Товары и святыни

В летней Москве, изнемогающей от жары, появилась еще одна тема для обсуждения. Ее подбросила Иркутская епархия Русской Православной Церкви (РПЦ), клирик которой, протоиерей Вячеслав Пушкарев, выступил с открытым письмом. Священник призывает убрать с денег и товаров изображения христианских святынь и культовых зданий. В другое время этот текст так бы и остался незамеченным, но летний "мертвый сезон" вызвал оживленную дискуссию. В чем же состоит проблема?

С одной стороны, по христианским канонам, все изображения святынь, к которым относятся прежде всего иконы и кресты, а также тексты с упоминанием Бога и святых, не должны подвергаться осквернению и надругательству. Бумагу, на которой изображена, например, икона, нельзя выбрасывать в обычный мусорный бак, по ней нельзя ходить ногами или использовать в гигиенических целях. Естественно, что эти правила волей-неволей нарушаются, когда на этикетке какого-либо товара присутствует образ Христа или святых. Требовать от всех граждан сжигать такие этикетки, а пепел выбрасывать в непопираемое место (реку, например) – по меньшей мере, неразумно.

С другой стороны, если какой-либо товар (прежде всего алкоголь) назвать именем святого или церковным термином, это может оскорбить чувства верующих. Скажем, водка "Боярыня Морозова" сильно огорчает старообрядцев, для которых эта женщина является канонизированной святой. Точно так же далеко не всем нравится пить какое-нибудь вино, на котором изображен храм. (Справедливости ради отметим, что часто такой "церковный" алкоголь спокойно продается в церковных лавочках.)

Так что в этой части можно согласиться с требованиями верующих и призвать людей, придумывающих названия и этикетки, не использовать имена христианских святых.

Однако авторы письма пошли еще дальше и предложили убрать религиозную символику с монет и крупных купюр. Таким образом, представители РПЦ захотели быть "святее папы римского". Если говорить о монетах, то Георгий Победоносец здесь выступает не столько как религиозный, сколько как государственный геральдический символ – герб Москвы. По этой логике необходимо пересматривать не только российскую, но и европейскую геральдику, поскольку там тоже встречаются христианские символы и кресты, а также обратно переименовывать города: "Санкт-Петербург" – это город святого Петра, а вдруг кто-то выкинет, например, железнодорожный билет. Можно пойти еще дальше. Франциск Ассизский считал любую книгу святой, поскольку из букв, которые есть на каждой странице, можно сложить слово "Христос" или "Бог". При таком подходе нужно будет не только отказаться от христианских печатных СМИ, как предлагает автор письма, но и от газет и журналов вообще. А если довести этот посыл для полного безумия – то и от любой печатной продукции: после октябрьского переворота 1917 года описаны случаи, когда из листов Нового Завета делали самокрутки и даже ходили с ними в туалет, так что Евангелие тоже печатать не нужно вообще? Очевидно, что такой шаг означал бы не просто отказ от проповеди христианства, но и прекращение цивилизации.

Понятно, что авторы письма не призывают к столь радикальным мерам, но предложение отказаться от православной бумажной прессы и развивать электронные СМИ и интернет прозвучало. Хотя никто не мешает читателю сделать распечатку веб-страницы и далее сделать с ней все то, что оскорбит святыню.

Так что предложение Иркутской епархии РПЦ имеет серьезные изъяны, но было бы слишком просто приклеить на протоиерея Вячеслава Пушкарева ярлык религиозного фанатика и забыть это письмо, "как сон, как утренний туман". Можно, конечно, вслед за либеральными журналистами посмеяться над вопросом: "Кто является правообладателем и наследником имени и изображения "Георгий Победоносец" и сколько денег надо платить РПЦ за использование этого "бренда"?" Но это тоже не показывает всей остроты проблемы для обеих сторон дискуссии. Точку зрения верующих мы описали достаточно подробно, теперь же посмотрим на этот вопрос с точки зрения государства и предпринимателей.

Давно известно, что в России православие – скорее культурологическое, чем религиозное явление. Это объединяющий национальный фактор, культурная самоидентификация. В результате, если предприниматель Х создает напиток "Благодать" или "Александр Невский" (названия придуманы автором статьи), то он пытается донести до потребителей, что это "качественный товар, сделанный по традиционному рецепту"; если бизнесмен Y помещает на товаре изображение храма, то он хочет вызвать доверие у потребителя, связав положительный образ здания церкви со своим продуктом. В обоих случаях никто не задумывается о религиозной подоплеке данного символа. В то же время никто не будет изготовлять детский крем "Гейша" или "Бальзаковский возраст", понимая неуместность данного названия для этого товара. Иными словами, в обществе в целом должно сложиться представление о том, что нельзя пить водку с условным названием "Апостол Петр", поскольку такое наименование несочетаемо с этим товаром. До тех пор, пока этого не произойдет, РПЦ может обращаться к предпринимателям и обществу с просьбой не производить алкоголь с религиозными названиями и символами. А общество вправе прислушаться к мнению РПЦ или оставить его без внимания, понимая, что мнение христиан о собственной символике должно уважаться не на уровне "брендов", а из-за необходимого пиетета к чужим чувствам и святыням.

Вторая сложность состоит в том, что многие культовые здания и некоторые сакральные изображения перестали быть "просто" религиозным объектом, а стали символом целого города или государства. Представим на минуту, что в Москве исчезли все открытки с изображением собора Василия Блаженного, а в Петербурге – с Исаакиевским или Казанским собором. Одной эмблемой города или страны станет меньше. Очевидно, что РПЦ не обладает исключительным правом на эти здания и их изображения, так что вопрос об использовании их как "брендов" уже находится в ведении государства. Число таких объектов достаточно велико, а значит, представителям РПЦ и других религий нужно садиться за стол переговоров и прорабатывать совместную с властями политику по отношению к каждому из подобных культовых зданий. Следовательно, часть требований авторов письма просто невыполнима.

Третья проблема связана с отношением к деньгам. Очевидно, что нельзя просто изъять из оборота одни купюры и напечатать другие только ради того, чтобы часть верующих не испытывали неудобств. Так что символика дензнаков – особая тема, которую тоже можно обсуждать, но вряд ли стоит надеяться, что с купюр исчезнут все символы, которые религиозный человек считает своими святынями.

Наконец, в России существуют и другие представители традиционных конфессий, которых что-то может оскорбить. Например, несколько лет назад российские мусульмане предложили убрать Хрюшу из числа героев передачи "Спокойной ночи, малыши". В Америке пытались сделать политкорректные сказки – в результате исчезла история про "Трех поросят". Кроме того, призывая убирать религиозные символы из разных сфер общественной жизни, часть представителей РПЦ забывают, что они могут столкнуться с противоположной проблемой. Так, в США и ряде стран Западной Европы (не говоря уже о Саудовской Аравии) христиане не могут публично поздравить друг друга с Рождеством, ибо это якобы оскорбляет атеистов и представителей других религий. Так что слишком рьяная борьба за вытеснение религиозных символов из светской жизни может обернуться необходимостью просить у общества и властей позволения публично использовать христианскую символику по прямому назначению за пределами храмов и частных владений.

Что же касается призывов к православным христианам отказаться от выпуска печатных СМИ, то это напрямую противоречит не только Новому Завету, в котором содержится постоянный призыв к проповеди и "исследованию Писания", но и здравому смыслу, поскольку Иркутская епархия РПЦ, например, должна была опубликовать текст данного письма и сделать его доступным не только в электронном, но и в печатном виде. Никто же не призывает отказаться от православных календарей с богослужебными указаниями, которые по истечении срока тоже становятся ненужными. А уж добровольный уход из печатного медиапространства привел бы к окончательной маргинализации русского православия, чего вряд ли хотят сами авторы письма.