Праведник в память вечную

В эти дни православная общественность отмечает 75-летие со дня рождения выдающегося проповедника и педагога

Иоанна (Маслова)

В СВЯТЫЕ порождественские дни эту книгу* принес мне один из моих товарищей. И дал неторопливое, почти молитвенное чтение на пять вечеров, а потом на благодатное возвращение к ней, а может быть, и на спасение мое, когда давно терзающая меня болезнь вновь обострилась до минут, в которых уже не знаешь, жив ты или нет. С иконой Рождества Христова в головах я лежал эти дни, придерживая на груди книгу, прислушиваясь к живым голосам ее, и в этом медленном чтении со словами одного из самых духоносных старцев последних лет схиархимандрита Иоанна (Маслова) жизнь чудесным образом возвращалась ко мне.

Я пришел к Церкви в годах, в которых уже стыдно неправды, трудно переступая безверие лет комсомольской молодости, да и многих последующих. И с горечью дорогой потери думаю сейчас о том, какой же благодати лишал я себя, каким бездорожьем шел, греховно теша свою гордыню.

И с радостью благодарения, пусть и запоздало, открываю Россию веры, Россию духа, у которой святых, как звезд на небе, чьей молитвой перед Богом и стоит земля наша.

Он родился 6 января 1932 года в сумской деревне Потаповка в крестьянской семье, одной из тех державшихся строгих христианских обычаев и нравов семей, в которых вырастали великие праведники, в праздник Навечерие Рождества Христова. И как покажет время, уже само это было промыслительно.

Рос добрым, тихим, отзывчивым. Как и все деревенские мальчишки той поры, с ранних лет знал крестьянское дело.И в сорок первом, когда отца забрали на фронт, с которого он так и не вернулся, остался в семье за старшего, ее опорой, все самое трудное беря на себя. Жили бедно, ходили в чем Бог послал и что успевали сделать для себя сами – связать, сшить, сплести. Батюшка рассказывал, как на всю семью – а в ней, кроме него и матери, было еще четверо, – плел лапти из лыка, а из тонких веревочек – чуни. С 12 лет начал работать в колхозе. Пас, пахал, сеял, косил... И за шесть верст от дома ходил в школу.

В 1951-м взяли в армию. Служил хорошо, хотел быть военным. Но, жестоко простудившись, заболел и с той поры до самой кончины своей нес неисцелимую болезнь сердца и благодарение Богу за испытания, которые – в наше спасение – посылает Он, и счастье быть с Ним, неся Его слово и Его славу.

Воистину – неисповедимы пути Господни! Вот и в судьбе батюшки, кто бы мог подумать, что именно недуг повернет его жизнь туда, куда не думал, но был готов к этому с молитвой, которую в семье знали с детства. И удивляться ли тому, что уволенный из армии инвалидом в один из дней он соберется в недалекую от села Глинскую пустынь помолиться и так там осветится душа его, что ему захочется поехать туда еще и еще, а в 1954-м, может, впервые не уступив матери, ушел в монастырь, дабы полностью посвятить себя Богу.

В обители подвизались тогда такие великие старцы, как схиархимандрит Андроник (Лукаш), схиархимандрит Серафим (Амелин) и еще один схиархимандрит Серафим (Романцов), и у молодого подвижника было возле кого и с чьей благословляющей рукой начать свой иноческий путь, на котором, как мы знаем теперь, его ждало Божие избранничество и слава старца на всю Россию.

Как шел он к подвигу веры, знает один Господь. Но хотя бы немногое из этого хорошо бы знать и нам. Глядишь, кое-что из греховно набираемого нами к своему уходу молитвенно оберегло бы нас.

ИЕ ВАМ, дорогие мои читатели, говорю я это. Говорю себе. И именно потому я писал эти строки, как никогда трудно. Страшно было обмануться в слове и обреченно понимать, что не смогу рассказать о нем, как хотелось бы: слишком велика личность, чтобы вот так, в три сотни газетных строк уложить жизнь, редкостно наполненную духом святости и человеколюбия. И с сожалением оставляю нерассказанными годы его пустынножительства, годы учебы в Московской духовной семинарии, а потом и духовной академии, где он уже исповедовал не только сокурсников, но нередко и преподавателей, и куда, как в бытность к старцу Андронику в Глинской пустыни, к батюшке Иоанну потянулся народ Божий со всех концов России. А ведь ему в то время было всего 33. За духовным окормлением и советом к нему шли монахи и монахини, врачи и учителя, известные ученые и простой городской и деревенский люд, епископы и министры. И для каждого у него находилось "слово на пользу". Можно только удивляться тому терпению, с которым он принимал ждавших его наставления или утешения в скорбях. По множеству свидетельств тех, кто был у него, рядом со старцем каждый чувствовал, что мирной, "жизнь будущего века" реально существуют, что сам он – житель этого мира, и от одного его слова, а то и одного его взгляда в людях свершалось глубокое нравственное обновление.

"Обычно после богослужения, – вспоминает одна из его духовных дочерей, – батюшка из алтаря шел в ризницу. Расстояние небольшое, а людей, которые хотели бы поговорить с ним, очень много. У каждого душа трепещет, как успеть спросить батюшку, как взять благословение на какое-то дело, высказать свою боль. А задерживать нельзя – за старцем следили, не разрешая принимать народ. И со всеми сразу батюшка успевал поговорить. Отвечая одному, благословляет другого. Кому шутя, кому сострадая, а кого и обличая. Часто отвечал и тому, кто не успевал и слова произнести. Три-четыре минуты пути, а сколько людей вздохнуло с облегчением, уходя от него с надеждой, легкой душой, унося батюшкину просфору или благословение. И это, напомним, при его больном сердце.

"Он не щадил себя, – говорила его другая духовная дочь, – каждую минуту посвящая служению Богу и людям". Однажды он сказал ей: "Будь свечой горящей! – и тихо добавил: – А свеча горит дотла".

Все знавшие батюшку говорят о его даре прозорливости. Силой любви он прозревал душу человека, открывал потаенные помыслы, забытые грехи, предсказывал будущее. Незнакомый человек мог прийти к нему и молчать, а батюшка знал его жизнь и зачем он пришел.

"Однажды, – рассказывают, – мы попросили у батюшки благословения поехать в Новый Афон. Батюшка ответил: "Поезжайте, вы еще успеете". Отдыхали хорошо и только когда вернулись, стал понятен смысл его слов – на следующий день по возвращении объявили карантин: "Холера!" и поезда в Москву остановили на несколько суток и люди жили в них в крайне трудных условиях.

Иногда казалось, что старец составлял со своими духовными детьми одно целое. Когда он слушал человека, он весь жил им и чувствовалось, что в эту минуту ты ему ближе, чем самому себе... Батюшка все понимал без слов и гораздо глубже, чем мог рассказать пришедший к нему... "Я говорила, что он знает мои грехи лучше меня. Но он отвечал, что грехи надо называть самому человеку и каяться самому. Тогда легче будет с ними бороться, понимая, что он стоит перед реально присутствующим здесь Богом и кается Ему". И многие после исповеди у старца или во время ее плакали.

Сам батюшка часто молился вслух. Иисусовой молитвой, чуть отступая от ее канонических слов: "Господи, подай нам исправление и ревность духовную!" "Господи помилуй, Господи прости, помоги мне, Боже, крест Твой донести". И очень часто молитвенно обращаясь к Матери Божией.

"Молитва батюшки, – писал сокурсник отца Иоанна протоиерей отец Владимир (Кучерявый), – была дыханием его сердца". И всеми способами стремился к тому, чтобы такой же была молитва его пасомых, призывал к самоукорению, называл страшным душевное состояние, при котором человек пытается оправдать свои греховные дела. Наставлял: "Чтобы не ушла молитва, укоряй себя. Иначе и в доме Божием будешь, а Бога не увидишь".

Поучая о взаимоотношениях в семье, говорил: "Дома со своими родными живи в мире и любви. Будь им не в тягость, а в радость". Одной из своих духовных дочерей: "Нельзя мужа настраивать против его родителей. А то твоих детей будут против тебя настраивать... Семья – малая Церковь. Должна стараться, чтобы был мир. Это надо и тебе, и мужу, и детям". Матерям советовал: при кормлении грудью читать Евангелие. Говорил: "Материнская молитва со дна ада может вытащить".

Особо следует подчеркнуть его необыкновенно глубокое чувство любви к Родине. Он называл это чувство священным.

"Возлюбив небесное Отечество, он пламенел горячей любовью и к Отечеству земному, – писал в послании участникам V Всероссийского форума "Глинские чтения: долг служения Отечеству" Святейший патриарх Московский и всея Руси Алексий. – Необходимо взрастить в сердцах молодых благородные патриотические чувства, подвигнуть их к самоотверженному служению Родине".

Что может быть первее этой задачи для семьи, школы и Церкви! И естественно, это будет основным вопросом очередных Глинских чтений, посвященных 75-летию со дня рождения педагога-нравоучителя схиархимандрита Иоанна (Маслова), которые на днях пройдут в Москве.

С РАДОСТЬЮ думаю, что год ходил по одной земельке с батюшкой, дышал святым дыханием молитв, учась в Загорском пединституте, размещавшемся в Троице-Сергиевой лавре, одной из стен учебного корпуса сходившемся с учебным корпуском академии, что в первый раз в своей жизни именно здесь видел крестный ход на Пасху, властно зажатый стенами обители, слушал радостный колокольный звон (говорят, отец Иоанн очень любил звонить на Пасху в течение Светлого Христова Воскресенья, несколько раз поднимаясь на звонницу, и одному ему известными переливчатыми пасхальными перезвонами), что несколько раз – тоже впервые – заходил в храмы, хотя – дитя времени – заходил посмотреть, а не положить крест. Кто из нас знал тогда не небесный, а хотя бы земной космос Православия и, молчаливо выходя с семинаристами в город одной дверью, в жизнь мы шли дорогами разными.

Не гордыню тешу, а благодарю Господа за то, что все это было, что в моей жизни был год, который я ходил по святой земле, что через годы, но это окропило-таки слепую душу мою, пробилось родником веры, и под улыбку, под оговоры я пошел к ее истокам, и все еще иду, и все еще жажду ненасытно пить из этого родника.