Ясак чудотворца Сергия

Из истории русского военного искусства

«Ясак» – слово тюркского происхождения [1], но смущаться этим не стоит. В разные времена у людей воинского чина были и есть атрибуты, подчеркивающие их высокое призвание – это и форма одежды, и манеры, и особый, не всем понятный язык – средство общения профессионалов. И если привычные в современной России слова «капитан», «патронташ» или «авангард» позаимствованы на Западе, то к ратникам допетровской Руси, о которых пойдет речь, их аналоги: «атаман», «колчан», «ертаул» – пришли из восточных языков. Правда, на этом фоне ясак или ясаки – понятия непривычно объемные. В целом – это система звуковых (как правило) сигналов, служащих для передачи каких-либо важных команд и сообщений. Накануне похода воеводы уговаривались об этих сигналах, отдававшихся посредством набатов и менее крупных барабанов, литавр, труб и сурн (духовой инструмент), а также стрельбой из пищали [2]. Кроме того, многие сигналы подавались просто голосом. В последнем случае сигнал превращался в своего рода боевой клич, присущий всему войску или отдельным его подразделениям. В пылу боя всегда важно определить, где свой, а где – враг, и во времена, когда внешне воины разных сторон почти не различались, их боевой крик помогал им ориентироваться – зачастую это было слово, отвечавшее на вопрос «ты чей?» («Царёв», «Сергиев»). Таким образом, «ясачный крик» или, в просторечии XVII века, тоже «ясак», сочетал в себе свойства пароля и боевого клича, воодушевлявшего ратников. Нечто подобное тогда же существовало и на Западе – под обозначением «полевое (т. е., боевое) слово».

Естественно, подобная система содержалась в глубокой тайне, чтобы враг не смог подать ложный сигнал. Поэтому и уточнение ее происходило перед самым выступлением в поход, а ясачный крик, как и «полевое слово», зачастую выбирали прямо накануне боя. Понятно, что к столь заветному слову, с которым воин шел на смерть, и отношение было трепетным – по этой же причине и историкам ясаки почти не известны. Однако, по мере долгого употребления ясак, становясь известным противнику, мог превратиться в грозное предупреждение об атаке уже знакомого ему отряда и стать даже средством морального давления, воодушевляя своих и внося робость в сердца чужих воинов. Именно таким стал «Сергиев» ясак, о котором и пойдет речь в данной статье. Из желания понять, что означало для наших предков имя Радонежского чудотворца, и родились эти статьи о различных моментах Отечественной истории XVII века.

Оборона Троице-Сергиева монастыря (1608-1610 гг.)

Появление «Сергиева» ясака связано с тяжелейшим периодом нашей истории – Смутным временем, или, как говорили тогда, «Московским разорением», «Лихолетьем» начала XVII века. Русь оказалась тогда на краю гибели: знавшим Священное Писание православным очень многие признаки говорили тогда о приближении Страшного Суда. Один из них стал особенно заметен после прихода польского ставленника, самозванца Лжедмитрия II под Москву: «И разделишася как чернь, так и благородные надвое: брат на Москве с царем Василием в осаде; а другий в Тушине с вором: еще же у многих отец на Москве, а сын в Тушине. И тако схождахуся на битву по вся дни, сын противу отца, и брат противу брата» [3]. Духовные писатели в то время не зря уподобляли лжедмитриев лже-христам: присягнувшие им, искренне или лицемерно, становились страшными гонителями соотечественников, разорителями родных храмов и городов. Не только в Москве, но и по всей стране шла междоусобная война, – между соседними уездами и городами, – и не столько от иноземцев, сколько от алчных до разбоя русских «воров» разлилась беда по всей земле православной, от края и до края. Нигде не было спасения от них; казалось, приблизились «последние времена». И тогда, как призыв к покаянию и надежда на спасение, воссияла в самом сердце земли Русской обитель ее чудесного заступника, святого Сергия Радонежского…

В сентябре 1608 г., накануне дня памяти преподобного, к Троице-Сергиеву монастырю подступило польско-литовское войско и отряды русских ратных людей, присягнувших Тушинскому вору – дворян и, большей частью, вольных казаков. Началась долгая оборона обители, прославленная бесчисленными чудесами ее небесных покровителей Сергия и Никона и героизмом защитников. Последуем рассказу келаря монастыря старца Авраамия (Палицына) [4].

Не сумев сразу ворваться в крепость, враги повели подкоп, с целью взорвать одну из башен, о чем осажденные узнали от многочисленных – после нескольких вылазок – пленных. Выяснив, что взрыв готовят вскоре после Михайлова дня, и ободрившись явлениями преподобного Сергия, осадные воеводы по совету с архимандритом Иоасафом решили в ночь после праздника Собора архистратига Михаила (на 9 ноября) сделать общую вылазку. Для этого они «урядили полки вылазных людей» – т. е., сформировали отряды, предназначенные наступать из разных частей крепости, – а затем «приидошя в церковь Святыя Живоначальные Троица, знаменавшеся к чудотворным образом и к цельбоносным мощем преподобного отца нашего Сергия чюдотворца». Тогда, видно, и условились об общем для всех ясаке, чтобы, выйдя ночью с разных сторон крепости, отличать своих («сергиевых») от врагов. Ратники, которых укрепляли и ободряли шедшие с ними троицкие старцы, ясно увидели Божью помощь: при выступлении из города «наидошя облацы темные… и бысть тьма яко ни человека видети». А после того, как воины приготовились к бою, «буря велика воста и прогна мрак… и бысть светло». Тогда трижды ударили осадные колокола, и по этому знаку все отряды одновременно крикнули боевым кличем, «нарекше ясак Сергиево имя и вкупе нападошя на литовских людей нагло и мужественно». Ободряя друг друга, ратники говорили: «Умрем, братие, за веру христианскую!» Вскоре «благодатию Божиею … обретошя устие подкопа» - т. е., хорошо укрытый вход в подземную галерею, и крестьяне Никон Шилов и Слота ценой собственной жизни разрушили его взрывом. А вокруг совершалось настоящее чудо: слабые «полчки градских людей» Троицы не раз возобновляли нападение, врывались в осадные батареи врага, захватили много пушек, знамен, пленных, воинских запасов, сумев даже доставить это в крепость. Многое другое было предано огню. И везде над полем боя носился торжествующий боевой клич: «Сергиев!»

"Седмица", 19 мая 2003 г.
[вся статья]