Он всем своим существом призывал быть живым

Он родился 1/14 августа 1894 г. и был крещен с именем Дмитрий, в честь великомученика Димитрия Солунского. В 1920 году был рукоположен во пресвитеры. Его пастырское служение проходило в Днепропетровской епархии в смутное время, в обстановке гонений на церковь и расколов.

В 1941 году о. Димитрия осудили по статье 54 Украинского Уголовного Кодекса и отправили в лагерь без права переписки. Пастырское служение о. Димитрия продолжилось и в лагере. Здесь он часто исповедовал, отпевал умерших заключенных, крестил и один раз даже венчал. Пел хор из сокамерников, которых подготовил сам батюшка. Епитрахилью служили два сшитых полотенца с вышитыми на них крестами. Служба совершалась втайне от лагерного начальства, в тайге, там же велись духовные беседы. За это полагался карцер. Заключенные его любили, он находился под особой охраной уголовников, когда лагерное начальство начинало притеснять его. Когда истек срок десятилетнего заключения, начальник лагеря спросил о. Димитрия:

– Что ты намерен делать на свободе?

– Я священник, служить намерен.

– Ну, если служить... тогда еще посиди.

И дали еще пять лет, отправив в ссылку на Игарку.

В 1955 году, благодаря ходатайству близких, дело о. Димитрия было пересмотрено и он был освобожден, а судимость была снята по амнистии. В Днепропетровск он возвратился очень больным человеком: поражены все внутренние органы, у него постоянный удушающий кашель и насморк. Только через пять лет после возвращения, в 1960 году, его назначают настоятелем Днепропетровского кафедрального собора. Но его служение здесь было недолгим, он был неугоден властям. Вскоре у о. Димитрия отобрали "регистрацию" и приказали в два дня покинуть город, запретив служить в Днепропетровской епархии. Тогда он поехал к патриарху просить места. Целый месяц ждал приема, ночуя на вокзале. Однажды в канцелярии он встретил епископа Леонида (Полякова, 1913-1990), правящего Курской и Белгородской епархией. Разговорились. Документов у о. Димитрия на руках никаких не было, но владыка Леонид их и не требовал. Он сразу же взял его в свою епархию.

Все долгие годы своего пастырского служения о. Димитрий вынашивал сокровенную мечту о монашестве. Накануне сорокалетия священнического служения о. Димитрия он обратился к владыке Леониду с просьбой о своем монашеском постриге. В 1960 году, 31 октября, епископ Курский и Белгородский Леонид, впоследствии митрополит Рижский и Латвийский, совершил постриг протоиерея Димитрия в монашество с именем Серафим в честь преподобного Серафима Саровского, которого тот почитал с самого детства. Вскоре владыка перевел о. Серафима на новый приход – Свято-Никольский в селе Ракитное Белгородской области.

Это место стало последним земным пристанищем батюшки. До конца своей жизни он служил настоятелем в этом храме. Все на приходе было разрушено: и храм, и души. О. Серафим начал восстановление прихода не со сбора средств, а с молитвы. В разоренном храме зазвучала молитва батюшки, начались ежедневные службы. На них приходили две-три старушки. О. Серафим устроил печки в алтаре и в храме, добыл угля. Все равно было очень холодно. Перед службой батюшка убирал снег в алтаре. Когда он выходил с Чашей причащать, его рука дрожала от холода, губы прилипали к Чаше, когда Ее целовали. Постепенно в храме все изменилось до неузнаваемости. В нем все было просто и добротно, чистота и какой-то особенный уют. Ракитное при отце Серафиме – это, можно сказать, был маленький монастырь, где службы совершались строго по уставу. Недопустимым, например, здесь было служение утрени вечером. Она всегда совершалась в положенное время – утром. Но самая главная забота о. Серафима была о внутреннем храме всех, кто приезжал к нему, о душах человеческих.

Приняв монашеский постриг, о. Серафим увидел, что промысел Божий о нем – быть монахом в миру, посвятить себя всему миру. Ему удалось вместе со сподвижниками создать маленькую духовную семью, которую можно назвать тайным монастырем, имеющим свой неписаный устав, свой духовный лик, свое служение. Его маленькая духовная семья стала братством, открытым всем людям.

После возвращения из ссылки. 1955 г.Любовь и сострадание к ближнему не могли ему позволить оставить людей и уединиться в созерцательной молитве. Не затвор, а отвор благословил ему Господь до конца жизни, чтобы его сердце всегда было доступно любому страждущему, приходящему к нему. Каждого приходящего к нему о. Серафим принимал таким, каков он есть, ничего ему не навязывал, не укорял, не обличал, а внимательно выслушивал его. В общении с батюшкой человек постепенно начинал открываться, сам снимал свою маску, потому что с ним можно было быть, а не казаться. Он всем своим существом призывал тебя жить, быть живым и давал искру этой жизни. От него люди уходили преображенными его миром и любовью. Гонители оказывались самыми близкими о. Серафиму людьми, ибо больше других нуждались в духовной помощи. Они не просили о ней, считали, что Бога нет, но в этом отвержении Творца о. Серафим сердцем услышал крик о помощи и откликнулся на него всем своим существом, всей своей жизнью.

О. Серафим, по слову Н. Бердяева, "более чувствовал человеческое несчастье, чем человеческий грех". Как сказал архим. Виктор Мамонтов, "он был источником живой воды в духовной пустыне мира, сердцем ее". Он не жил отдельно от людей, окружавших его, но разделяя их жизнь, стал братом всем. Он мог бы сказать: "Я живу в народе Божьем. Это мой народ".