Как Россия выходила из смуты, или Надгробие Авраамия Палицына

ЛЕТО 2000 года. Я вхожу в Соловецкий монастырь. Прошло уже несколько десятилетий с того дня, когда я впервые оказался на Соловках. На зеленой лужайке возле стен Преображенского собора белели надгробия. Их вынесли на время реставрационных работ.

Я подошел к первому камню… и замер потрясенный. Надпись гласила, что это надгробие Авраамия Палицына.

МЕНЯ поразило не то, что Палицына похоронили здесь, на Соловках. По православному обычаю монах должен быть захоронен именно там, где он первоначально обещал Богу быть иноком и где он был пострижен. Палицын стал монахом в Соловецком монастыре, и тут его должны были похоронить.

Неожиданностью для меня была сама плита. Ведь когда-то в книге историка Сергея Кедрова «Авраамiй Палицынъ», изданной Московским университетом в 1880 году, я читал, что могила Палицына была найдена «по счастливой случайности» в 1872 году, но «время разрушило памятник». Вот почему встреча через 375 лет с могильной плитой и показалась мне каким-то чудом.

…Неизвестно, какая была погода в Москве 21 февраля 1613 года. В этот день на Красной площади собралось много народа. Четыре человека поднялись на Лобное место. От имени Земского собора они объявили, что Смутное время окончилось: царем избран Михаил Романов.

Одним из этих четырех человек на Лобном месте и был Авраамий Палицын, келарь Троице-Сергиева монастыря.

Авраамий Палицын не принадлежал к тем, кому ставят памятники. На картинах художников таких людей тоже не изображают, разве что где-то во втором ряду. Вот и я называю их «деятелями второго ряда».

Рыночная стихия XVI века

ОСОБЕННОСТЬ Смутного времени состояла в том, что питательная среда для появления «вождей» из боярства истощилась. Прежде всего в силу полного исчерпывания экономической базы боярства — вотчинного хозяйствования. Сказались и массовые чистки Ивана Грозного, убившего даже собственного сына. И наконец, годы Смутного времени постепенно «перемалывали» и «выбивали» из игры всех более или менее потенциально пригодных на роль Вождя. Последними в этом ряду «отсеянных» были отравленный талантливый Скопин-Шуйский и убитый Прокопий Ляпунов, яркий предводитель первого ополчения, собравшегося для освобождения Москвы.

К концу Смутного времени создалась ситуация «безвождизма». Как написал один из наших выдающихся историков В. О. Ключевский: «Московское государство выходило из страшной Смуты без героев; его выводили из беды добрые, но посредственные люди».

Но зато страна имела безусловно ярких и одаренных деятелей «второго ряда». Палицын — один из главных среди этого «второго эшелона».

Палицын — из древнего дворянского рода, перебравшегося в Москву из Западной Руси (входившей тогда в состав Литвы). По преданию, один из его богатырских предков размахивал в боях палицей весом в полтора пуда, отсюда и фамилия.

Несмотря на древность рода, никто из Палицыных не был боярином. Они служили стольниками, подъячими и т. д. Не только сам Авраамий, но и весь его род был из «второго эшелона».

Год рождения Палицына неизвестен, предположительно 1540–1550 гг. Родился он в селе Протасьево близ Ростова, звали его в миру Аверкием Ивановичем.

В 1588 г. при царе Федоре он попал в опалу, лишился земли и имущества и был сослан в Соловецкий монастырь. На Соловках стал монахом, не насильно, а добровольно.

Палицын попал в опалу скорее всего по двум причинам. Во-первых, «заодно» со своим «патроном» Шуйским. Во-вторых, Палицын уже тогда числился в «серьезных» людях, умных и деятельных, на всякий случай таких лучше было отдалить в кризисный момент.

Затем Годунов решил простить тех, кого репрессировал «превентивно». И Палицын в 1594 г. был переведен в Троице-Сергиев монастырь. Почему в Троицу? Была серьезная причина. Троицкая лавра к этому времени утрачивала свою роль. Было решено «укрепить кадры» — в том числе и Палицыным. Выходит, что его числили среди тех, кем можно «укреплять».

И на Соловках, и в Троице Палицын, судя по всему, много читал. В молодости он не учился и теперь наверстывал, превращаясь в образованнейшего человека своего времени: его хорошее знание церковной литературы легко заметить по его книге, где много ссылок на источники. При ставшем царем Василии Шуйском Палицын был обласкан и получил в 1608 г. пост келаря Троице-Сергиева монастыря. Это был второй после настоятеля пост в монастыре. Келарь — это не священник, это администратор. А хозяйство было огромное: 250 сел, 500 деревень, десятки тысяч десятин земли и десятки тысяч душ крестьян.

Палицын довольно быстро отладил хозяйство и вскоре уже был в состоянии выполнить просьбу Шуйского: активно воздействовать, как теперь бы сказали, на рыночную стихию. Московские житопродавцы, пользуясь противостоянием Шуйского и Дмитрия II, решили — весьма непатриотично — «погреть руки». Они договорились скупить хлеб и придержать его до самых высоких цен. Палицын выбросил из монастырских запасов десятки «мер» ржи на рынок и сбил цену. Растерявшиеся житопродавцы сдались и тоже начали торговать.

В это время Палицын, как и весь Троице-Сергиев монастырь, поддерживал Шуйского против Дмитрия II. Но Шуйского 17 июля 1610 года свергли. Уже 27 августа Дума, созванная из представителей со всей страны, начала выборы нового царя. Собравшиеся остановились на сыне польского короля Сигизмунда Владиславе. При условии, что Владислав примет «греческую веру». Была образована депутация более чем в тысячу делегатов, которая и отправилась к Сигизмунду под Смоленск просить «отпустить сына».

Палицын был согласен с этим решением и вошел в состав депутации. Но Сигизмунд отверг просьбу, предложив на московский трон себя. Депутация была арестована, а поляки заняли Москву.

Депутация раскололась. Часть ее во главе с митрополитом Филаретом (отцом будущего царя Михаила Романова) решила твердо следовать полученным указаниям. А другая часть — в нее вошел и Палицын — присягнула Сигизмунду, была освобождена и вернулась в Москву.

Но в Троице-Сергиевом монастыре Палицын «забыл» о присяге и вместе со своим начальником архимандритом Дионисием начал агитацию против поляков. За этой агитацией стояла новая стратегия решения проблем Московского государства.

Стратегия выхода из Смуты

ВО ВТОРОЙ половине XV века Московскую Русь охватил глубокий кризис.

Прежде всего, это был кризис военный. Победители Мамая, завоеватели Казани и Астрахани, присоединители Сибири, покорители Новгорода и Пскова оказались несостоятельными при первой же серьезной войне на Западе.

За этим кризисом стоял более фундаментальный кризис — экономический. Прежде всего это был, как показал В. О. Ключевский, кризис системы боярского вотчинного хозяйствования.

И, наконец, кризис политический. Процветающие в Турции или Персии восточные тиранические, деспотические, диктаторские модели уже не устраивали ни боярство, ни дворянство, ни городские круги, ни, что очень важно, Православную церковь.

Каким путем выходить из кризиса?

Несколько веков назад Александр Невский принял историческое решение — ориентироваться на Золотую Орду, в широком смысле — на Восток. Выступить против крестоносцев и тем самым — против Запада. Разойтись с Западной Русью, которая решила не подчиняться Орде, а искала покровителей и союзников в Западной Европе.

Для Невского это было объяснимое решение: Орда была развитым государством, освоившим тысячелетнюю культуру Китая, с мощной военной силой, способной объединить погрязшие в междоусобицах удельные княжества Восточной Руси в один улус, обеспечить в нем власть князей и Православной церкви. Объединение восточных русских княжеств вокруг Москвы — главный итог этого курса Невского.

Но Орда век за веком теряла свои преимущества, а принятие ею ислама поставило под угрозу Православную церковь и в конечном счете всю Московскую Русь.

Тогда верхушка Православной церкви — прежде всего Сергий Радонежский — дальновидно предложила новый курс: на отделение от Орды, на борьбу с ней. Итогом этого курса стали и Куликовская битва, и Московское государство, и захват им почти всего наследства Золотой Орды.

А вот теперь снова требовалась смена линии. Запад явно обгонял великий, но медлительный Восток. Надо и освоить достижения Запада, и вообще идти его путем.

Но как реализовать этот курс?

Выбор решения во многом был предопределен двумя обстоятельствами. Во-первых, ближайшим соседом с Запада было польско-литовское государство. Во-вторых, Западная Русь была в составе этого польско-литовского государства.

Польско-литовское государство было для Московской Руси своего рода примером. Сеймы избирают королей. Экономика развивается. Армия — на европейском уровне, успешно борется и с немецкой агрессией, и с Крымским ханством, и с Турцией.

В Польшу и особенно в Литву вошли все те русские княжества, которые не подчинились Орде. В середине XV века в Великое княжество Литовское входили и Смоленск, и Брянск, и Киев, и Полоцк. Православие многие годы было в Литве государственной религией, а русский — официальным государственным языком Литовского княжества.

К сожалению, историки времен династии Романовых усердно проводили мысль о том, что после Киевской Руси осталась одна Русь — та, которая стала улусом Золотой Орды и в конце концов Московской Русью. Западной Руси, которой удалось избежать ордынского ига, как бы не существовало.

Грозный — король?

СНАЧАЛА в Москве избрали самый простой путь: завоевать земли на Западе, выйти к Балтийскому морю, стать европейской державой. Это была первая стратегия переориентации Московского государства на Запад — силой оружия. Иван Грозный не смог ее реализовать — в Ливонской войне он потерпел поражение.

Тогда возникла вторая стратегия: стратегия унии с Западом путем избрания московского царя королем польско-литовского государства. Но попытка Грозного избраться королем провалилась. Более реальными оказались шансы его сына, царя Федора.

На сейм, избиравший короля, из Москвы отправили великих послов — бояр Степана Годунова и Федора Троекурова с дьяком Василием Щелкановым. Когда посольство ехало по Литве, выезжавшие навстречу западные русские говорили: «Теперь мы встречаем вас, великих послов государя православного; и дал бы нам Бог всею землею встретить самого вашего государя к себе». Литовский подскарбий Федор Скумин говорил представителям Москвы: «Я христианин вашей греческой веры, и отец, и мать у меня были христианами, так я вам говорю… мы все хотим, чтобы нам с вами быть в соединении на века, чтобы ваш государь панствовал на наших панствах». Но избрание Федора не состоялось.

В итоге возник третий вариант реализации курса «на Запад». Самый тяжелый. Осуществить реформы силами и под руководством правящего в Московском государстве боярства. Как мы сказали бы теперь — силами старой номенклатуры.

Однако даже отказ от выродившейся династии Рюриковичей, даже избрание царями безусловно одаренных представителей боярской элиты — Бориса Годунова и Василия Шуйского — успеха не принесли. От их реформ (наиболее яркая из них — отмена Годуновым Юрьева дня) противоречия только усиливались.

Требовался важный вывод: своя московская боярская номенклатура реализовать курс на западнические реформы не в состоянии. И опять возникла идея унии, но уже в новом варианте: не мы приходим к Западу, а Запад приходит к нам. Московская Русь получает царя с Запада. Это была уже четвертая стратегия: стратегия «иноземного царя».

И Дмитрий I, и Дмитрий II были по существу «царями с Запада». Но противоречий и трудностей оказалось так много, что Московская Русь решила избрать царем представителя одной из западноевропейских династий. В начале избрали Владислава, сына польского короля Сигизмунда, потом возникали шведские кандидатуры. Но приемлемого для Православной церкви и боярства варианта не получилось.

И стратегия «иноземный царь» провалилась.

Смутное время для Московской Руси началось не тогда, когда она оказалась в кризисе.

Смутное время началось и не тогда, когда было принято исторически назревшее решение ориентироваться на Запад, провести западнические реформы и идти путем Запада.

Смутное время на Руси началось и продолжалось год за годом тогда, когда раз за разом не удавалось найти успешной стратегии реализации правильно избранного курса.

Нужно было искать новую стратегию. Это и сделали идеологи Православной церкви, среди которых был и Авраамий Палицын.

Разработка стратегии преодоления Смуты — выдающееся достижение Московской Руси, своего рода аттестат о ее зрелости, о ее праве на существование.

Новая стратегия была логичной и четкой. Во-первых, православие должно остаться ведущей религией государства. Во-вторых, на первое место вышло понятие «Московское государство» как первооснова. Единое российское государство не может не быть московским. И нижегородцы, немало натерпевшиеся со стороны Москвы, «целуют крест, стоят за Московское государство и приглашают другие города… стоять всем заодно». В-третьих, Московское государство должно остаться именно царством. Опять-таки русские люди оценили и шляхетскую демократию Польши, и республиканское устройство Великого Новгорода, и атаманское самоуправление Дона. Вывод был такой — и о нем писали руководители ополчения: «Нам без государя невозможно: сами знаете, что такому великому государству без государя долгое время стоять нельзя».

Четвертый компонент новой стратегии — компромисс внутри Московского государства. Компромисс внутри иерархов церкви. Бояре, бегавшие из лагеря в лагерь, тоже должны были «помириться» друг с другом. Горожане должны объединиться с дворянами. Казаки — вооруженная сила крестьянства и всего простого народа — тоже должны пойти на соглашение.

Ради успеха новой стратегии было решено простить друг другу все — службу Дмитрию или Шуйскому, присягу Сигизмунду и т. д. Исключительно умным был подход к имущественным приобретениям Смутного времени. Так, если у дворянина ничего другого не было, ему разрешали оставлять себе дарованное самозванцами. И звания, и титулы от них тоже сохранялись.

И, наконец, пятое. Реформы. Реформы западнического типа необходимо провести. Но их должно осуществить уже само Московское государство.

Новая стратегия — «и западничество, и независимость» — безусловно была результатом коллективных усилий, итогом коллективного опыта, плодом напряженных размышлений лучших умов Московского государства.

Но зародились идеи новой стратегии в Троице-Сергиевом монастыре, в котором традиции Сергия Радонежского были наиболее крепкими.

Юный народ

ГЛАВНОЙ опорой и главным потенциалом новой стратегии была быстро формирующаяся русская нация. Именно горести и беды Смуты заставили русских во всех частях Московского государства осознать себя не только рязанцами или москвичами, ярославцами или тверичанами, но прежде всего русскими. Как близким родственникам писали друг другу письма Нижний и Казань, Кострома и Псков. Была осознана общность интересов, общность целей. Осмыслена первоочередная роль общего перед частным. Сформировалась уверенность в том, что народ сам, своею волею, может добиться исполнения своих желаний. Как писал С. М. Соловьев: «Народ был готов выступить как один человек; непрерывный ряд смут и бедствий не сломил юного народа, но очистил общество, привел его к сознанию необходимости пожертвовать всем ради спасения веры, угрожаемой врагами внешними, и наряда государственного, которому грозили враги внутренние».

Я пишу — «новая стратегия» — хотя хорошо понимаю, что она формировалась много лет. Еще в августе 1610 года московский съезд голосовал за приглашение Владислава, а уже в марте 1611 года — всего через какие-то шесть месяцев — во все города Московской Руси лавиной шли письма с изложением стратегии независимости. Конечно, писцов Троице-Сергиевой лавры называли «борзыми», «борзописцами» — тогда это слово означало умение быстро писать. Но самые «борзые» авторы могут быстро записать только уже обдуманные и сформулированные идеи. Так что логично предположить, что основные идеи новой стратегии были выдвинуты задолго до начала 1611 года.

Окончание следует.

"Аргументы и факты", 7 мая 2003 г.
[оригинал статьи]