Искушения филетизма

17 мая 2007 года в Москве произойдет объединение Русской православной церкви Московского патриархата (РПЦ МП) и Русской православной церкви за границей (РПЦЗ). Состоится торжественное богослужение, первоиерархи церквей подпишут итоговый документ, поздравят друг друга и разъедутся по своим епархиям и странам.

Об этом расскажут СМИ, государственные чиновники высокого уровня наверняка попозируют перед телекамерами и скажут несколько слов о том, что Россия укрепила свои позиции в мире, православные люди преодолели трагическое разделение, а наследие советского времени окончательно осталось в прошлом для Церкви. Отгремят фанфары, и после минут радости наступят часы раздумий о том, что же в действительности произошло.

На первый взгляд свершилось долгожданное и радостное событие – в РПЦ с правом широкой автономии возвращается весьма значительная группа людей (порядка полумиллиона верующих), которая отделилась от нее в 1921 году в небольшом городке Сремские Карловцы. Несколько десятков епископов, эмигрировавших из страны вместе с представителями Белого движения, сформировала Высшее русское церковное управление за границей. Во главе созданного Архиерейского синода стоял тогда митрополит Антоний (Храповицкий) – известный дореволюционный епископ, убежденный монархист.

После 1927 года значительная часть русских православных людей, вошедших в РПЦЗ, вышла из подчинения сперва заместителя местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), а затем и последующих предстоятелей РПЦ МП Алексия (Симанского), Пимена (Извекова) и Алексия (Ридигера) – нынешнего патриарха. С 1990-х годов РПЦЗ стала открывать на территории России и стран СНГ свои приходы, чем на деле подтвердила свое отношение к РПЦ МП как к лжецеркви, представители которой активно сотрудничали с безбожной властью.

Естественно, что с начала 2000 годов, когда начался активный процесс сближения РПЦ МП и РПЦЗ (причем часть непримиримых зарубежников во главе с митрополитом Виталием (Устиновым) из-за этого ушла в раскол, который лишь усилился после его кончины), заявления о безблагодатности РПЦ МП практически исчезли из официальных документов РПЦЗ. Но в своем последнем документе – Обращении Архиерейского синода – представители РПЦЗ вновь говорят о недопустимости любых экуменических контактов, о ереси "экуменизма", а несколько ранее они же вспомнили еще раз о грехе "сергианства", то есть о Декларации митрополита Сергия (Страгородского), принятой в июле 1927 года.

Эти два пункта – обвинение в экуменизме и в сотрудничестве с советской властью, которой давно уже нет, – и составляли главные препятствия для возвращения РПЦЗ в состав РПЦ МП. Нужно заметить, что другая сторона те же два пункта выдвигала в качестве препятствия для возвращения РПЦ МП в лоно истинной Церкви.

Повторю, в последнее время эти разногласия устранены (по крайней мере, на уровне официальных документов), так что, казалось бы, можно не возвращаться к этим болезненным темам, если бы не одно "но". В России и за рубежом определенные силы ведут активную политику против восстановления единства. В начале мая они не погнушались даже распространить слухи о резком ухудшении здоровья патриарха Алексия II. При этом основные обвинения обрушиваются на РПЦ МП – ее упрекают и в связях с КГБ, и в политической активности, и в участии во Всемирном Совете Церквей. Эти голоса, правда, в незначительном меньшинстве раздаются и в самой РПЦЗ: на днях из Одессы в Бразилию был переведен один из иерархов, несогласный с позицией митрополита Лавра (предстоятеля РПЦЗ). Иными словами, у грядущего объединения есть скептики, к голосу которых придется прислушиваться и после восстановления единства (в противном случае через некоторое время мы рискуем получить обратный процесс отпадения части приходов РПЦЗ от единой Русской церкви). Такие скептические голоса есть и в РПЦ МП, поскольку этот торжественный акт может создать определенные проблемы и в России. К ним тоже стоит прислушаться, поскольку, не выступая принципиально против восстановления единства, можно спорить о форме этого акта.

С одной стороны, мы имеем дело с уникальной ситуацией, когда одна из поместных церквей расширяется не по территориальному, а по национальному признаку. Если несколько упростить подход, то обычно границы поместной церкви совпадают с некоторыми административными границами (историческими или существующими в настоящее время). За пределами "канонической территории" (хотя это понятие дискуссионное и оспариваемое), не может существовать централизованная и параллельная структура епархий или иных форм управления. По древним каноническим правилам в одном городе не может быть двух епископских кафедр у разных поместных церквей. В случае же объединения возникает довольно необычная ситуация, при которой за пределами России могут появиться централизованные структуры РПЦ МП со своими кафедрами и епархиями, фактически находящимися на чужой канонической территории. Поскольку РПЦ МП активно использует этот принцип, что, например, привело к сложной ситуации в Сурожской епархии и ухудшению отношений с Константинопольским патриархатом, то его с легкостью можно обратить и против самой РПЦ МП.

С другой стороны, вызывает беспокойство достаточно неопределенный статус РПЦЗ внутри РПЦ МП. Давно известно, что приходы зарубежников будут управляться самостоятельно, а их епископат сохранит свои места. В таком случае непонятно, будут ли представители РПЦЗ влиять на принятие решений в России на уровне архиерейских и поместных соборов. Вопрос этот совсем не праздный, поскольку в целом епископы и духовенство РПЦЗ стоят на более консервативных позициях, чем клирики РПЦ МП. В результате единая Русская церковь может оказаться в самоизоляции: отношения с Константинопольским патриархатом и целым рядом других поместных церквей может ухудшиться, не говоря уже о сомнительных перспективах межхристианского диалога.

Уже сейчас представители РПЦ МП, отвечающие за "международную политику" (например, протоиерей Николай Балашов), вынуждены напоминать не в меру ревностным представителям РПЦЗ, что вопрос о межхристианском диалоге, об участии Церкви в тех или иных экуменических организациях, есть дискуссионный, но внутренний вопрос РПЦ МП. Нетрудно догадаться, что после воссоединения русские и зарубежные церковные консерваторы могут получить возможность куда более активно влиять на ситуацию внутри РПЦ, и нашумевшее письмо епископа Диомида окажется цветочками, по сравнению с тем, что можно получить от новых консерваторов. Достаточно одного маленького примера – до сих пор все официальные документы РПЦЗ печатаются в дореволюционной орфографии; нетрудно догадаться, что консерватизм отражает приверженность старине по содержанию. Возможно, эти страхи беспочвенны, но, судя по заявлениям самых вменяемых епископов-зарубежников, они не лишены веских оснований.

В-третьих, существует еще один тонкий момент, о котором в радостном ожидании воссоединения часто забывают. Речь не идет о соединении двух церквей. Речь идет о возвращении тех, кто в силу исторических обстоятельств был отсечен от Русской православной церкви. В христианском мире до самого последнего момента почти никто не говорил о РПЦЗ как о легитимной Церкви. Их не признавала ни одна поместная церковь, за исключением отдельных групп. Само название "Церковь за границей", по мнению известного историка Дмитрия Поспеловского, представляет собой богословский абсурд. Православие не делится по национальному признаку, а миссия распространения христианства не имеет границ, поскольку никакая страна не может похвастаться тем, что она представляет собой полноту христианского и православного мира. Напротив, сужение границ Церкви до одной нации и государства представляет собой филетизм – тенденцию православных церквей приносить церковные интересы в жертву национально-политическим. Это болезнь и так характерна для русского православия – достаточно вспомнить о деятельности таких организаций, как "Союз православных хоругвеносцев"; не исключено, что с воссоединением мы можем получить дополнительную опасность разрастания этой эпидемии. Многие люди в России и так забывают, что православие не культурная или историческая традиция, а вера во Христа. В результате можно наблюдать православный патриотизм, православную церковность и очень редко – православное христианство.

Наконец, может потерпеть неудачу и самый соблазнительный итог объединения – усиление влияния России с помощью единой Русской православной церкви. С одной стороны, очевидно, что с помощью единой Церкви о России больше узнают за ее пределами. Русская культура и традиции во многом связаны с христианством, так что воссоединение церквей поможет верующим за границей узнать реальную Россию, а не мифы о ней. С другой, не исключено, что эмигрантский образ России может повлиять и на реальную страну, и тогда еще неизвестно, кто на кого будет оказывать большее воздействие.

Впрочем, быть может, все это лишь опасения, а в действительности объединение РПЦ МП и РПЦЗ принесет только радость: их святые станут нашими, две духовные традиции дополнят друг друга, а, расширив свои границы, Русская церковь избавится от искушения филетизма. Какой из этих сценариев оправдается – покажет время.