности: когда люди разных рас говорят друг другу правильные слова, казалось бы, внешне их поведение образцовое, в отдельных репликах, поступках нет и намёка на расизм. Но в глубине души им наплевать на собеседника, а некоторые про себя даже люто ненавидят своего ближнего с другим оттенком кожи. Если данный пример перенести на проблему веры, то я бы назвала описанную Владимиром Романовичем "толерантность" подобной "политкорректностью в отношении веры", или точнее, "веро-корректностью". Веротерпимым быть подчас нелегко, верокорректным – другое дело. И самое страшное, что многие в наше время, довольствуясь в жизни усеченным вариантом верокорректности, искренне считают своё поведение полноценно веротерпимым. А считаться веротерпимым в современном обществе свободы совести и общечеловеческих ценностей почётно, если не сказать модно. Грустно.