Почему мне самой это кажется странным, невероятным, прежде просто немыслимым? Потому что апологетом РПЦ никогда не была. Свое стихийное, невоцерковленное христианство считала сугубо личным делом. Крайне болезненно воспринимала (и продолжаю воспринимать) любое ущемление прав и свобод личности, к коему школьное обязалово, безусловно, относится. Воспитана в хорошей книжной семье, где источниками духовного роста почитались Толстой и Чехов. Библию – дореволюционную либо изданную на Западе – в доме не держали, как не держали, скажем, "Капитал". Соответствующая детская литература – типа "Кондуита и Швамбрании" – тоже оказала воздействие на юный, от природы бунтарский организм. "Ваше неправдоподобие патриарх Гематоген" – такое не забывается. Подобно большинству светских девиц храмы практически не посещаю – вечно форма одежды не та. То в брюках, то, наоборот, без платка. Самое страшное ругательство в моих устах – "мракобесы". Когда я слышу, что провинциальная епархия требует запретить "Сказку о попе и работнике его Балде" в местном театре, у меня внутри все кипит и клокочет.
Тем не менее я абсолютно убеждена, что преподавать в школе основы православия не-об-хо-ди-мо. Таков итог мыслительного процесса, начавшегося еще когда на НТВ сошлись к барьеру Никита Михалков и Виктор Ерофеев. Ерофеев озвучивал вещи понятные, привычные, знакомые. Аргументация Михалкова всему понятному и привычному была перпендикулярной. Ерофеев с небольшим перевесом голосов победил.
Прогрессивная общественность, верная принципам демократии, сказала принудительному православию более или менее твердое "нет".Тут бы радоваться – а у меня в душе запекся неприятный осадок. Как бывает, когда сделаешь глупость.
Время иллюзий, будто несоветская власть плюс капитализация всей страны автоматически приведут нас к западному образу жизни и западной системе ценностей, истекло. Мы искренне верили, что будем добродетельны, честны, благоуханны и членораздельны в одно и то же время. Казалось, можно жить вот так: идешь, не торопясь по Тверской, встречаешь знакомых, вы заходите в кафе, заказываете капуччино и беззаботно смеетесь, и за соседними столиками люди тоже смеются, а в ночном небе плывет реклама "Пепси", а дома тебя ждет золотистый ретривер, а завтра всем на работу – на престижную, хорошо оплачиваемую работу в современный хайтековский офис. И, разумеется, у тебя есть бойфренд без в/п и м/п, и с ним ты-два раза в год на море, раз в квартал – на модную премьеру, раз в месяц – в прикинутый клуб. И все мы такие холеные, в фитнес-центрах подкачанные, на здоровых продуктах вскормленные, в дорогих салонах стриженые. Потому что быть некрасивым – некрасиво. И все вокруг прикупили по иномарке, теперь стоят в пробках и улыбаются друг другу через боковое стекло, а в небе продолжает плыть реклама "Пепси"... Ни фига подобного. Фокус не удался. Этот придуманный мир сносится одним порывом ветра. А реальная жизнь состоит вот из чего. Экипаж, лыка не вяжущий, поднимает самолет в воздух. Врачи ушли праздновать Новый год. Грудной ребенок остался без руки. Мать выкинула новорожденного в мусорный бак. И снова такая же история. И еще. Практически норма – родила и выбросила.
Внук зарубил топором бабушку и дедушку. Новому Раскольникову понадобилась их пенсия. 40-летняя дочь убила престарелую мать – надоели придирки и поучения. Новосибирский подросток заказал родителей за то, что не пускали гулять.
Повесился солдат-срочник. Еще один повесился. Третий перестрелял обидчиков, а потом снес себе полчерепа.
В Москве зарезан дворник-узбек. В Питере – таджикская девочка. В Екатеринбурге – мальчик-еврей. В Воронеже студенты неславянской внешности боятся выходить на улицу.
Под Нижним Тагилом обнаружено захоронение секс-рабынь. 18 девушек, половина – несовершеннолетние.
16-летний парень видит на берегу алтайской реки старую иномарку. Рядом семья: отец мать, два мальчика – трех и семи лет. Застреленных родителей нашли на берегу, тела детей унесло вниз по течению. Так погиб в августе 2006-го корреспондент "Известий" Александр Петров.
Наркоманка подожгла больницу, где сама же и лечилась, – 45 трупов... В рождественскую ночь обокрали церковь, убили священника... Трое подростков шли мимо кладбища. Встретили 30-летнего мужчину. Слово за слово – утром голову мужчины обнаружили напяленной на могильный крест...
Я не говорю сейчас о заказных либо "идейных" преступлениях, я говорю о рутине. О повальном душегубстве, бессмысленном и беспощадном. Можно закрыть глаза, закупорить уши – эта лавина все равно настигнет. Пойманные врасплох очередной "Криминальной хроникой", мы болезненно кривим физиономию, после чего отправляемся пить капуччино и читать Бегбедера – "Я верую. Я тоже нет". У нас сложные интимные отношения с небесной силой, и нам, доморощенным философам, нет дела до тех, кто не знает Бога вообще. Каждый вечер я выхожу из редакции на Пушкинскую площадь и осторожно двигаюсь сквозь праздную толпу, разговаривающую исключительно матом. Но мне же недалеко – только до стоянки. Зато дома приличная компания и Бегбедер на тумбочке...
Споры о том, стоит или нет вводить православие в школах, вечно уклоняются в какое-нибудь боковое тупиковое русло. А не нарушит ли это права атеистов? (Атеисты в свое время не очень-то заботились об интересах верующих, но разве можно уподобляться?) Чем на время этих уроков занять малыша другого вероисповедания? Будет ли конкретный педагог, то есть конкретный священник, настолько умен и доброжелателен, чтобы подпустить его к детям? К культурным столичным детям, которые по будням посещают лицей, в уик-энд – курсы при Пушкинском музее, и все это – под конвоем мамок, нянек и прочего бодигарда (потому что кто же сейчас отпустит ребенка на улицу одного?). Неужели папа-писатель, мама-доцент и бабушка – профессор Гнесинки не привьют драгоценному детенышу тягу к духовности лучше всякого попа?..
Интеллигентские заморочки – опасная вещь. И для их носителя ("так погибают замыслы с размахом, вначале обещавшие успех"), и в масштабах целой страны. По причине подобных заморочек – сомнений, рефлексий, бледной немочи – в России однажды рухнуло государство. Теперь мы рискуем просто исчезнуть с лица земли. Самоистребиться. Перерезать, передушить друг друга за бутылку водки и мобильный телефон. Нация потеряла нравственные ограничители. Люди не только не различают "хорошо" и "плохо", они вообще не мыслят этическими категориями.
Россию способны удержать над бездной две силы. Первая называется – Бог. Вторая – Сталин. Пока не поздно, давайте прибегнем к первой. Что для нас более ценно – принципы или жизнь? Что нам осталось, кроме отчаянного призыва Николая II: "Господи... спаси и усмири Россию!"? (Некоторые, впрочем, настаивают на редакции "умири" – тоже годится.) Если человек не имеет иного страха, пусть с детства приобретет страх Божий. Если не хочет соблюдать гражданские законы, пусть учит Закон Божий. Я не знаю, сработает или нет. Но давайте попробуем. Примем в расчет всех российских детей, а не только ноль целых одну тысячную процента с домашней библиотекой и бабушкой из Гнесинки.
Мне возразят: обеспечьте людей работой, зарплатой, пенсией, и они перестанут глушить соседей топором. Довод справедливый, но не окончательный. Правда, но не вся. Деньги и ответственность, деньги и милосердие в какой-то мере связаны. Но это не прямая зависимость. Зарплата не гарантирует в получателе обостренного чувства долга. Угроза лишиться зарплаты не гарантирует его тем более. Как справедливо заметил тот же Бегбедер, "нельзя просто сказать людям: рождайтесь, потребляйте и умирайте! Никто не может этим удовлетвориться. Только религия способна внушить человеку бескорыстие".
"Споры о том, стоит или нет вводить православие в школах, вечно уклоняются в какое-нибудь боковое тупиковое русло"
15.02.2007
Источник: Известия
