Юбилей церковной трагедии

29 июля 1927 газета "Известия" опубликовала документ, споры о котором не утихают до сих пор. Речь идет о знаменитой Декларации митрополита Сергия (Страгородского), в то время заместителя патриаршего местоблюстителя). Это довольно небольшое по объему послание, в основном посвященное выработке политики Русской православной церкви (РПЦ) по отношению к советской власти, буквально взорвало РПЦ, разделив ее на сторонников и противников этого документа. Первые до недавнего времени говорили о том, что митрополит Сергий совершил настоящий подвиг: пожертвовав собой, он смог сохранить РПЦ как институт, как структуру. Вторые полагали, что заместитель патриаршего местоблюстителя не только превысил свои полномочии (при еще живом, но находящемся в заключении митрополите Петре (Полянском) Сергий не имел права единолично подписывать столь важные документы), но и отдал РПЦ прямо в лапы безбожной власти, пойдя на недопустимый компромисс и при этом не добившись никаких уступок со стороны большевиков.

Наиболее ярые противники "сергиан" состояли в Русской православной церкви за границей (РПЦЗ), некоторые из их полагали, что РПЦ служит сатане и сотрудничает с безбожными властями, а значит, безблагодатна. Отдельные голоса подобного рода раздаются даже сейчас после воссоединения РПЦ МП и РПЦЗ, которое произошло 17 мая 2007 года. Иными словами, последствия этого документа мы ощущаем до сих пор. Давайте же присмотримся к тексту этого послания, но сперва нужно сказать несколько слов об атмосфере, в которой появился этот документ.

К середине 1927 года на свободе оставалось всего несколько епископов. Остальные либо были расстреляны, либо находились в тюрьме или ссылке. После смерти патриарха Тихона в 1925 году централизованное церковное управление сталкивалось с большими трудностями: не хватало епископов, за границей представители РПЦЗ периодически выступали с политическими антисоветскими заявлениями, каждое из которых больно ударяло по всем православным, жившим в России. При этом Церковь не молчала. Еще в мае 1927 году появился документ под названием "К правительству СССР (обращение православных епископов из Соловецких островов – "Соловецкое послание"). Этот весьма объемный текст содержал несколько принципиальных позиций, которые не могли быть приняты советской властью.

В качестве примера приведем лишь одну цитату:

"Церковь хочет процветания религии, коммунизм – ее уничтожения. При таком глубоком расхождении в самых основах миросозерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего сближения или примирения... потому что душою Церкви, условием ее бытия и смыслом ее существования является то самое, что категорически отрицает коммунизм".

Далее авторы послания заверяют власти в своей лояльности и просят последовательно соблюдать закон отделения Церкви от государства, то есть не вмешиваться во внутренние дела и управление РПЦ. Естественно, что большевики, целью которых было уничтожение церкви, не могли принять подобные условия, которые делали церковь равноправным партнером в диалоге. Им нужен был другой документ, основываясь на котором, власти могли продолжить политику удушения религии в России. Нужен был текст, одновременно легитимизирующий деяния власти и вносящий раскол в среде православных. Естественно, это послание должно быть подписано одним из высших церковных иерархов. В результате митрополита Сергия выпускают из заключения и требуют от него не просто свидетельства лояльности, а признания Церкви как неравноправного партнера, как досадную муху, которую можно раздавить в любой момент.

Но необходимо соблюсти какие-то приличия. В этой ситуации и появляется Декларация, в которой содержится несколько отрывков, с которыми в тот момент не согласилась значительная часть верующих. Начнем с заявления о том, что в документе говорится о том, что Церковь должна быть едина с народом:

"...Тем обязательнее для нас теперь показать, что мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского государства (так в тексте. – П.У.) и не с безумными орудиями их интриг, а с нашим народом и нашим правительством".

В этом отрывке невольно бросается в глаза отождествление народа и правительства. Очевидно, что в тех условиях митрополит Сергий не мог написать иначе, но несомненно, что для верующих, которые подвергались реальным гонениям, такие заявления были неприемлемыми, поскольку руководство РПЦ как бы отдавало их в руки государства, давая последнему своеобразный карт-бланш на все его действия. Отныне священник, обвиненный по политической статье, мог не рассчитывать на явную поддержку РПЦ, поскольку мнимая "контрреволюционная деятельность" становилась преступлением и в глазах руководства РПЦ. Конечно, на практике тот же митрополит Сергий старался смягчить действия властей, но это ему плохо удавалось.

Центральный фрагмент документа, который дал возможность критикам говорить о начале политики "сергианства", то есть большого компромисса и соглашательства выглядит так:

"Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла... сознается нами как удар, направленный в нас".

С одной стороны, ничего явно крамольного или антихристианского в этом отрывке нет. Изначально христиане были лояльны государству, молились за власть, служили в армии, платили налоги и т.д. Можно привести новозаветные тексты, говорящие о необходимости покорности "всякой власти", можно процитировать византийские, древнерусские и послепетровские тексты представителей Церкви о власти. При желании, сидя в уютном кабинете, можно доказать, что митрополит Сергий мучительно искал вынужденный компромисс. Все это абсолютная правда, и мы не можем осуждать его поступок с позиций нашего времени и знания того, к чему привела эта Декларация, но... для участников событий, для тех, кто сидел на Соловках или прятался в ожидании неминуемого ареста, кто хоронил убитых большевиками священников и мирян, эти строки были оскорблением и капитуляцией РПЦ.

Мало кто и тогда и сейчас обратит внимание на грамматику, которая показывает, что радости и неудачи православных – это радости и неудачи родины, а не Советского Союза, особенно после текста про удар, "направленный в Союз". К тому же грамматика – слабый аргумент последняя уловка, соломинка, не успокоившая ни верующих, ни митрополита Сергия, который до начала войны мог воочию наблюдать, что его Декларация не принесла облегчения Церкви, не убедила власти изменить свою политику в отношении РПЦ.

К тому же плоды Декларации были очень горькими: значительная часть верующих перестала поминать митрополита Сергия за богослужением, не уходя формально в раскол, не обвиняя и не осуждая его, это довольно значительная группа была оппозицией, которая сохранилась до самой смерти митрополита Сергия (с 1943 года – патриарха) в 1944 году.

Но также нельзя задавать вопрос, что было бы, если бы этого документа не было... Можно говорить о том, что Декларация была неудачной попыткой легализовать Церковь (сам митрополит Сергий это признавал, говоря о том, что его послание не прекратило гонения), можно с гневом обличать иерархов-соглашателей, что охотно делали и делают представители РПЦЗ, но нельзя изменить ход истории, нельзя не признать того, что этот документ стал неким новым этапом в отношениях между РПЦ и властью.

Очевидно, что Декларация – документ трагический, причем настолько, что через восемьдесят лет нет однозначного ответа, чего добилась РПЦ этим документом. С легкостью можно сказать о том, что она потеряла: в значительной степени этот документ легитимизировал власть, позволил коммунистам говорить о том, что в СССР РПЦ не подвергается гонениям, позволил использовать представителей Церкви в достижении своих целей, вмешиваться в кадровую политику РПЦ, чем власть активно пользовалась, снимая неугодных епископов и священников и заменяя их "правильными". Но эта легкость обманчива. Проблема состояла в том, что митрополит Сергий не имел выбора – он мог либо написать подобный документ, либо просто смотреть, как расстреливают "последнего попа". Это Никита Хрущев хотел показать его по телевизору, товарищ Сталин знал только один способ окончательного наказания – расстрел. В этом смысле Декларация уже не нуждается ни в нашей защите, ни в нашем осуждении – она была и остается "документом эпохи", но ее последствия продолжаются до сих пор.

Главная "заслуга" этого документа состоит в том, что власть привыкла смотреть на РПЦ с позиции "большого брата". Государство уверено, что высшие церковные иерархи в принципе поддержат почти все его начинания. Декларация разрушила принцип автономности Церкви, превратив его в неравного партнера. Но это не вина митрополита Сергия. За восемьдесят лет, прошедших с момента ее написания и за почти двадцать лет после того, как РПЦ получила реальные возможности для своей деятельности, можно было искать и находить другие формы церковно-государственных отношений. И в последние годы это понимают и в самой РПЦ. Неслучайно весной 2007 года митрополит Кирилл (Гундяев) четко заявил о желательности юридического оформления существующих отношений между государством и традиционными религиями. Подписание такого конкордата и могло бы означать, что последствия Декларации митрополита Сергия преодолены в полной мере, а сам этот документ уже можно считать памятником прошлого.