Моя пасха в Японии

В самолете Москва-Токио мне не спится, и я задумалась над словами одного служителя московского монастыря: "Если будешь долго жить в Японии, постарайся всегда оставаться русской!"

А что значит – быть русским? Верить в Бога, ходить в церковь, знать русский язык, быть готовым к самопожертвованию и необдуманным поступкам, редко действовать согласно писаному закону, сидеть ночами напролет и рассуждать о вечных истинах, читать Солженицына, Достоевского, Чехова и Баратынского, трепетно относиться к своей истории и в каждом русском городе, будь он старинный или современный, ощущать собственную сопричастность всему происходившему и происходящему?..

Но тут же вспоминается разговор с супругой японского православного священника о русском музыканте, оказавшемся после революции в Японии. Он советовал своей дочери, наполовину японке: "Помни, что ты не японка или русская, прежде всего, ты – православная".

3 апреля.

В Токио уже несколько дней цветет сакура: вдоль автомобильных дорог – вишневые деревья разных видов с традиционно розовыми или необычно белыми лепестками.

В Японии разгар местных выборов. Во всех городах по улицам разъезжают легковые автомобили с фамилиями кандидатов на своих бортах. Из окон машин слева и справа, чтобы видеть прохожих с обеих сторон улицы, по пояс высовываются или сами кандидаты, или молодые агитаторы и выкрикивают основные лозунги. Громкие крики слышны с раннего утра до позднего вечера.

А в Саппоро, расположенном на широте Сочи и Краснодара, лежит снег и очень холодно: температура около нуля. Однако все японцы, в том числе и маленькие дети, ходят без головных уборов, в легких куртках-ветровках нараспашку. Некоторых девушек можно встретить только в гольфах. Лишь немногие старики в пальто, с намотанными вокруг шеи шарфами, поглубже натягивают кепки, а иногда и настоящие шапки и поеживаются: "Холодно...".

4 апреля.

Саппоро не похож на Токио: небольшой город с полуторамиллионным населением живет тихой и неспешной жизнью. Никто никуда особенно не торопится, люди ходят по улицам не спеша, а в учреждениях и магазинах рады, если вдруг покупатель или клиент забудет про официальный стиль и по-человечески захочет продолжить разговор, что-то узнать, поделиться чем-то личным. В этом есть сходство со многими небольшими западноевропейскими, американскими или ближневосточными городами. Полтора миллиона – это для москвича, конечно же, не мегаполис.

6 апреля. Великая пятница.

Очень хочется увидеть православную церковь Саппоро и пойти и на царские часы, и на вынос плащаницы, и на чин погребения. Утром с трудом размыкаю глаза под звон будильника в 8 утра и в бессилии продолжаю спать дальше. Третья ночь в Японии, а все еще трудно привыкнуть к местному времени, отличающемуся от московского на пять часов. Да еще жуткий холод и сильная простуда дают о себе знать: ночью в старом университетском общежитии не топят, а погода стоит все еще зимняя.

Днем, по совету своего профессора-католика, звоню в храм уточнить расписание. Жду, что, как принято в Японии, на другом конце провода мне представятся и скажут, что это церковь, но различаю лишь одно слово: "Алло". Со страхом спрашиваю: "Это православная церковь Саппоро? А когда сегодня вечером богослужение?" "Сегодня нет обычного богослужения вечером, – с разочарованием слышу в ответ. – Днем в 12 вынос плащаницы". "Вот как", – печально отвечаю своему собеседнику. "А в пять часов будет служба, чин погребения", – продолжает далекий голос. "Правда?! – уже радостно переспрашиваю и на всякий случай все еще раз уточняю: – Значит вечером, в пять?"

Быстро обследовав округу, забегаю в университет показать часть оформленных бумаг и пообедать в дешевой столовой. Затем покупаю билет в Хакодатэ на завтрашнее утро: подруга-японка пригласила отпраздновать Пасху вместе с их приходом.

Православный храм в Саппоро расположен на окраине города – последняя остановка одной из веток метро, совсем рядом с Олимпийским спортивным центром. Издалека увидев здание храма, делаю несколько фотографий и с замиранием сердца отрываю дверь. Идет служба Великой субботы. В храме только священник, хор из одиннадцати человек и два прихожанина – японец лет тридцати и русский мальчик-подросток. Я впервые на молитве в японском православном храме. Со слуха слова плохо различимы, и я пытаюсь определить, правильно ли поняла объяснение по телефону и что сейчас читают в церкви: плач Богородицы или уже 17-ю кафизму. Однако вскоре священник и прихожанин-японец начинают произносить молитвы антифонно, и я догадываюсь, что это все-таки 17-я кафизма. Через некоторое время привыкаю к быстрой речи и начинаю различать Трисвятое, Отче наш, отдельные простые возгласы ектении, многолетие... Вдруг одна из певчих уходит из храма и оставляет книгу с текстом богослужения на скамеечке недалеко от притвора. Мне очень хочется разобраться, поэтому тихонько подхожу и раскрываю книгу. Произвольно бросаю взгляд на строчки случайно открытой страницы и вдруг поражаюсь тому, что в этот момент священник читает именно те слова, которые я сейчас вижу. На всякий случай уточняю у другой певчей: "Ведь здесь читают", на самом деле, как бы спрашивая, можно ли взять текст. "А ты умеешь читать по-японски?!" – удивляется и радуется певчая, и я воспринимаю эти слова как разрешение следить по книге за ходом богослужения.

Уже позже я узнала, что и в Саппоро, и в приписных приходах Отару, Томакомаи и Асахикава все православные японцы имеют перед глазами полные тексты праздничных служб и не просто читают, но и поют вместе с хором.

В храм заходит русская девушка, сосредоточенно следит за ходом богослужения, но вскоре удаляется. На улице слышен детский плач, через некоторое время девушка появляется уже с двухлетним мальчиком-японцем на руках. Мне почему-то становится немного грустно: "Наверное, и дома с сыном она общается тоже только по-японски". Девушка снова уходит и возвращается уже с двумя мальчиками: старший, четырехлетний, спокоен, как все здешние дети, и все время держится матери. Вдруг девушка с укоризной обращается к старшему сыну по-русски: "А ведь сапоги-то грязные, вот тут грязь упала – подбери". Ребенок удивленно моргает, но поспешно наклоняется и собирает осыпавшийся песок. "И там еще, – показывает мать. – А теперь выброси с крыльца и возвращайся". Послушный мальчик ненадолго удаляется, затем снова подходит к матери и слышит: "А теперь смотри, что сейчас будет делать священник".

Начинается крестный ход с плащаницей. Всем раздают свечи, мать с младшим сыном уходит вперед, а старший мальчик чуть замешкался и не знает, куда повернуть, спустившись с крыльца, чтобы догнать всех. У него гаснет свечка, малыш поднимает глаза и ищет защиты. Других взрослых рядом нет, я подхожу к ребенку, забывая о том, что нужно фотографировать крестный ход, ведь вряд ли еще удастся побывать в Японии в Великую пятницу. "Прикрой свечку ручкой, вот так, – показываю ему. – И смотри под ноги, сейчас темно, а внизу камни". Однако следить и за свечкой, и за дорогой мальчику трудно, и вскоре он падает, распластавшись ниц. "Ну вот", – говорю ему с укоризной и с огорчением ловлю себя на том, что поступаю, как все взрослые, гордящиеся, что всегда обо всем предупреждают и оказываются правыми. Малыш быстро встает, но не плачет и даже не потирает ушибы: в Японии маленьких детей учат терпеть боль и холод. "Давай руку", – предлагаю я мальчику, и мы догоняем ушедший вперед крестный ход.

После службы знакомлюсь с протоиереем Алексием Мацудайра и прихожанами. Узнав, что я из России и интересуюсь историей Японской Православной Церкви, ко мне подходит один из певчих-чтецов и рассказывает про иконы храма. Иконостас выполнен Ямасита Рин, кроме четырех икон ее ученика – иконописца Макисима. Начинаю задавать вопросы, и в ответ мне приносят книгу, недавно выпущенную известным писателем-русистом Наганава Мицуо: "Вот фотография. Этот священник – мой дедушка. Он служил в Хакодатэ. Ты завтра будешь в Хакодатэ, там икона Ямасита Рин, копия которой есть в Эрмитаже". "А как вас зовут?" – спрашиваю собеседника. "Исии, Никита Яковлевич Исии. Вот здесь мое имя, – вижу страничку в конце книги. – Только три дня назад мне ее прислал профессор Наганава, он упомянул здесь всех, чьи воспоминания об истории Церкви были использованы в этой работе".

7 апреля. Великая суббота. Благовещение.

Утром сажусь на скорый поезд Саппоро-Хакодатэ. Впереди три с половиной часа езды в город, где начинал свои труды святитель Николай – покровитель православной Японии и небесный заступник всех, даже и неправославных японцев, уповающих на его помощь. Дорога идет на юг к аэропорту Синтитосэ и городу Томакомаи, где находится приписной к Саппоро приход. Затем путь поворачивает на запад (такой крюк необходим, чтобы обогнуть озеро близ Саппоро). Поезд должен описать примерно три четверти окружности вдоль моря, чтобы, следуя вдоль залива, прибыть в порт Хакодатэ. Смотрю в окно и так же, как три дня назад по дороге из аэропорта, не верю, что нахожусь в Японии. Если бы не постоянные объявления в поезде на японском языке, то было бы абсолютное ощущения путешествия по средней полосе России: череда берез, проталин, небольших речушек, где-то холмы с сильно проросшей травой и даже небольшими цветочками, а местами – лишь возвышенности с сугробами. Бесконечные леса сменяются непрерывно тянущимися лугами. Смотрю на березы, сосны, тополя...

Кажется, что еду из Москвы в Сергиев Посад, и удивляюсь отсутствию сельских храмов и часовен. Вдали виднеются голубые горы. Открывающиеся перед ними равнины поделены на прямоугольные ухоженные участки: где-то это рисовые поля, где-то пастбища для лошадей. Вдоль станций видны аккуратные домики с миниатюрными соснами и японскими садиками, поэтому с грустью вспоминаю, что нахожусь очень далеко от дома. Мы движемся на юг, снега становится все меньше, местами в полях уже колышется высокая трава, но можно встретить и участки в низине, покрытые ровным слоем льда, как если бы на них натянули тонкую пленку. Открытые места напоминают Крым: и справа, и слева видны бело-голубые горы. Иногда это отдельно возвышающиеся вершины – северные аналоги конусообразной горы Фудзи, расположенной в долине Канто и хорошо заметной издалека. Встречаются и цепочки хребтов, глядя на которые понимаешь, что японский иероглиф "гора" действительно изображает череду гор.

Железная дорога расположена буквально в 10-20 метрах от моря. Иногда пути чуть возвышаются по сравнению с уровнем воды, благодаря специальной насыпи, а иногда – поезд бежит практически параллельно берегу, сливаясь с морскими песками и камнями. Поэтому остается лишь удивляться, каким образом дорога оберегается во время подъема воды.

Через неделю еду на обычной медленной электричке в приписной к Саппоро приход Отару и замечаю, что рядом с Саппоро горы совсем другие. Они похожи на громадные пушистые кочки из мха, выросшие до внушительных размеров. Мхом кажутся сосны и лиственницы, ровными рядами обсыпавшие пока еще заснеженные склоны красавиц гор.

8 апреля. Пасха.

Пасхальное яйцо с надписью "Праздник Воскресения". После службы всем прихожанам, чьи имена упоминались во время проскомидии, раздают просфоры

Что такое счастье? Это бесконечное упование на волю Божию и непрестанная молитва. Вместо того чтобы скорбеть о жизненных трудностях или страстно чего-то желать, намного лучше положиться на Бога и следовать Его заповедям: "Господи, не остави мене. Господи, научи мя творити волю Твою. Слава Тебе, Господи, слава Тебе!"

Так мало человеку нужно для счастья. Неожиданная встреча с новыми друзьями и понимание, что именно этих людей послал Господь. Быстрое решение казалось бы неразрешимых вопросов. Немного человеческого тепла в пока еще совершенно чужой и незнакомой стране.

9 апреля.

"Ты знаешь, где стадион Саппоро?" – спрашивает меня соседка по общежитию – москвичка, с которой мы зашли посидеть во французское кафе, чтобы побыть в европейском уголке в самой японской глубинке.

"Конечно, это станция Фукудзуми, рядом с русским храмом, – отвечаю я, и в ответ на брошенный на меня удивленный взгляд тут же оговариваюсь. – Вернее, с храмом Японской Православной Церкви".

Подсознательно самым русским местом в японском городе Саппоро так же, как когда-то в английском Кембридже, стал православный храм, где служили не по-русски и где прихожанами были в основном не русские, а японцы, как тогда – англичане.

Во время пасхальной службы в Хакодатэ, слушая песнопения на японском языке и порой различая не каждое отдельное слово, а только глас, стихиру или тропарь в целом, я вспоминала другие богослужения на Пасху или на Светлой седмице, когда в эти радостные дни удалось побывать в монастырях и приходских храмах Москвы, в соборах Петербурга, в Вырице, в Лондоне, встретить Благодатный огонь в Иерусалиме. И ощущение родины всегда бывало не только и не столько среди русскоговорящих людей, сколько среди прихожан православного храма – британцев, арабов, греков, японцев...

10 апреля.

В Японии сообщают о продвижении фронта цветения сакуры. Больше недели сакура цветет в Осака и Киото, около недели – в Токио, а на Хоккайдо праздник любования цветами сакуры и сливы ожидается в начале мая. К Саппоро фронт приблизится 5 мая, в японский праздник мальчиков в конце золотой недели, когда семьи берут отпуск и отдыхают несколько дней. Немного смешно в начале апреля с точностью до дня знать время, когда сакура и вишня порадуют всех своими белоснежными или розоватыми лепестками. Посмотрим, сбудется ли прогноз... В любом случае, это условность. Наверняка, все будут радоваться, когда бы сакура ни расцвела. Если это случится раньше, то каждый заметит, что ожидание оказалось не столь долгим. Если же любование цветами начнется позже, то и тогда все будут еще более трепетно относиться к этому долгожданному и все-таки наступившему событию.

13 апреля.

Начиная с самолета компании "Японские авиалинии", продолжается ощущение того, что я попала внутрь какого-то фильма, сериала или игры с трехмерным изображением. Постепенно удается говорить и читать по-японски и привыкать к жизни в новой стране. Но каждый вечер, засыпая, искренне верю, что открою глаза снова в Москве, где только три дня назад прощалась с коллегами, только вчера было Вербное воскресенье и весь храмовый двор был наполнен людьми, лишь сегодня утром видела распускающиеся листья деревьев в Ботаническом саду, днем села в самолет, часа четыре назад оказалась в Токио, а еще несколько часов спустя – здесь, на Хоккайдо, на самом краю света...

15 апреля. Пасха в Отару. Престольный праздник.

Узнав, что один из сокурсников живет в Отару, прошу объяснить, как найти православный храм. Но о существовании православного храма коренной житель Отару и не подозревает, поэтому берет у меня листочек с подробным адресом и обещает все разузнать к следующей лекции.

"Вчера мы с другом на машине объехали весь город в поисках православного храма, – сообщает мой невольный помощник спустя несколько дней. – Храм трудно найти новичку, поэтому я нарисовал подробную карту". Вижу очень детальное описание маршрута от станции и подпись "Православный храм Отару, Николай-до". На самом деле храм освящен не во имя святителя Николая, а в честь Воскресения Христова, и это название мой коллега наверняка прочитал, добравшись до храма. Но для неправославного японца любой православный храм – это собор-Николай.

По пути от станции к храму четко следую указаниям на самодельной карте. Поэтому незнакомый город с его тесными улочками и многоэтажными домами с яркими вывесками на них совершенно меня не пугает. Вспоминаю, что совсем недавно читала на сайте прихода Отару: "Храм расположен в жилом районе и не сразу бросается в глаза на фоне других зданий".

В Отару пасхальная утреня. В благочинии Саппоро только один священник, поэтому пасхальные богослужения в приписных приходах совершаются в воскресенья, следующие за самим праздником праздников. Так, в Отару Пасха бывает в неделю апостола Фомы, а в Томакомаи – в неделю жен-мироносиц. Все берут свечи, и начинается крестный ход: вначале хоругвеносцы, затем хор, благочинный протоиерей Алексий Мацудайра и прихожане, поют "Воскресение Твое, Христе Спасе...", а когда заходят в храм – "Христос воскресе из мертвых...". На службу собрались верующие Саппоро и Отару, из иностранцев здесь больше никого нет, но отец Алексий, наверное специально для меня, произносит "Христос воскресе" по-русски. Громко отвечаю "Воистину воскресе", а потом уже вместе со всеми – "Дзицу ни фуккацу".

Во время великого входа батюшка поминал не только священноначалие и всех верующих, но и всех усопших. С радостью слышу знакомые имена русских и японских священнослужителей, запомнившиеся при чтении "Дневников" святителя Николая Японского и юбилейных исторических сборников крупнейших православных церквей Японии. Действительно, и небесная, и земная Церковь вместе встречают праздник праздников.

В конце службы так же, как и в других храмах Японии, происходит освящение пасхальных яиц и раздача их каждому прихожанину. Протоиерей Алексий говорит проповедь, произнося только что прочтенное Евангелие от Иоанна на современном японском языке. "Своим воскресением Господь даровал нам благодать на благодать, – подчеркивает отец Алексий. – Нам нужно постоянно помнить об этом и носить ее в своем сердце".

Нескольких прихожан и меня тоже просят пройти вперед. В Японии я всего десять дней, со слуха некоторые слова понять еще сложно – различаю перечисление имен церковных старост, певчих, прихожан и вдруг отчетливо различаю "из России прибывшая в университет Хоккайдо", а затем – "Многая лета", и понимаю, что меня принимают в свою семью, в Японскую Православную Церковь, под небесное покровительство святителя Николая Японского. Искренне верю, что эта молитвенная помощь поможет с пользой провести время в Японии и решить все проблемы новичка-иностранца.

Затем следует торжественная трапеза: свежая сырая рыба сасими, японский суп, традиционные сладости Отару, печенье, купленное матушкой, и куличи из Токио и Хакодатэ. И, конечно же, японский чай, причем двух видов – традиционный зеленый и темный, пшеничный.

После трапезы выступает староста Отару – благодарит всех прихожан из своего родного города и из Саппоро за молитву. Диакон Иаков из Томакомаи сообщает о девятом ежегодном православном детском лагере, который этим летом организует его приход, и просит у всех содействия и помощи. Отец Алексий рассказывает, что певчая хора выиграла конкурс газеты Хоккайдо: ее статья о самых счастливых моментах в жизни была опубликована в одном из последних номеров. В конце выступает прихожанка из Хакодатэ, специально приехавшая сюда на пасхальную службу. "Мне уже 77 лет, поэтому я могу говорить вполне откровенно, – слышим мы ее трогательные слова. – Мой отец, умерший четыре года назад, очень любил приход Отару. Даже не просто любил – любить нужно каждую церковь. Он вырос здесь и трепетно относился к каждой минуте, проведенной в храме. К сожалению, в последние годы ему трудно было сюда ездить. А я часто ходила на службы в этот храм в молодости, во время учебы. Тогда, не помню, кто именно, подарил мне вот это Евангелие. Судя по вышитому бархатному окладу, наверное, эта книга принадлежала кому-то из сестричества (женского общества прихода). Уже пятьдесят лет я не расстаюсь с этим Евангелием и надеюсь, буду читать эту книгу до самой смерти".

В конце дня меня подвозят до станции, и я успеваю на скорый поезд, идущий из Отару в Саппоро всего за 30 минут. Утром небо хмурилось, на море были высокие волны, а сейчас светит солнце, море из серо-черного стало голубым. В поезде мы разговорились с попутчицей-японкой, которая, узнав о моей цели посещения Отару, попросила: "И за меня перед Богом замолви словечко".

Наблюдая за медленно парящими чайками и белеющими макушками гор, слышу объявление "Станция Саппоро" и мысленно планирую: "Велосипед припаркован у западного выхода, пройду на стоянку прямиком через торговый центр и скорее на угол 14-й северной и 3-й восточной улиц, домой..."