Православный храм XXI века

Искусство – не только искусство. Оно есть часть религиозного (духовного) сознания народа. Когда искусство перестает быть этим сознанием, оно становится "эстетическим" развлечением. Люди, которым не близко это духовное сознание народа, не понимают сущности искусства, его сакраментального смысла.

Г.В. Свиридов

Время социальной темы прошло. Будущее в искусстве принадлежит религиозной идее.

М.С. Друскин

Возрождение религиозной ментальности современного российского общества в гигантских масштабах, что сложно было представить себе еще десяток-другой лет назад, следует признать свершившимся фактом. Появление на улицах и площадях российских городов новых культовых зданий многих, в том числе нетрадиционных для нашей страны конфессий, уже потеряло привкус сенсационности и воспринимается воцерквленным меньшинством как неизбежное зло, а секуляризованным большинством как естественное явление.

Наработанная к настоящему моменту практика современного отечественного храмостроения своей противоречивостью подтверждает правоту известной идеи бережного сохранения преемственности как когнитивного фундамента цивилизационных процессов, в том числе построения материальной культуры. Пережитое нашей страной искусственное прерывание многовековой традиции проектирования и возведения культовых зданий, прежде всего – православных церквей, привело к тому, что нынешние архитекторы, когда наконец-то общество потребовало от них создания храмов взамен порушенных, оказались не готовыми адекватно ответить на этот вызов времени. Важный для устойчивого общегосударственного развития социальный заказ сегодня зачастую выполняется неудовлетворительно, в том числе по причине незнания проектировщиками происхождения и смысла религиозных канонов, касающихся создания и функционирования сакральных пространств, а также из-за пренебрежения старыми обычаями, практиковавшимися в технической и формотворческой областях.

Спонтанные попытки реанимировать искусство храмостроения зачастую представляют собой возврат в ту самую пространственно-временную точку, где произошел слом культурной традиции и началось массовое уничтожение церковной архитектуры, воплощавшей в себе триединую роль: важного пласта материальной культуры, градостроительного каркаса и носителя сакральной духовности. Ту фазу развития архитектуры в советском искусствоведении было принято называть временем не только "псевдорусского" стиля, но, в первую очередь, эпохой эклектики и модерна. Эти стилевые направления, хотя и несли в себе некоторые национальные особенности, отражали в решающей мере явление вненациональное, "общечеловеческое". Поэтому представляется совершенно закономерной наблюдающаяся сегодня в православном храмостроительстве далеко не всеобщая, но заметная тенденция, замешанная на махровой эклектике, позаимствованной из начала XX века, и изрядно сдобренная китчем, завоевавшим мощные позиции в конце XX века.

Разумеется, не все из новопостроенного в данном сегменте архитектуры, обладает низким архитектурным и никуда не годным сакральным качеством. В тех случаях, когда архитекторы добросовестно копировали старые образцы, а не стремились утвердить собственную творческую значимость, заботясь исключительно о заметности персонального художественного почерка, результат обычно оказывался вполне приемлемым, но не носящим характера следующего шага на пути развития к новой архитектуре нового века. Там же, где поощряемые стремлением к "прогрессу" и новизне бурлили "творческие поиски", которые у нынешнего поколения проектировщиков, как правило, не подкрепляются ни общекультурным, ни профессиональным, ни религиозным багажом, храмы возникали как структуры в большей или меньшей степени чужеродные, не являющиеся естественным продуктом российского культурного и физического ландшафта. Такая картина архитектурного процесса в сфере храмостроительства дает основания утверждать, что сегодня русская архитектура, похоже, обречена на мучительный поиск идентичности образа православной церкви, отвечающего не только религиозному содержанию и формальным каноническим требованиям, но и духу наступившего века.Следует заметить, что этот таинственный дух – весьма мистифицированная категория. Представление о нем обычно связано и соответствует ощущениям, традиционно охватывающим человечество на каждом вековом рубеже, который сейчас приобрел еще большую весомость, поскольку стал рубежом тысячелетия. Дух наступившего века в какой-то степени созвучен с мистической сущностью храма, в котором на основе нерушимой преемственности религиозных догматов и обрядности свершается непостижимое для рационального разума таинство.

Подобно верующим, молящимся в церкви, которые ждут чуда, что является признанно нормальным состоянием при отправлении религиозных обрядов, сообщество архитекторов пребывает сегодня в оцепенелом ожидании пришествия некоего мессии или того, что может олицетворять дух времени. Для, в основном, рационального процесса проектирования такое состояние отнюдь нельзя назвать нормальным. Вместо того, чтобы рьяно изучать историю строительства православных храмов, вникая во все мелочи, архитекторы, особенно те, которые числят себя по разряду искусств, а не наук (то есть наиболее нелюбознательные и полагающиеся на эстетические ощущения, а не на точные знания) ждут того, что умение создавать истинно сакральные пространства будет легко сниспослано откуда-то свыше за непонятно какие заслуги.

То, что происходит в наши дни с новой церковной архитектурой, в том числе православной, зачастую ничего, кроме ощущения профессиональной ущербности результатов архитектурной деятельности в данной области, вызвать не может. Конечно, не попади Россия в ситуацию вынужденной почти вековой летаргии по части храмостроительства, скорее всего сегодня православные храмы в нашем отечестве строились бы на значительно более высоком уровне компетентности, а, возможно, и фантазийности за рамками традиционных образов, которую позволяет себе не только раскованное с религиозной точки зрения, то есть секуляризованное, по существу, общество в странах Запада, но и остающиеся в строгих рамках устоявшихся религиозных обычаев исламские социумы.

В наши дни в современную практику христианского и мусульманского храмостроения настойчиво внедряются безликая экуменическая "универсальность" и наблюдается постепенная утрата "домами, где обитает Бог", конфессиональной самобытности. Можно, конечно, наивно считать данное явление не продуктом глобализаторской пропаганды, но тешить себя красивыми словами о творческом ответе на вызовы нового тысячелетия. Тогда, в случае попадания российских зодчих в примитивную ловушку "общечеловечности", православную архитектуру ждет более или менее мощный всплеск формотворчества, базирующегося только на субъективно-художническом и поверхностно-атрибутном восприятии сакральных пространств, а не на глубоком понимании содержательного наполнения, символики и специфических особенностей православной догматики и обрядности.

Судя по уже появившимся результатам натиска западной массовой культуры, происходившего в течение последних двух десятилетий, нашей стране уже никуда не деться от более или менее широкомасштабных экспериментов в храмостроительстве, наглядным примером которых служит, в частности, пока безуспешный конкурс проектов на мемориальный храм в Беслане, который планируется построить в память заложников, погибших от рук террористов. Учитывая упомянутые обстоятельства, затрудняющие решение и без того сложной проблемы, невредно загодя осмыслить столь же непростой вопрос: какими могут быть варианты архитектурных ответов на неспокойный зов нового века.

Разумеется, касаться внутрирелигиозных проблем следует чрезвычайно осторожно, но, похоже, потребность неких изменений – как в теории, так и в практике сегодняшней православной церковной жизни – видится актуальной не только извне, но и в глазах части клира. Возможно, потенциал романтического религиозного возрождения, основанного на письменных источниках, воспоминаниях и ощущениях, близок к исчерпанию, поэтому требуются иные источники вдохновения для дальнейшего развития, уже не столько количественного, как это наблюдается в последние годы, сколько качественного характера.

С количественной точки зрения, происходившее каждое десятилетие удвоение числа церковных приходов в России, достигшего сегодня более 27 тысяч, – результат впечатляющий. Если тенденция роста сохранится, пусть даже потеряв темп, то, вне всякого сомнения, несмотря на наличие нескольких тысяч церковных руин, еще не восстановленных, потребуется построить еще большее количество тысяч новых храмов, что называется с нуля, в поселках, возникших в годы советской власти и лишенных каких-либо культовых сооружений.

Уже началось формирование крупномасштабного инвестиционного поля, пригодного не только для освоения солидных денежных потоков, но и для архитектурных экспериментов в храмостроительной области, которая обретается сейчас в некотором смысле в положении своеобразного застоя. Данная ситуация отсутствия видимого прогресса в церковном архитектурно-художественном формотворчестве, кстати, совершенно не обязательно должна расцениваться как плохая. Как говорил проницательный Станислав Ежи Лец: "Услышав "Да здравствует прогресс!", всегда спрашивай: "Прогресс чего?"". Кроме того, следует заметить, что не всякая новизна представляет собой прогресс на самом деле, и то, что громогласно декларируется как эволюция, частенько в реальности является деградацией.

Так или иначе, если церковное инвестиционное поле расширится, то вполне может оказаться, что толчок следующему этапу не утихающей религиозной экспансии последует с неожиданной стороны – от нарождающихся в умах российских зодчих современных трактовок архитектурного образа православного храма, которые несомненно будут со вниманием и экспрессией восприниматься и обсуждаться широкой общественностью. При этом само архитектурное развитие может осуществляться в любую сторону – как по вектору условной или безусловной новизны формотворческой модернизации, так и в направлении углубленной разработки традиционных форм.

Важной стороной архитектурного процесса выступает то обстоятельство, что воплощение обоих подходов в натуре будет скорее всего производиться современными техническими средствами, в том числе – с применением новоизобретенных строительных материалах, выступающих в роли обоюдоострого оружия, требующего при обращении предельной осторожности, чувства меры и дальновидности, поскольку их более широкие возможности провоцируют архитекторов на предложение нетрадиционных лихих форм, заимствованных из иных типологических категорий, в том числе инженерных сооружений, что далеко не всегда может быть признано уместным для культовых сооружений.

Наиболее популярной сегодня методикой создания православных церквей, уже энергично складывающейся в крепкую традицию, является проектирование по прототипам, коими выступают формы и приемы церковной архитектуры прошлых эпох. Такие предпочтения вполне обоснованны и заслужены. Однако, если вспомнить сколь разнообразны облики и сложна структура православных храмов, возводившихся на протяжении тысячелетия, то можно понять трудности, стоящие сегодня перед зодчими, в том числе на самом простом этапе – при поиске подходящих прототипов, а также объяснить закономерные неудачи, исключительно огорчительные в столь важном для социально-духовной жизни людей сегменте общественных зданий.

Скорее всего, на этом пути, если дело и дальше пойдет таким же образом, следует ожидать постепенного и неторопливого накопления "критической массы" спроектированных и возведенных храмов, после чего вполне возможен "взрыв", аналогичный произошедшему с Ле Корбюзье, когда он после упорного проектирования плохо отвечающих функциональному назначению и эксплуатационным требованиям, а также угнетающих психику больших и маленьких коробок на ножках разродился несравненно более пластичной и экспрессивной капеллой в Роншане.

Наращивание критической массы должно происходить параллельно в трех сферах: архитектурной, финансовой и церковной. Скорость наращивания в них будет различной. Наименьший темп покажет религиозная сфера, что вполне объяснимо исторически сложившейся масштабностью, психологически обусловленной традиционностью и организационно неизбежной консервативностью института церкви. Наибольшую скорость следует ожидать в архитектурной сфере, которая постоянно находится в состоянии "передовитой", по выражению Александра Бенуа, ажитации, поскольку усилиями маргинальных радикалов-модернистов была посажена в XX веке на наркотическую иглу "новизны".

Через какое-то время, исчисляемое годами, в "час икс" в критической точке возможно сойдутся три персоны. Это будет архитектор, нащупавший на эволюционном (или деволюционном?) пути ступеньку, обеспечивающую качественный скачок, с которой может начаться прорыв в православную архитектуру будущего.

Второй стороной станет достаточно состоятельный инвестор, который решится безвозвратно для себя вложить деньги в строительство необычного храма. Вполне возможно, что он будет идеологически ангажирован каким-либо псевдоправославным ответвлением и поэтому не побоится переступить через приверженность большинства народа к ортодоксальному религиозному течению.

Следует отметить, что "дивиденды" от такого рода инвестиций в "новаторское" храмостроительство, которые возникнут прежде всего в виде увеличения числа "неообновленцев", неизбежно формирующихся под воздействием иноканонической архитектурной среды, будут получать те, кто запланировал ослабить влияние традиционного православия, то есть сторонниками идей глобализации и экуменизма.

Третьей стороной в данной инновационной акции будет священник, который взрастит в себе критическую массу амбиций, толкающую презреть устоявшиеся религиозные каноны, переступить через традиции храмостроительства и бросить вызов их хранителям, то есть, по существу, всему институту православной церкви.

Сложно предсказать, когда такой новаторский или псевдоноваторский прорыв произойдет и случится ли он вообще, поскольку для этого должны созреть и одновременно сойтись в одном месте дополнительно еще целый ряд разнохарактерных условий и обстоятельств. Тем не менее, вероятность этого события в рамках среднесрочного планирования весьма велика в связи с реальным этносоциальным качеством клира и нарастающей мощностью глобализаторской пропаганды.

Эволюция российской церковной архитектуры может пойти и по другому пути, более тернистому и извивающемуся – это далеко не полностью изведанная тропа глубокого и скрупулезного изучения тысяч разнообразных примеров отечественных православных храмов, осмысления широкого спектра функциональных, инженерных и эстетических решений, изобретенных и/или примененных зодчими прежних эпох. Не исключено, что данная многотрудная дорога, одоление которой требует не только настойчивости и внимания к деталям, но и высокого уровня общекультурной и религиозной подготовки, приведет в конце концов к "кристаллизации" нового неорусского стиля, опирающегося на мощные корни возрожденной традиции и, в то же время, абсолютно самобытного, а также столь же адекватно отвечающего на вызовы третьего тысячелетия. Сложно точно оценить вероятность и сроки такого исхода, но с тем мнением, что сегодня шансы обоих путей эволюции церковной архитектуры примерно равны, наверное согласится большинство людей.

Помимо способа "проектирования по прототипам" существует оригинальный, то есть разработанный российскими специалистами и не имеющий равноценных аналогов в мире, метод "проектирования по архетипам". Он базируется на сложном и пока до конца не познанном рациональными научными методами феномене архетипа – специфического образа, дошедшего из доисторической древности и хранящегося то ли в генной памяти каждого индивидуума, принадлежащего к определенной этнокультурной группе, то ли в информационном поле коллективного бессознательного всего человечества. Как показала практика, использование метода "проектирования по архетипам" в творческой деятельности, в том числе в архитектурной сфере, вполне уместно и правоспособно, а также приносит интересные результаты. Они безусловно имеют ценность для применения не только в образовательной сфере, но и в практике реального проектирования.

Особую перспективу данный метод открывает при использовании в средних и высших учебных заведениях в рамках архитектурно-дизайнерских специальностей на этапе освоения азов профессии, поскольку именно в молодежной среде, не замутненной, образно говоря, множеством стереотипов и мифов, бытующих как в архитектурных школах, так и среде практикующих специалистов, можно ожидать появление незаскорузлых умов с живым воображением, сдобренных некоторой толикой бесшабашной дерзости.

Правда, следует заметить, что такой подход требует от преподавателей не слишком широко распространенного умения правильно формулировать задачи и помогать студентам искать разумные – с учетом всей их возможной фантазийности – решения и применять при этом эффективные методы. Дабы процесс "проектирования по архетипам" обладал высоким коэффициентом полезного действия и продуцировал позитивные последствия с точки зрения профессиональной подготовки, от наставников требуется также умение распознавать, кто из студентов обладает таким даром – творить, опираясь на сохранившиеся в сознании и подсознании архетипы, служа катализатором для остальных однокашников. Все это налагает дополнительную ответственность на педагогов, для которых студенты – это сложный, порой непредсказуемый объект для воздействия, требующий деликатного и квалифицированного обращения.

Инновационный метод обучения, базирующийся на креативной технологии "проектирования по архетипам", в рамках которого применяется оригинальная педагогическая технология операционального композиционного моделирования (ОПЕРКОМ), разработан в Пензенском государственном университете архитектуры и строительства на кафедре основ архитектурного проектирования. Метод зиждется на том подтвержденном практикой факте, что студенты младших курсов, как правило, уже способны если не почувствовать "на собственной шкуре", то понять на рациональном опосредованном уровне сущность профессиональной деятельности архитектора, во многом опирающейся на архетипические образы, хотя это может не осознаваться и не признаваться самими архитекторами.

Например, как показала практика, студенты архитектурно-дизайнерских специальностей в массовом порядке соотносят изобразительную элементарную идею круга с образом православной церкви, а идею треугольника – с образом католического храма. При этом информацию о католических соборах студенты получают, в основном, из книжных источников, поскольку изучают курс истории средневековой западноевропейской архитектуры на начальном этапе обучения, а сведения о православных культовых сооружениях черпают большей частью непосредственно из окружающей архитектурной среды, так как история русской архитектуры читается на старших курсах. Абстрактные графические композиции, основанные на манипуляциях с треугольником и базирующиеся на применении круга, практически единогласно воспринимаются студентами как некие знаковые формулы, соответствующие образам католического и православного храмов.

На вербальном уровне католический храм определяется практически неизменным набором эпитетов, среди которых наиболее употребительны "острый", "холодный", "темный", а православная церковь стабильно ассоциируется с понятиями "гладкий", "теплый", "светлый", "домашний". Такое, можно сказать, стандартное восприятие образов католического и православного храмов позволяет с достаточной степенью уверенности говорить о том, что элементарные геометрические фигуры "круг" и "треугольник" представляют собой возможно не единственные, но наиболее распространенные архетипы культовых сооружения двух христианских конфессий, многие сотни лет назад обособившихся друг от друга.

Гипотеза архетипичности простейших графических образов, несомненно несущих символическую нагрузку, до наших дней не привлекала активного внимания сообщества ученых и, как следствие, она не до конца проанализирована и осмыслена научными способами. Перспективность и насущная необходимость проверки рациональными методами продиктовали использование данной гипотезы в качестве основной идеи для процесса образно-метафорического формообразования, в частности – сочинения образа православного храма, что, вне всякого сомнения, можно оценить как актуальный и серьезный вклад в познание данной сложной проблемы.

В соответствии со специально разработанной обучающей технологией студентам демонстрируется на экране ряд изображений современных католических храмов. Предполагается, что в обликах этих сооружений содержатся как архетип "католического дома молитвы", так и шаблоны, несущие дух так называемой "современной архитектуры". Вслед за сеансом показа студентам предлагают сделать зарисовки увиденного и снабдить каждое здание присущей ему "графической формулой".

После пропускания длинного ряда образов через сознание и подсознание, на основе результатов их "переваривания" и выливания на бумагу некоторой взаимоувязанной системы графем, формирующих детали и интегральный образ католического храма, на следующем этапе студенты приступают к рисованию, то есть сочинению графической формулы православного храма. Этот процесс осуществляется с помощью познанных ими через невербальное и комплексное рационально-иррациональное восприятие общих законов анализа и синтеза образа, являющихся основой когнитивной модели проектирования. Опираясь на рожденную умом и фантазией графическую формулу, затем студенты продолжают работать в режиме импровизации и рисуют-сочиняют графические схемы-образы православной церкви.

Многократно проведенный эксперимент, заключающийся в проектировании по архетипам, показал, что этот метод дает любопытные результаты не только в сфере профессиональной педагогики, но и с точки зрения собственно архитектурно-художественного проектирования, которые нередко имеют самостоятельную ценность. В частности, некоторые работы, которые можно считать удачными, привлекают нетривиальностью и остротой формы. Хотя таких, как рисуют студенты, православных храмов мир еще не видел, практически невозможно не заметить воплощенный в них православный архетип и не прореагировать на сотворенные композиции, за которыми далеко не всегда чувствуется "мясо" конструкции, но в большинстве случаев ясно просматривается символическое содержание.

Понятно, что в реальной практике проектирования и строительства православных храмов архитектору трудно решиться – даже на этапе предварительного эскизирования – на предложение заказчику – представителю епархиального руководства, столь радикальных и нетрадиционных образных идей, которые свободно и безбоязненно продуцируют студенты в процессе учебного проектирования. Тем не менее, следует признать, что логика эволюции архитектурных сюжетов, подтвержденная многовековой практикой, предполагает обязательное прохождение этапа накопления внутренних "микротрещин" в сложившемся образе какого-либо типологически обособленного сооружения – в данном случае православной церкви, и выстраивания окружения в виде внешних "раздражителей". Эти процессы объективно и неизбежно ведут к более или менее весомым изменениям образа.

Не всегда эта метаморфоза происходит за счет разрушения традиции и ее замещения в результате "революции", бывает, что зарождение нового происходит параллельно с привычной практикой. Но, так или иначе, из лона архитектурного процесса рано или поздно появляется на свет некая инновация, имеющая непредвиденные формы. История архитектуры позволяет предположить, что сегодня возможно прогнозировать вызревание образа православного храма своеобразного переходного типа. В нем, наверное, в причудливом единстве будут сосуществовать как традиционные черты, так и "знаки из будущего".

Следует заметить, что капелла в Роншане, воздвигнутая по проекту Ле Корбюзье и ставшая символом революционного поворота в архитектуре культовых зданий некоторых христианских и квазихристианских конфессий, имела предшественников, о которых нас плохо информируют (случайно или намеренно) как исследовательское сообщество, так и профессиональные средства массовой информации. Здесь будет уместно вспомнить о пионерских работах французских архитекторов Анатоля Баудота и Огюста Перре, заслуживающих большего внимания и справедливого признания. Именно они на рубеже XIX-XX веков создали первые железобетонные христианские храмы, пробив начальную брешь в традиционных представлениях о том, каким должно быть здание католической церкви шагающей в ногу со временем. Например, Нотр Дам в Ранси демонстрирует образ традиционной базилики, являясь одновременно вполне современным железобетонным зданием, что позволяет причислить этот объект к условной категории культовых сооружений переходного типа.

Многими сегодня остро ощущается в качестве насущной проблема дальнейшей эволюции православного храмового строительства, в контексте которой эксперименты по сочинению как новых образов, так и переходных форм представляются весьма актуальными. Образ православного храма переходного типа в наши дни уже вполне предсказуем, если попытаться отвлечься от хрестоматийного набора выработанных на протяжении многих веков архитектурных стереотипов.

Появление церквей переходного типа несомненно поможет решению узкопрофессиональных архитектурных задач, но ими не исчерпываются цели, ради которых храмы создаются. Более того, архитектурные эксперименты вообще не входят в совокупность этих целей, поскольку инновации посягают в той или иной степени на канон.

Именно поэтому в столь тонком деле, как создание сакральных пространств, всегда дамокловым мечом висит проблема легитимности, то есть признания новых интегральных архитектурно-строительных решений и отдельных приемов детализации в качестве допустимых. Причем здесь идет речь не только об их узаконивании профессиональным архитектурно-строительным сообществом, но, прежде всего, о позитивной оценке православным клиром и обществом в целом. Такая постановка вопроса вполне правомерна в связи с тем, что пока еще на архитектуру в качестве главной возложена миссия служить людям, а не удовлетворять персональные амбиции зодчего, даже если он придерживается иного мнения.

Возвращаясь к внутрицеховому видению проблемы поиска новых архитектурных форм, следует отметить, как минимум, две положительные стороны этого непростого процесса. Во-первых, попытки сочинения неких новых форм, которые из осторожности можно назвать переходными, формируют концептуальное пространство для поиска новых, но вполне узнаваемых по наличию архетипов образных решений православной церкви. Если такое пространство существует, то, как показывает историческая практика, в нем неминуемо начнет зарождаться и бурлить если не архитектурная мысль, то, хотя бы, архитектурные эмоции, что тоже неплохо.

Во-вторых, архитектурная "кухня", функционирующая в пространстве концептуального поиска, позволит создать открытый для специалистов и широкой публики полигон, где будут чертиться и склеиваться множество визуальных образов, осмысление и обсуждение которых, вне всякого сомнения, поможет эффективному развитию архитектуры православных храмов, уберегая ее от неприемлемых для данного типа сооружений радикальных отклонений формы, меняющих функциональные и семантические параметры. Такая доступная для общественности экспозиция и, одновременно, арена борьбы творческих идей безусловно поможет успешному формированию у граждан представления о том, какой может быть новая православная церковная архитектура.

Скорее всего, реальная практика проектирования церквей и других сооружений, входящих в храмовые ансамбли, будет медленно дрейфовать в сторону неведомого пока образа "идеального" храма, раздвигая, а иногда и убирая рамки канонических правил православного храмостроения. На первом этапе дрейфа, по всей видимости, в привычную образную структуру будут встраиваться более или менее экстравагантные элементы, количество которых будет нарастать, а частные детали и приемы будут перерастать в оригинальные концептуальные идеи. Скорее всего, на ближайшем этапе развития православные архетипы и структура церкви будут сохранены.

Что касается образа православного храма в далекой перспективе, то любые подобные прогнозы, как водится, считаются бесплодными, но надо заметить, что процесс эволюции православной архитектуры несомненно будет крепко привязан к процессам модификации российского общественного сознания, которое ожидают, как полагают многие эксперты, грандиозные ментальные сдвиги, признаки чего уже просматриваются. Другое дело, станут эти сдвиги позитивными или негативными. Поскольку пока заметное активное давление на общественное сознание идет только со стороны апологетов глобализма и экуменизма, то разумно будет предположить, что формообразование в храмостроительстве повторит путь формообразования в архитектуре общественных и жилых зданий, в которой сегодня царит засилье эпигонов западных радикальных течений – "интернационалистов-стекляшечников" и "неомодернистов-металлоломщиков".

Если рассматривать процессы развития храмовой архитектуры не принимая во внимание содержательную и ритуальную стороны, то необходимо заметить, что секуляризация общества и вырождение института церкви на Западе в разновидность рудимента бытовой повседневности, "обогащенного" элементами бизнеса и шоу-бизнеса позволила создавать храмы в типологически неприсущих формах. Это, по мнению многих экспертов, возможно, и поработало на пополнение арсенала архитектурных приемов, но лишило новопостроенные места для молитвы такого качества, как сакральность пространств, и снизило привлекательность христианских храмов – католических и многих протестантских толков – для верующих, что, в свою очередь, привело к последующему усилению вымывания традиционной религиозной компоненты, несущей особый духовный статус, из жизни западного обывателя. Не является секретом, что именно такой результат входит в число целей политики глобализации, поэтому можно, наверное, говорить о целенаправленных и комплексных действиях в данном направлении, в том числе в архитектурной сфере.

В России секуляризация духовной практики народа пока, похоже, не достигла значительной степени (как в видимых проявлениях, так и в латентной форме), несмотря на почти полную деправославизацию большевиками политической и обыденной жизни общества и постановку церкви как организационной структуры под жесткий контроль КГБ и других органов правительственного принуждения и идеологического давления. Поэтому вряд ли модернистские тенденции в храмостроительстве, влекущие неизбежную подмену семантической составляющей и десакрализацию церковных образов и пространств, найдут широкую поддержку клира и верующих.

С другой стороны, в России теплится и даже иногда проявляется в новых постройках тяга к исконной русской архитектуре, что говорит о стремлении связать концы оборванной нити преемственности и о желании возродить традиции национального зодчества. Учитывая трезвую и дальновидную, принципиально консервативную позицию главных заказчиков храмов – епархиальных руководителей, сотрудничество архитекторов-традиционалистов со священнослужителями, среди которых имеется некоторая доля людей, наделенных чутьем мудрого новаторства, может дать неожиданные и интересные плоды, которые будут представлять собой православные церковные сооружения, сочетающие традиции, новизну, родную символику, исконную кровно-почвенную смысловую наполненность и подлинную сакральность пространств, где человек общается с Богом

31.07.08