Идеал и историческая реальность в семейной жизни русской православной Церкви

Круглый стол на тему "Семья в современной Церкви" состоялся 26 апреля в Доме наместника Московского Данилова монастыря. По благословению Патриарха Алексия II мероприятие было организовано Патриаршим центром духовного развития детей и молодежи (ЦДРМ). Дискуссия о семье продолжила целый ряд пастырских семинаров, посвященных актуальным вопросам современной церковной жизни и пастырской практики.

Мы будем говорить не столько об идеалах, сколько об исторической реальности, в которой, как правило, идеалы не реализуются даже в малой степени. Биографии, на которых воспитывались поколения русских православных христиан, не дают нам идеала семьи. Понятно, что большая часть наших святых – это Святейшие, Преподобные, Мученики, канонизация которых связана отнюдь не с семейной жизнью, а с мученической смертью. Обратимся к нашим святым женам.

Святые христианки

Прежде всего, нужно констатировать, что святых христианок в Святцах ничтожно мало и это не случайно. Когда-то канонизировали очень много, но в синодальный период за два века канонизировали только пять святых. Места святым женам практически не отводилось. При этом обнаружились тенденции, свидетельствующие, что даже при прославлении Святых Христианок тема семьи для женщины была более значима, чем для мужчины, просто потому что в традиционной патриархальной семье вплоть до ХХ века женщина играла определяющую роль – для нее жизнь сводилась прежде всего к семейной, если она не была монахиней. Выяснилось, что женщин, которые посвятили себя семейной жизни, в Святцах мало. Стоит вспомнить имена святых Евфросинии Полоцкой и Евфросинии Суздальской. Это немногочисленная плеяда святых монахинь, которые не желали вступать в брак, отторгали себя от семьи.

Служение блаженной Ксении, которая была заключена брачными узами, начинается после смерти мужа. Кончина мужа стимулировала ее духовную жизнь. И, пожалуй, единственным исключением из реально существовавших святых христианок, которая была прославлена, хотя большую часть жизни прошла в семье, является Иулиания Лазаревская. Но что мы видим в житие? Тяготение семьей, несмотря на наличие детей. Радость от того, что ее муж, неся службу на окраинах России, годами отсутствует дома. А мечтает она только об одном – о служении людям. Вся семейная жизнь проходит в игнорировании мужа, в обращенности не столько на детей, сколько на страждущих, молящих, скорбящих, которым она помогает. Овдовев, она ощущает подлинную возможность реализовать свои духовные таланты в миру. Ее житие подчеркивает, что у поколений наших агиографов идеал Святой женщины не связывался с семьей в такой же степени, в какой это можно сказать о Святых Мужах.

Есть еще одно исключение, касающееся уже не собственно истории русских Святых, сколько истории русской литературы – повесть о Петре и Февроньи. Несмотря на все усилия историков, до сих пор нельзя говорить о реальных исторических прототипах главных героев, потому что они отсутствуют в летописях. Это единственное произведение, в котором идеал семейной жизни, супружеской жизни утверждается четко и понятно.

Таинство венчания

Можно пространно говорить об истории церковной русской семьи. Хочу обратить внимание на очень выразительный факт. До ХV века Таинство Венчания в семьях русских крестьян, как правило, не совершалось. Это считалось требой знатных и богатых. Семья, конечно, существовала, но то, что венчание столь поздно входит в народную жизнь как обязательный элемент супружеской жизни, свидетельствует о том, что семья развивалась не в такой прочной связи с церковной жизнью. Так продолжалось веками. Это яркий пример недоразвития, если угодно, идеала семьи в нашей истории. Мало внимания уделялось женщинам, как в агиографии, так и в литературе, не представляющей собой жанра жития Святых, до XVIII века.

У нас сохранялась патриархальная, во многом с языческими проявлениями, многодетная семья, в которой женщина занимала приниженное положение. На протяжении всей нашей истории вплоть до XIX века единственной являлась форма реализации себя именно в семье, в воспитании детей, служении мужу. Обратим внимание, что ничего подобного тому, как это происходило в средневековой Европе, у нас не было. Наша семья отнюдь не была такой уж христианской, такой Евангельской, как к этому призывает Венчание.

Есть книга, которая дает нам картину русской семьи – это "Домострой", который популярен во многих, в том числе и православных кругах. Но если подойти к ней с Евангельской точки зрения, то возникает много вопросов.

С чем же мы остаемся? С единственным художественным произведением – повестью о Петре и Февронии, с Домостроем и почти с полным отсутствием в Святцах Святых Христианок при немногочисленных прославленных монахинях и юродивых. Как это не парадоксально покажется, серьезное осмысление проблемы семьи и семейных отношений начинает формироваться в столь нелюбимый многими синодальный имперский период нашей истории.

Русская художественная литература XIX века

Русская художественная литература XIX века сказала о семье гораздо больше возвышенных слов, чем вся русская литература на протяжении веков. Для нас идеалом женщины, живущей духовной жизнью, стала почему-то Татьяна Ларина, выросшая в семье, пронизанная дурным английским мистицизмом, гадающая, верящая в вещие сны, ведущая себя неадекватно по отношению к мужчине. И только в самом конце произносящая единственную, безусловно, христианскую, тираду. Вот мы и начинаем говорить, что Татьяна Ларина – идеал женщины, живущей духовной жизнью. На фоне литературы – безусловно, но с точки зрения христианского мировоззрения ее образ требует серьезной катехизаторской работы. Я уже не говорю о тургеневских женщинах, которые или выступают в контексте конфликта с традиционной семьей, или уж если христианки, то только потому, что семейная жизнь не удалась. Гончаровские женщины заслуживают уважения, но они совсем нецерковные или малоцерковные.

Нам предлагается очень устойчивый стереотип, что в монахи, особенно монахини, идут люди исключительно с несложившейся личной жизнью. Это неправда, тем более, что в XIX веке монашество в значительной степени разрасталось и трудно предположить, что среди женщин были одни неудачницы. Хотя история женского монашества – это история довольно грустная на фоне мужского монашества в нашей Церкви.

Постепенно, именно в русской литературе возникает искусительное и опасное противопоставление: подлинности любви вне брака, вне семьи и отсутствие любви в браке, в том самом браке, который был обязателен для всех христиан. Создавая подчас яркие образы женщин, русская художественная литература по сути дела не предлагает нам идеала христианской семьи. В этом отношении даже Достоевский весьма показателен: найдите у него образ христианской семьи. А Лесков? Лесков опять-таки исключение.

История России

Теперь я позволю себе немного коснуться ситуации с исторической жизнью России этого времени. С одной стороны, начинается запоздалое воспитание народа Церковью выработки у него уже наряду с бытовым благочестием религиозного мировоззрения. А с другой стороны, христианский брак приобретает вполне определенный правовой статус, который стимулирует людей к осознанию этого брака, как единственного, на веки данного Богом. Должен сказать, что, несмотря на разного рода негативные тенденции, например, отходничество, характерное для христиан на протяжении многих десятилетий, фактически большую часть XIX века – начала XX веков семья в русском народе существует как безусловная реальность, может быть не очень воцерковленная, но все-таки семья. Проблема недостаточной воцерковленности русской семьи, как и в целом недостаточной воцерковленности русского народа, как показали события ХХ века, идут рука об руку сквозь нашу историю. Это заставляет задуматься об многих проблемах, которые на протяжении веков так и не были решены духовенством. Именно приходским духовенством, которому, между прочим, тоже весьма не везло с точки зрения канонизации. Святых священников у нас до отца Иоанна Крондштатского не было, а те, которые канонизированы сейчас как мученики, символизируют собой уже давно звучащий афоризм, что русские умирать умеют лучше, чем жить, то есть умирать за Христа лучше, чем служить Христу.

Наступает XX век

Давайте вспомним некоторые основные этапы советского времени, которые не могли, на мой взгляд, не добить и без того слабо складывавшуюся духовную русскую семью. С чего начинают большевики после захвата власти – с того, что в законах, касающихся Церкви, запрещена религиозная политика. Уже в декабре 1917 года принимаются законы, делающие церковный брак (единственно возможный в то время) не имеющим такого статуса, и устанавливают в качестве обязательного лишь гражданский брак. При этом упрощая процедуру заключения и расторжения брака. Аналоги можно найти во французской революции, но это было временно, хотя и там многие с радостью отзывались на новые законы революционного французского правительства и расторгали церковные браки, тем более, что в католической Церкви брак заключается только один и не расторгается, за исключением случаем вдовства.

Чем руководствовались большевики, принимая свои первые декреты, принимая декрет о ликвидации церковного брака и установлении гражданского с максимально упрощенной процедурой его заключения и расторжения? Они руководствовались тем, чем и в самом начале своего правления, – догматическим восприятием коммунистических постулатов, а они предполагали ликвидацию частной собственности, семьи и религии.

Пожалуй, наиболее откровенно писала народный комиссар Александра Коллонтай – так, что и Ленин смущался. Она прямо говорила о том, что ликвидация т.н. буржуазного брака, который являлся браком церковным в дореволюционной России и с утверждением гражданского брака, максимально легко заключаемого и расторгаемого, является первым шагом на пути полной ликвидации семьи в коммунистическом обществе. Брак предполагал, писала она, свободный союз двух любящих людей, соизмеряемый лишь с их желанием и с сохранением чистоты биологического вида.

Это уже было проявлением тенденции. На самом деле, как оказалось в дальнейшем, в России ликвидировать семью было значительно легче, чем в других странах. Россию захлестнула не просто волна разводов, но и огромное количество браков-однодневок. Не надо думать, что беспризорники двадцатых годов – это лишь дети тех, кто погибал во время гражданской войны от голода, эпидемий и репрессий. Значительная часть этих беспризорников – дети, которые зачинались в браках-однодневках, дети, которые рождались уже вне семьи. Вот эта тенденция фактически сохранялась до конца 20-х годов.

Это противопоставление рудимента старой церковной брачной морали новому пониманию брака в нэпмановской среде очень характерно. Действительно в 20-е годы на уровне государства закреплялся идеал такого легко заключаемого и расторгаемого брака. Как отказались большевики от идеи мировой революции, от политики военного коммунизма, обрушившей всю русскую экономику, так они постепенно отказались и от идеи ликвидации брака.

Более того, возникла прямо противоположная тенденция, связанная с тем, что начинает формироваться некий идеал советской семьи. Происходит это уже в 30-е годы. Но к этому времени церковный брак уже практически был подвержен такому остракизму, что даже некоторые христиане не венчались, а заключали гражданский брак. Это привело к решению Синода уже после войны признать гражданский брак браком, конечно нуждающимся в исполнении венчания, но, тем не менее, браком, потому что появилось огромное количество православных семей, которые не венчались.

Большевистский период был своеобразной "победой" культурно-исторической реакции в России. Он отбросил нас на несколько веков назад, а в вопросах брака мы оказались в XV веке, когда для значительной части народа церковный брак просто перестал существовать как реальность. Большевиков устраивала такая ситуация, но их политика, уже предполагавшая огромные репрессии в отношении населения страны, привела к тому, что еще до войны у нас возникла колоссальная демографическая диспропорция. Женщин стало значительно больше, чем мужчин. Действительно, в условиях тех репрессий, которые проводили большевики (коллективизация, голод, большой террор) только в тридцатые годы они уничтожили 9, 5 миллионов человек. Это официальные данные нынешних властей, которые не склонны преувеличивать масштабы репрессий.

Вторая Мировая Война

А затем началась Вторая Мировая Война. Это привело к тому, что диспропорция между мужчинами и женщинами стала объективным условием, препятствующим развитию семьи как таковой. Раньше я говорил об отходничестве, как об одной из тенденций, которая мешала нормальному развитию семьи. В советское время, которое привело к значительной миграции населения, в частности из деревни. Когда христианин, не имея возможности прокормить себя исключительно силами своего хозяйства, летнее время работал, а зимой отправлялся в город, где у него была другая работа, и могла возникать даже другая семья. Более того, он мог уходить из своей деревни даже на год и на несколько лет. То есть были такие сезонные семьи – одна законная, венчанная, другая незаконная. Кто-то, конечно, пытался блюсти нравственность и в данном случае, а кто-то шел дальше.

Советское время – это время массовых перемещений населения в связи с ужасающим положением деревни, стройками века, на которые направлялись молодые люди и, конечно же, страшная деятельность ГУЛАГа, отрывавшая в основном мужчин от семьи. Все это были удары по семье. Все это было не характерно для дореволюционной России, это были явления чисто советского периода. Условия для формирования нормальной семьи стали невозможными. Вспомним, хотя бы, две очень важные тенденции.

Уже первая советская конституция 1918 года для членов семей лишенцев (а по конституции были целые категории населения, которые лишались избирательных прав), допускала процедуру отречения от семьи, чтобы человек из такой семьи имел возможность социально адаптироваться в мире, получить высшее образование. Процедура отречения от семьи, своих родителей, от своих жен была характерна в условиях нараставших репрессий, когда развод репрессированных супругов казался совершенно естественным. Это тенденции, которых не знала дореволюционная Россия. Вспомните замечательный диалог женщин, ожидающих свидания со своими мужьями в романе Солженицына "В круге первом".

Явления советской действительности

А теперь вернемся к демографической диспропорции, которая никогда не была такой значительной в истории нашей страны, как в советское время. У нас с годами выработался определенный тип женщины, которая живет с осознанием того, что семейной жизни у нее не будет и которая мечтает завести себе ребенка. Сама постановка вопроса "завести ребенка" предполагает огромное количество семей, и это опять-таки чисто советское явление, в которых матери-одиночки, либо вообще не имевшие детей, либо расставшиеся с мужьями, либо их потерявшие, воспитывают своих детей. И вот здесь происходит следующее. В неполноценной семье, в которой мальчика воспитывает мать, формируется такой тип мужчины, который еще менее приспособлен к нормальной семейной жизни, чем, например, тот же детдомовец.

И еще одно явление советского времени – огромное количество детских домов, из которых выходят дети, гораздо менее приспособленные к созданию семьи, чем дети выросшие в нормальной семье. Я назвал все, вроде бы, нам знакомые явления советской действительности, сопровождавшие жизнь нашей страны на протяжении десятилетий, которые, что бы не говорили поборники здоровой советской семьи, делали просто невозможным существование семьи в таких условиях. Конечно, были замечательные семьи, но их было очень немного. Эти семьи очень часто развивались в постоянном противостоянии с окружающим миром.

Дошкольное воспитание

В частности, еще одним сатанинским изобретением советского времени было такое явление как детское дошкольное воспитание. Ведь что такое детское дошкольное воспитание, которое было неизбежно, в частности, для матерей-одиночек, а потом стало восприниматься как что-то само собой разумеющееся? Это изначальный отрыв маленького ребенка от среды, в которой только и может произойти его формирование как личности на основополагающих стадиях его развития. В условиях, когда ребенку до 5-6 лет вообще не нужно никакого коллектива, ему достаточно двух-трех часов поиграть в песочнице с детьми, чтобы уже хотеть остаться только с мамой. В этих условиях дети попадали в ситуацию, когда они не знали своих семей. И это тоже наносило удар по формированию у этих будущих мужей и жен представления о будущей семейной жизни. Сейчас, кстати, очень активно тоже возрождается дошкольное воспитание. Это очень опасная тенденция.

Ведь для нас должно быть очевидно, что маленький ребенок требует к себе сугубого внимания людей, которые в нем заинтересованы. А таковыми людьми могут быть только мать, бабушка или же неслучайно попавшая в дом посторонняя женщина в качестве няня, гувернантки, что в наших условиях тоже проблемно. Арину Родионовну сейчас очень трудно найти по объявлениям в Интернете.

Была ли у нас стабильная христианская семья до 1917 года, и что такое советская семья, была ли она семьей подлинной? Конечно, советская семья не была семьей православной. Но самое главное заключается в том, что советское общество стало обществом, которое как никакое другое в истории страны, создало условия, не позволяющие семье нормально развиваться.

Община – это великое искушение в русской истории

Действительно, мы обязаны констатировать не без прискорбия, что семья в нашей стране еще и до революции не получила той степени развития, которую она получила в некоторых других государствах, не только христианских. Семья была слаба. Не буду сейчас останавливаться на причинах этого. Одной из причин является, например, общинное сознание. У хуторян семьи были прочнее. Вообще, община – это великое искушение в русской истории. Сельская община способствовала недоразвитию нашего народа до такой степени, что он не только легко примирился с потерей Государя и Церкви, но даже и после коллективизации не нашел в себе сил свергнуть режим, превративший его в раба. Здесь и сыграло свою роль еще не преодоленное общинное сознание. Хотя у нас создаются мифы не только об идеале домостроевской семьи, который был, а потом куда-то выветрился, но и об общине. Часто размышляю на тему не только общины, но и над воспитанием в ней наших крестьян, а через общину ведь проходила значительная часть нашего крестьянства.

Только казачество, наиболее сильная часть крестьянства, не была связана так сильно с общиной, хотя и там возникали элементы общинного управления. Община действительно способствовала у нас недоразвитию понятия семьи, но она способствовала еще и недоразвитию понятия Государственности и Церковности. Вспомним, когда в 1921-1922 годах наконец-то крестьяне, уставшие от политики продразверстки, поднялись на тамбовщине, они ведь вышли воевать за свои права не под тем лозунгом, под которым несколько лет воевали французские крестьяне в Вандее: "За Бога и Короля!" Они выступили под лозунгом: "За советы без коммунистов". То есть за несколько лет из крестьянства выветрились представления о тех, казалось бы, незыблемых ценностях, на которых строилась жизнь всей Российской Империи. Я сейчас вспоминаю французскую церковь – это была единственная сравнимая с нашей по радикальному упразднению семьи. Возвращаясь к нашей ситуации, я хотел бы сказать, что мы сейчас столкнулись с положением, которое делает проблему семьи в нашей конкретной жизни трудноразрешимой.

Патриархальная семья

Пытаться строить семью по каким-то патриархальным представлениям, как правило, значит обрекать себя на заведомую неудачу. Невозможно возродить то бытовое исповедание веры, которым веками жил русский народ и которое не оправдало себя уже на рубеже XIX-XX веков. Необходима семья, предполагающая нечто иное, а именно осмысленно православное, хотя лучше сказать христианское Евангельское мировоззрение. Потому что действительно, как правило, слово "православное" у нас олицетворяет собой нечто такое архаическое, домостроевское.

Вообще Церковное Возрождение у нас ассоциируется почему-то с Московской Русью. У нас пытаются возродить Церковную Русь по принципу именно Московской Руси. Но гораздо более светлыми этапами русской Церковной истории была древняя домонгольская Русь и даже в Синодальный период, не говоря уже об этом кратковременном и поразительном периоде новомученичества, когда на фоне нарождающейся советской богоборческой действительности продолжалась Церковная жизнь, семейная. Семьи Новомученников – это единственная перспектива, которую я вижу, чтобы в нашей агиографии преодолеть этот перекос.

Новомученники

Мы часто сталкиваемся с тем, что мученическую смерть принимали семьи, которые в 20-30 годах сделали сознательный выбор в пользу Церкви, понимая, чем этот выбор грозит семье. Казалось бы, сталкиваясь с этим (мы ведь свободны от всех стереотипов), когда мы смотрим наши же собственные Святцы, которые складываются в ходе работы, мы видим, что у нас, конечно же, превалируют священнослужители над мирянами, и, конечно же, мужчины над женщинами в Соборе Новомученников.

Хотя, опять-таки, в результате изысканий Свято-Тихоновского Института теперь можно говорить, что ситуация, когда арестовывали батюшек и матушек, матушки реже давали признательные показания, чем батюшки. В таких ситуациях мы батюшек не канонизируем, а матушек забываем. Только сейчас начинают появляться издания, в которых ставится вопрос об этих замечательных Женах-мироносицах XX века, у которых, чувство семьи было развито гораздо сильнее, благодаря предшествующему периоду XVIII-XIX веков, чем у христианок более ранее времени, и которые делали свой сознательный выбор в пользу церковной жизни, в пользу построения православной семьи в условиях обезбоженного общества, шли при этом на смерть, воспитывая своих детей с пониманием того, что, возможно, они с ними расстанутся. Попав в эти страшные детские дома для детей врагов народа, дети смогут сохранить хоть какую-то веру, если в них заложить это в ранние годы.

Вот почему для этих православных семей 20-30 годов XX века, когда вся страна только и занималась тем, что решала грандиозные задачи построения советского общества, а детей отправляла в детские учреждения, принципиально важно было не отдать своих детей в систему советского дошкольного воспитания. Вот почему культивирование призрачного идеала якобы советской семье, которая каким-то непонятным образом сохраняла в себе лучшие черты русской традиционной семьи, мне представляются действительно искусительными и лживыми. Наоборот, советская семья была гораздо худшая семья, чем далеко несовершенная русская семья дореволюционного времени.

Если мы хотим обрести для себя некоторые идеалы семьи, то следует обратиться к пока еще малоизвестным семейным историям русских православных христиан после гонений 20 – 40-х годов и последующих десятилетий, когда ответственные православные семьи (а таковых семей среди народа их почти нет), в основном находились среди православной интеллигенции того же времени. Это были семьи, в которых жизнь и воспитание детей строились таким образом, чтобы воспитать мыслящих ответственных христиан, готовых созидать свои христианские семьи в таких условиях современного богоборческого общества.

И, наконец, последнее, что я хотел бы сказать о тех, кто культивирует идеал советской нравственности. Пришло время, когда мы получили возможность свободно черпать информацию из самых разных источников. Выяснилось что тот идеал советского аскетичного человека, которым мы жили, оказался совершенно призрачным. Нам говорили, что на Западе есть изобилие всего, но там мало читают. На Западе вроде бы такие хорошие социальные условия, но там журнал Playboy продается и порнографические фильмы показываются. А у нас этого нет, поэтому мы нравственнее Запада. Конечно, на Западе больше практикующих христиан, чем у нас, но мы все равно в глубине души остаемся православными христианами. Было совершенно извращенное представление о самих себе. Что бы у нас не происходило, мы все равно лучшие. И тут возникла ситуация, когда мы могли получить все то, что искушало Запад. Что же мы обнаружили? Мы обнаружили истину, которую трудно формулировать. Мы были более аскетичны и более нравственны от недоразвитости.

Общество материального потребления

И теперь мы оказываемся в сложном периоде нашей истории. Начавшее формироваться у нас общество материального потребления гораздо сильнее может разрушать нас, чем оно разрушает Запад. Это может касаться всего, в том числе и семьи, потому что именно современный "новый русский", люди, у которых есть объективно гораздо лучшие условия для создания нормальной семьи (могут освободить жену от работу, дать ей возможность заниматься воспитанием детей, могут дать лучшие бытовые условия, лучшее образование), в наших условиях даже эта категория людей стремится как можно полнее насладиться всем тем, что есть в этом обществе массового потребления.

На доходной работе не только муж, но и жена. Происходит постоянная смена интерьера и содержимого особняков в соответствие с модными журналами. Детей отдают как можно раньше в престижные детские сады и отправляют учиться за границу. Отправляют детей на экспорт. Понимают, что в этой стране они жить не должны, в этой стране новые русские будут добирать последнее, а дети их будут их доходы реализовывать на Западе. Вот такого рода отношение и к стране и к семье, конечно, не способствует полноценному развитию современной семьи нового поколения, подлинной русской семьи.

Это серьезная проблема, потому что то общество завистливых бедняков, в котором существовало советское общество, дорвавшееся до материальных благ, менее всего склонно прислушиваться к какой бы то ни было одухотворенной проповеди и, тем более, отзываться на проповедь патриархальной замоскворецкой семьи, которую чаще всего православные проповедники и предлагают. Осознать то, что мы были аскетичны часто от недоразвитости и, имея возможность широкого выбора, сделать правильный выбор.

Обратите внимание на наш книжный рынок, он предполагает широкий выбор, и выбор делается, рынок на него реагирует. Постепенно рынок заполняет литература, которую раньше мы не стали бы читать. Но вот когда есть эта "лучшая" литература, когда есть выбор между лучшей и худшей, часто выбирают худшую. Эта культурно-историческая недоразвитость, инфантильность нашего общества проявляется на разных уровнях, в том числе и в семейной жизни.

Воспитание христианской ответственности

Неподготовленность взрослых людей к ответственности за семью может преодолеваться только одним – воспитанием христианской ответственности. И здесь мы готовы приходить людям на помощь лишь, предлагая поехать то в монастырь, то к старцу.

Вот тема, которую обсуждаем много в последнее время. Фильм "Остров" обнажил самое главное – не хотим мы Христа искать в Церкви, нам в Церкви нужно найти старца, который возьмет на себя ответственность за все наши проблемы, в том числе и ответственность за нашу семейную жизнь. И вот идут православные христиане к старцу и спрашивают у него совета относительно тех вещей, о которых не имеют никакого представления. А он предлагает им, в лучшем случае, то, что вычитывает из репринтных изданий или на основе того, что приходит ему в голову на основе его явно неудавшегося личного опыта. Получается, что, культивируя в людях духовное иждивенчество, дух патернализма, мы не делаем того, что должны – приучать их к ответственному христианскому выбору, который они должны делать самостоятельно, Христа и Церкви ради.

Проблема семьи – это проблема Церкви

В современном мире человек мало на что может повлиять. Я это особенно сильно ощутил, когда стал размышлять, за кого голосовать на выборах. За кого не проголосуй, получится то же самое. В Церкви-то мы не можем решать глобальные задачи. Обсуждаем какие-то проблемы, но что мы можем, приходские священники? И в своих-то приходах не вольны ничего решать, потому что мы не настоятели, да и настоятели мало что могут решить.

Но есть в этом мире одна сфера, в которой от нас зависит очень много. В семье у нас есть гораздо большая свобода, чем в обществе, государстве и даже Церкви как административной структуре. В семье мы можем сделать больше, чем где бы то ни было. Не только испытанием нас как христиан будет созидание наших семей, но и, по сути дела, ответственность мы будем нести не за возрождение Святой Руси, не за победу Православия во всем мире и даже не за всех наших прихожан, это немыслимо, а прежде всего за тех, кто нам особенно близок – за наших домашних.

А если человек в семье не состоялся, как может состояться он на своем общественном служении, даже будучи священником?