Из раскола

Подписание акта о каноническом общении между РПЦ и РПЦЗ

События, происшедшие 17 мая в храме Христа Спасителя в Москве, бесспорно, следует отнести к разряду эпохальных, потому как нечасто в нашей истории многолетние распри и вражда исчерпали себя и разрешились к обоюдному удовольствию и умиротворению до того момента конфликтовавших сторон.

Сторонами же в данном случае являются Русская православная церковь Московского Патриархата и Русская православная церковь за рубежом.

При этом следует понимать, что конфликт в церковной среде имеет значительно более глубокие мистические корни и последствия, нежели в среде светской, и традиционно называется расколом, то есть нарушением канонического единства Церкви, попранием иерархической преемственности, что, в свою очередь, влечет за собой смуту и еретические настроения.

Врагом Церкви, жаждущим ее разрушения, является, как известно, "началозлобный демон" Следовательно, за проявлением всяческого расколодвижения следует усматривать именно его активность, противостоять которой вопреки амбициям, личным обидам, объективным историческим условиям должен всякий почитающий себя христианином.

Начало последнему на сегодняшний день в российской церковной истории расколу было положено осенью 1920 года. К тому моменту более трех миллионов россиян, подавляющее большинство из которых были православного вероисповедания, оказались в изгнании. Вполне естественно, что вместе со своей паствой, спасаясь от большевистских гонений, за рубеж ушли пастыри и архипастыри, многие из которых обладали не только церковным, но и огромным общественным авторитетом. Тут достаточно назвать имена митрополита Киевского Антония (Храповицкого), одного из претендентов на патриарший престол на Поместном Соборе 1917 – 1918 годов, архиепископа Евлогия (Георгиевского), архиепископа Полтавского Феофана (Быстрова) – духовника царской семьи, епископа Севастопольского Вениамина (Федченкова), возглавлявшего русское военно-морское духовенство.

Изначально изгнанники смиренно высказали предложение прекратить всяческую деятельность Высшего церковного управления (ВЦУ) за пределами России, а духовное оформление беженцев возложить на поместные православные церкви, на территории которых этих беженцы оказались.

Однако 19 ноября 1920 года на пароходе "Великий князь Александр Михайлович" стоявшем на рейде в Константинопольском порту, Высшее церковное управление на юге России все-таки возобновило свою деятельность. А уже в следующем году в Сремских Карловцах, в Югославии, прошло Общецерковное заграничное собрание, впоследствии переименованное в Русский всезаграничный церковный собор, возглавляемый митрополитом Антонием (Храповицким), архиепископами Евлогием (Георгиевским), Анастасием (Грибановским) и епископом Вениамином (Федченковым). На Соборе было принято два послания, которые и положили начало так называемому "карловацкому расколу"

В первом послании содержался призыв к вооруженному восстанию против власти большевиков, во втором – требование возвратить на русский престол "законного православного Царя из Дома Романовых". Более того, под всеми официальными документами Собора значилось "благословение Святейшего Тихона" хотя ни один из этих документов не был послан Святейшему на утверждение.

Опять же нетрудно понять, какую реакцию вызвали послания "карловчан" в большевистской России – патриарх Тихон и духовенство оказались под ударом разъяренной власти, усмотревшей в происходящем международный антисоветский заговор.

Архиепископ Евлогий резко осудил необдуманные и поспешные действия Собора, назвав их политическими, на что митрополит Антоний не менее резко возразил: "Вопрос династии – не политический, а чисто церковный, ибо отвергать этот вопрос – значит отвергать существующие, никем не отмененные основные законы, соглашаться с так называемыми "завоеваниями революции". Таким образом, теперь уже внутри "карловацкого" духовенства наметился раскол, вскоре приведший к тому, что на митрополита Антония была возложена должность заместителя патриарха.

Меж тем в Москве сам Святейший Патриарх вынес постановление, согласно которому Собор в Сремских Карловцах был признан не имеющим канонического значения и не выражающим общего голоса Русской Церкви. Также Патриарх принял решение об упразднении Высшего церковного управления за границей. После напряженной полемики, возникшей в рядах "карловчан" было решено "выразить сыновнее послушание указу Патриарха" и упразднить Высшее церковное управление, вместо которого, впрочем, тут же был созван Русский всезаграничный церковный собор Русской Православной церкви.

Таким образом, формально воля патриарха Тихона была выполнена, но на самом деле раскольничий церковный центр не был упразднен.

Летом 1927 года митрополит Сергий (Страгородский) потребовал от зарубежного духовенства прислать в Москву обязательства о том, что оно впредь "не допустит в своей общественной, в особенности церковной, деятельности ничего такого, что может быть принято за выражение нелояльности Советскому правительству"

Откровенно говоря, назвать это требование здравым применительно к той исторической ситуации едва ли возможно.

Но с другой стороны, понятно, что на этот воистину безумный шаг владыка пошел под чудовищным давлением со стороны новой власти, заложницей которой стала вся Русская Православная церковь на родине.

Понятно и другое, что такое требование вызвало бурную реакцию в рядах "зарубежников" которую в полной мере озвучил в своем окружном послании, ставшем очередным витком конфликта между Временным патриаршим синодом в Москве и Всезаграничным собором РПЦ, митрополит Антоний (Храповицкий).

К сожалению, с этого момента ситуация только обострялась.

Взаимные упреки и обвинения привели к тому, что митрополит Сергий издал указ о запрещении в священно-служении "карловацких" иерархов. В свою очередь митрополит Антоний отверг указ владыки Сергия, обвинив его в предательстве и сотрудничестве с богоборческой властью.

Кстати, это обвинение станет одним из камней преткновения в многолетнем споре между РПЦ и РПЦЗ.

Во время Великой Отечественной войны часть "карловацкого" духовенства поддержала нападение гитлеровской (ёрмании на СССР, связав его с крушением большевизма в России, Так, в пасхальном послании 1942 года председатель Архиерейского собора РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский) писал: "Настал день, ожидаемый русским народом, и он ныне подлинно как бы воскресает из мертвых там, где мужественный германский меч успел рассечь его оковы".

Тема сотрудничества "зарубежников" с нацистами во время войны, а также звериный антисемитизм ряда их первоиерархов с подачи советской пропаганды стали пугалом для большинства и без того до смерти запуганных православных в СССР Для которых, впрочем, сотрудничество ряда архипастырей РПЦ МП с советскими спецслужбами не было таким уж большим секретом.

Опять же вполне закономерно, что первоиерархи РПЦЗ не признали как избрание патриарха Сергия (Страгородского), так и патриарха Алексия I (Симанского). Однако последний обратился к зарубежным иерархам со словами братского увещания: "Молим господа, да вразумит Он поставивших свой разум выше разума Церкви и в гордыне своей пребывающих в упорном коснении, да призовет заблудших в ограду Церкви своей".

Следует заметить, что именно благодаря усилиям патриарха Алексия I диалог с РПЦЗ стал вообще возможным и сдвинулся с "мертвой точки"

В частности, к концу 40-х – началу 50-х годов с Матерью-Церковью воссоединились русские православные приходы в Югославии, Болгарии, некоторые приходы в Германии и Австрии. В 1948 году Русская духовная миссия в Иерусалиме перешла под юрисдикцию Московской Патриархии.В 1985 году Первоиерархом РПЦЗ был избран митрополит Виталий (Устинов), еще до своего избрания занимавший крайне жесткую позицию по отношению к Москве. Не изменил он ее, и возглавив Всезарубежный собор. Итак, главными условиями воссоединения Церквей ставились: покаяние в сотрудничестве с богоборческой властью, отказ от экуменической деятельности и прославление в лике святых царственного семейства.

Понятно, что в 80-х годах прошлого века ни одно из этих условий не могло быть не то что удовлетворено, но даже рассмотрено.

Определенные подвижки в данном направлении произошли, что и понятно, только после 1991 года, когда СССР прекратил свое существование и власть формально перестала быть богоборческой. Однако концептуальные разногласия между двумя ветвями Русской православной церкви по-прежнему оставались неуврачеванными.

В частности, вопрос покаяния духовенства МП был негласно снят с повестки дня лишь после кончины владыки Виталия (Устинова) в 2006 году.

Как мы помним, эту тему в середине 90-х годов прошлого века пытались поднять и некоторые российские общественные деятели.

Безуспешно.

В начале XXI века переговоры между РПЦ и РПЦЗ об объединении вступили в завершающую сразу, более того, не последнюю роль в них сыграл Президент РФ В. Путин, имевший личное общение с Первоиерархом РПЦЗ, митрополитом Восточно-Американским и Нью-Йоркским Лавром.

Владыка Лавр (в миру Василий Михайлович Шкурла) родился в 1928 году в Словакии в карпаторосской семье. С 11 лет находился на послушании в братии монастыря Иова Почаевского в городе Ладомирово (Словакия). В 1946 году обитель эвакуировалась в США, в Джорданвилль. В 1948 году будущий владыка был пострижен в монашество с именем Лавр. С 1981 года – архиепископ, профессор догматического богословия и канонического права в Свято-Троицкой духовной семинарии в Джорданвилле. С 2001 года – Первоиерарх РПЦЗ.

Было бы ошибкой думать, что подписание акта о каноническом общении между РПЦ и РПЦЗ, произошедшее 17 мая в Москве, является точкой в почти 90-летнем размежевании двух ветвей Православной Матери-Церкви. Слишком много за эти годы накопилось проблем, чтобы единовременно их разрешить одним росчерком пера под взглядами российского политбомонда, а также перед объективами десятков теле – и фотокамер.

На вопрос: почему это произошло именно сейчас? – отвечают по-разному более склоняясь к прагматичной версии о том, что поколение так называемых "непримиримых" ушло, что приходы РПЦЗ, увы, опустели, что нынешние эмигранты из России и бывшего СССР о душе думают в самую последнюю очередь (если вообще утруждают себя на сей счет).

Однако первый шаг навстречу объединению сделан.

И сделан он вне зависимости от реальных причин, о которых мы можем только догадываться. А это, как думается, много важнее и полезнее, чем знать все наверняка, но оставаться при этом в "бесчувствии и упорном коснении"