Он как ребенок любил Христа

Первые некрологи на смерть о. Георгия, которые появились в сети через несколько часов после его ухода – в ночь с 22 на 23 июня, – сообщали, что он скончался "после тяжелой и продолжительной болезни". И это была правда. Но правдой было и то, что скончался он скоропостижно – внезапно и неожиданно. Для других и для себя самого. Он несколько лет страдал от лейкоза, несколько лет проходил изнурительные курсы лечения. А в конце марта парализовало левую половину туловища – сначала думали, инсульт, но потом стало ясно, что причиной была опухоль головного мозга. С таким диагнозом долго не живут – это понимал и сам о. Георгий, и те, кто его знал, любил, кто молился о нем. Но непосредственной причиной смерти стал инфаркт – не выдержало сердце, подорванное и борьбой с недугом, и бременем пастырского служения, и другими тяготами, о многих из которых, наверное, знал лишь сам о. Георгий.

О. Георгий Чистяков скоропостижно скончался после тяжелой и продолжительной болезни – так должна была звучать эта фраза из некролога. И эта парадоксальная формулировка, наверное, лучше всего соответствовала бы и самой личности почившего, в котором сочетались очень разные качества, и той вере, которая занимала главное место в его жизни – христианству, религии парадоксов.

Он пришел к священству в зрелом возрасте – в 40 лет. Но, как часто любил рассказывать сам, верующим был всегда. С самого детства. Так его воспитали. Почему-то многих это удивляло – может быть, потому, что он на всю жизнь сохранил непреходящее ощущение новизны веры, благоговейное удивление красотой Евангелия, которое у многих проходит вместе с неофитством?

О. Георгий во многом сохранил свою "детскую" веру до самых последних дней – он как ребенок любил Христа, любил Евангелие, любил Церковь. В его проповедях было немного рациональных доводов, философских построений – в них была эта любовь, которую он передавал в свойственной ему эмоциональной манере. Кого-то это раздражало, кому-то помогало глубже поверить, что Бог действительно есть любовь. Было что-то детское в его манере совершать богослужения, и в манере читать лекции, и в манере просто общаться с людьми. Иногда в разговоре с ним казалось, что он невнимательно слушает, что вообще думает в этот момент о чем угодно, кроме своего собеседника, но потом, при тех или иных обстоятельств, почти всегда становилось ясно, что на самом деле о. Георгий слушал очень внимательно. И почти все запомнил.

Наверное, ярче всего его способность слушать и понимать проявлялась, когда он исповедовал. Когда я впервые пришел к о. Георгию – с которым к тому времени был уже достаточно хорошо знаком – на исповедь, я был поражен, каким серьезным и глубоким становился возле аналоя тот, кто еще недавно так легко перескакивал с одной темы на другую. Он умел утешать, но не попустительствовал и не льстил своим духовным чадам. Он мог найти такое слово, которое звучало скорее как дружеский совет и именно поэтому заставляло задуматься о своей жизни. Например: "Не надо – это так разрушает личность..." Среди современных церковных деятелей он, наверное, больше всех уважал и почитал митрополита Сурожского Антония (Блума) ("Я – блумит", – говорил он о себе в шутку) и папу Римского Иоанна Павла II, которых ему посчастливилось знать лично. Он ценил их за уважение к человеческой личности, которое отличало каждого из этих иерархов, с первого взгляда не очень похожих друг на друга.

Со всей своей детской искренностью о. Георгий сочувствовал тем, кто искал правду, кто рисковал собой ради истины. И неслучайно именно он служил панихиду по Анне Политковской, которую называл служительницей Справедливости.

У него было много друзей, учеников, почитателей, но было и много врагов. Ему ставили в вину и "либерализм", и "модернизм", навешивая все те ярлыки, которые хранятся в закромах "охранительного православия", и не желая замечать при этом, что главным для этого человека всегда был Христос и что ради Христа он шел в больницы (Группа милосердия при храме Покрова Пресвятой Богородицы в Российской детской клинической больнице, где отец Георгий был настоятелем, работает уже больше 15 лет), раздавал милостыню, часами выслушивал исповеди, когда из-за болезни уже едва мог стоять на ногах.

За несколько дней до ухода о. Георгий – опять же, как парадоксально это ни покажется – испытал новый прилив творческих сил. Вернувшись 20 июня домой после очередного курса химиотерапии, он звонил своим коллегам по Библиотеке иностранной литературы, где с 2000 года возглавлял научно-исследовательский центр религиозной литературы, обсуждал какие-то практические вопросы, собирался приехать "на работу". Около шести часов вечера 22 июня он вдруг почувствовал недомогание, прилег и через несколько минут умер...

В апреле этого года, в дни своей последней земной Пасхи, он написал своим чадам, друзьям, близким письмо. Удивительным образом оно походит по духу на последнюю запись в дневнике другого выдающегося пастыря Христовой Церкви – о. Александра Шмемана, умиравшего от той же болезни, что и о. Георгий. "Какое все это было счастье" были последние слова о. Александра. А пасхальное письмо о. Георгия хочется привести здесь целиком – наверное, это будет самое правильное завершение некролога...

С Пасхальным приветом обращаюсь я к вам, дорогие друзья. Христос воскресе! Так неожиданно заболел, что очень много из срочных дел не успел сделать. И встречи с вами всеми так неожиданно прервались. Лечение предстоит долгое, тяжелое и дорогое, поэтому я бесконечно благодарен всем, кто мне помогает.

Друзья познаются в беде. И я сейчас вижу, как много у меня настоящих и горячо преданных мне друзей. К сожалению, я не могу перечислить всех по именам, хотя знаю, нет, не сотни даже, а тысячи имен и судеб вас, моих духовных друзей, всех, кто приходит и, надеюсь, будет еще приходить ко мне на исповедь. К счастью, у меня прекрасная память, поэтому сейчас, не имея возможности даже подняться с постели, я как бусины на четках перебираю ваши имена и стараюсь никого не забыть. Когда болеешь, особенно остро понимаешь, что это значит. Христос воскрес из мертвых. Когда в самый первый день Святой Пасхи я сумел причаститься, а вы все в это время причащались в нашем храме, кто ночью, кто утром, я почувствовал себя невероятно счастливым от того, что я один из вас и среди нас стоит воскресший Христос. Быть может, ревнители старинных уставов скажут, что перед "Верую" во время литургии слова "Христос посреди вас" могут говорить только вполголоса священники друг другу, но я так горячо люблю это мгновение, когда сотни, почти тысяча голосов отзываются "и есть и будет", что просто не могу передать этого вам словами, а только любовью, которую испытываю ко всем вам, дорогие и родные мои братья и сестры.

Да хранит вас всех Воскресший Господь и Матерь Его Пречистая, а я вас всех братски обнимаю.

Ваш во Христе иерей Георгий Чистяков.