Из мрака безверия

Практически все христианское авторское искусство последнего времени представляет собой ту или иную стилизацию. Сочетание "каноничного" подхода и оригинального художественного языка – явление крайне редкое. Елене Черкасовой, искусство которой привлекает все большее внимание зрителей, удается быть одновременно и церковным, и вполне современным, самостоятельным художником.

Елена Черкасова родилась в 1959 году в Москве. Отец ее был крупным ученым, мать – преподавателем иностранного языка. Поступив в вечернюю художественную школу, Елена не смогла признать официального советского искусства, не хотела иметь что-либо общее с комсомолом и "делать карьеру". Художественную школу Черкасова не закончила. Но первые ее картины имели успех в узком кругу друзей, молодых представителей московского андерграунда 1980-х годов.

Хаос богемной жизни также не устраивал художницу. Пережив серьезный духовный кризис, она пришла к христианской вере, приняла православное крещение и через какое-то время целиком ушла в церковную жизнь. Живопись Черкасова оставила на многие годы: служа псаломщицей и зарабатывая скудные деньги шитьем облачений, она не видела для себя никакой возможности заниматься искусством. Казалось, что с этим, как и с богемной юностью, покончено навсегда.

Церковный приход становится для Черкасовой "второй семьей". Она читает духовную литературу, общается с прихожанами и духовенством. Одно время она думает заняться писанием икон, внимательно изучает иконописную традицию, однако иконописцем в итоге так и не становится.

"Возвращение к живописи" произошло в 1996 году. Сама Черкасова рассказывает об этом как о внезапно пришедшем понимании иных, иносказательных возможностей говорить о Боге и о своей вере, не прибегая ни к языку иконописи, ни к традиционной реалистической живописи. Фактически за 12 лет молчания Черкасова создала свой собственный художественный язык. И в какой-то момент он неожиданно для самого художника пробился наружу.

Начиная с этого времени Черкасова практически не касалась тем, не связанных с миром христианства (в качестве исключения можно назвать небольшое число ее натюрмортов и пейзажей). Постепенно круг поклонников ее искусства расширялся, в первую очередь в среде прихожан и священников московских храмов. Свои старые работы, созданные до прихода к вере, художница не признает, никогда их не выставляет и предпочитает о них не вспоминать.

Язык полотен Черкасовой не придуман, а скорее выстрадан. Главное в нем – смысл изображаемого. К нему она прорывается, этому подчинены все элементы ее художественного мира. Можно сказать, что вся живопись Черкасовой – одна развернутая иллюстрация к огромной Книге. Эта Книга включает в себя и Библию, и жития святых, и литургическую поэзию, и многолетний личный опыт церковной приходской жизни. Такая Книга для художника важнее, чем результат творчества сам по себе. Именно в таком самозабвенном служении и заключается главный секрет убедительности и силы ее работ.

Устремленность к смыслу видна у Черкасовой во всем, в том числе и в цветовых решениях. Все они неслучайны. Непроницаемый черный цвет в работе "Апостол Павел в Эфесе" – не просто выразительный фон, на котором так отчетливо белеют лик и нимб апостола Павла и в котором, как в пучине, тонут лица взволнованных художников-язычников. Это в буквальном смысле тьма – потемки, где блуждает человек, мрак безверия, который побеждается светом учения Христа. Как пишет сама Черкасова в комментарии к этой работе, "по замыслу – это картина о художниках прошлых и нынешних, которым приходится выбирать источник вдохновения: привычную ложь или истину. Выбор труден, потому что свободен. Насколько проще быть толпою и подчиняться блюстителям порядка! Сюжет – пребывание апостола Павла в Эфесе, где множество античных художников и ювелиров зарабатывают себе на жизнь изготовлением различных божеств для поклонников Артемиды (Деян. 19: 23–40)".

Толпа – это те самые художники, которые хотели бы "держать нос по ветру". Черкасова и оставляет им почти одни носы – хорошо различимые указатели устремлений: "Между тем одни кричали одно, а другие другое, ибо собрание было беспорядочное, и большая часть собравшихся не знали, зачем собрались" (Деян. 19:32). Они в растерянности, вертят носами в разные стороны – как будто ветер подул разом со всех сторон. При всей серьезности полотна, это чуть ли не карикатура. Такая ирония в картине об апостоле возможна именно потому, что Черкасова свободно ищет путь к прояснению смысла евангельского сюжета.

Точная ссылка – характерная примета работ Черкасовой. За каждой из них есть определенный эпизод, стих псалма или молитвы. Никаких вольностей, додумывания, при всей свободе своей манеры, Черкасова не допускает: у нее всегда все строго по тексту, практически любой элемент изображения мотивирован. В этом смысле ее художественный метод чужд современному субъективизму, что не мешает ее работам быть эмоциональными, даже лирическими.

Вернемся к апостолу Павлу. Можно ли назвать эту картину точной иллюстрацией отдельного эпизода из Деяний Апостолов? Конечно, да. Но не говорит ли эта картина о большем – обо всей деятельности проповедующего в языческих городах апостола Павла и вообще всякого апостола? Тоже да. О том, как человек выбирает путь, сомневаясь и колеблясь во тьме, окруженный с разных сторон указателями разных дорог? Да, картина и об этом. Касается ли она современного человека, стоящего как бы на пороге, слышащего слово учения, но не имеющего сил решиться пойти за Христом, как некогда пошел Павел? Да, и об этом.

Будучи "наивным" по технике, искусство Черкасовой отнюдь не просто. Оно совершенно лишено инфантилизма и субъективной произвольности, в нем нет необязательного и случайного. Напротив, сугубая серьезность, даже высокий трагизм – вполне доступные для него регистры. Возвращение в наивность в данном случае – это обращение к первым векам христианства, когда главным было не "создание художественных произведений", а служение посредством искусства. Сама по себе живопись для Черкасовой значит гораздо меньше, чем то, ради чего она создается – точнее, ради Кого. И в этой глубинной основе она вплотную приближается к искусству иконописи.