Пророк предпоследних времён

Смысл любой человеческой жизни можно понять только после того, как она закончится. Лишь в соотнесении со всем пройденным путём отдельные его участки, казавшиеся случайными и неорганичными, обретают логику и начинают представляться необходимыми. Особенно хорошо видно это на биографиях Божиих избранников. Нередко они бунтуют против поворотов своей судьбы, восстают против обстоятельств. Но Вышний Промысл ведёт их, заставляет делать то, ради чего они рождены, хотя сами они своего провиденческого назначения могут долго не сознавать

Сергей Александрович Нилус – один из самых бесспорных Божиих избранников предреволюционной России, и его биография служит прекрасной иллюстрацией всему вышесказанному. Примечательно, что в поисках человека, который должен был изрядно на Него потрудиться, Господь остановил свой выбор на представителе того сословия, которое, казалось бы, менее всего может воспитать в индивидууме необходимые качества: Нилус родился в семье крупных землевладельцев и рос в атмосфере атеизма и либерализма, так что когда юность заявила о себе биологическими потребностями, начал вести тот образ жизни, который в этих кругах считался нормальным. Как оказалось, это вроде бы прискорбное обстоятельство сыграло в дальнейшем важную роль, закрыв для него тот путь, какой он желал выбрать, но каковой не входил в Божий Замысел относительно него.

Почему Бог иногда прощает человеку его телесную нечистоту и в каких случаях это происходит? В тех, конечно, когда Он, как великий сердцеведец, прозревает до поры до времени подавленную дурным внешним влиянием природную внутреннюю тоску по целомудрию, являющуюся залогом того момента в жизни человека, когда распутство становится невыносимым и происходит раскаяние и постепенное очищение. В IV веке Бог простил грех сладострастия Августину Блаженному, а в XX-м – Сергею Нилусу. Ощутив мерзость своего поведения, последний поспешил решительно порвать с пагубными страстями и обратить свои устремления с самого низкого на самое высокое. А наиболее полным осуществлением этого он видел в принятии священства или монашества. Но ни то, ни другое было ему не суждено. Мечты об иночестве безвозвратно развеялись, когда совершенно невероятным образом он встретился с фрейлиной императрицы Еленой Александровной Озеровой, которая с 1906 года стала его судьбой и не расставалась с ним до конца его жизни. По канонам высшего общества, к которому принадлежала Елена Александровна, этот брак считался мезальянсом и по сословным соображениям, и из-за разницы в возрасте (невеста была на 7 лет старше жениха), и потому что Нилус основательно подмочил свою репутацию поведением в молодые годы. Но удивительно: Императрица неожиданно одобрила их союз и даже прислала к свадьбе свои подарки, затем их благословил и батюшка Иоанн Кронштадтский. Как это венчание могло бы не состояться, если его поддержали двое святых!

Итак, дорога к монашеству была для Нилуса закрыта, но что касается священства, то к нему, казалось, Нилус только приблизился, ибо Елена Александровна, глубокого воцерковлённая с детства, стала бы просто идеальной матушкой. Супруги нацелились именно на такое продолжение совместной жизни и переехали в Оптину пустынь, чтобы лучше подготовиться к пастырскому служению Сергея Александровича. Но Творец предназначил ему стать не ещё одним иереем, каких было у Него предостаточно, а уникальным писателем, и Он довольно болезненным способом отсёк от Нилуса возможность рукоположения. И это отсечение было бесповоротным, ибо исполнилось через ещё одного святого, третьего в жизни Нилуса, – Серафима Чичагова, будущего митрополита и мученика. Случилось так, что неожиданно всплыли грехи молодости Нилуса: бывшая соседка-помещица, влюбившаяся в него когда-то и имевшая от него сына, разорившись и состарившись, не нашла ничего лучшего, чем приехать в Оптину пустынь и просить крова у своего бывшего возлюбленного и его жены. Выгнать несчастную они не могли и оставили у себя. Понятно, что этот треугольник стал усердно интерпретироваться как разврат, и архимандрит Серафим, специально присланный, чтобы разобраться в непростом деле, вынес категорическое заключение о невозможности супругам оставаться в Оптиной. С тех пор начались их скитания по Валдаю, Украине и Подмосковью, и Сергей Александрович, потеряв надежду принять сан, целиком отдался литературной деятельности.

Работа со словом и стала его настоящим призванием. О том, что он писал сам, мы поговорим чуть позже, а сейчас отметим тот замечательный факт, что и чужие тексты прямо-таки льнули к нему, чтобы он их озвучил, дал им жизнь. Из них два текста имели громадное значение, и если бы Нилус ограничился лишь их публикацией, он был бы достоин войти в историю. Первый текст – запись Н.А. Мотовиловым беседы с преподобным Серафимом Саровским, пролежавшая около семидесяти лет на чердаке, пожелтевшая и изгаженная голубиным помётом, к которому прилип пух. Чудом эти тетрадки попали к Нилусу, чудом были им расшифрованы. Когда он взял их в руки и раскрыл, его охватил ужас: каракули Мотовилова были совершенно непонятны. Нилус бился над записями целый день, но дело не двигалось с места. Сергей Александрович пришёл в отчаяние и воскликнул: "Господи, неужели эта бесценная рукопись явилась только для того, чтобы снова быть отнесённой на чердак?". И тут словно пелена упала с глаз: написанное стало ему доступно. Издать беседу удалось как раз к празднованию по случаю причисления Серафима Саровского к лику святых в 1903 году. Со времён святителя Григория Паламы, жившего в XIV веке, никто не высказывал столь глубоких мыслей о Третьем Лице Пресвятой Троицы – Святом Духе, какие содержатся в беседе преп. Серафима с Н.А. Мотовиловым.

Второй важный текст, который сам пришёл к Сергею Александровичу, – т. н. "Протоколы сионских мудрецов". По-видимому, это была содержательная основа доклада на Базельском конгрессе сионистов 1898 года, прочитанного представителями экстремистского крыла этого движения, предложившими коварный план захвата мирового господства. Конечно, доклад делался для своих и был секретным, но нет ничего тайного, что не стало бы явным. Дочь одного из еврейских мудрецов вышла замуж за православного русского и сделала копию с рукописи, хранящейся у отца, полагая, что она может заинтересовать мужа. Но он то ли не знал французского, на котором были написаны "Протоколы", то ли не оценил документа, но оставил его без внимания. После смерти недальновидного владетеля уникальных бумаг "Протоколы" обнаружила его мать и начала ходить с ними по издательствам, где, разумеется, от неё шарахались как от прокажённой. Кто-то нашёлся и посоветовал ей отдать рукопись Нилусу, и она сделала это весьма своевременно. Ибо Сергей Александрович в тот момент редактировал свою публикацию "Близ есть, при дверех", издаваемую в Троице-Сергиевой лавре, и вставил туда "Протоколы" в качестве дополнения к одной из глав. Так бдительность воинствующих сионистов была обманута, и им ничего не оставалось, как обвинять Нилуса в фальсификации и скупать его книгу, чтобы уничтожать. Итак, первый ценный текст пришёл к Нилусу с небес, второй – из преисподней, но пришли они именно к нему, а не к кому-то другому.

Теперь о его собственных сочинениях. Они относятся к духовной литературе и составляют третий – и последний – этап в развитии мировой словесности.

Первым этапом литературы я бы назвал точное художественное описание чувств человека, возникающих при тех или иных обстоятельствах. Он охватывает период от Апулея и Катулла до О. де Бальзака и И.С. Тургенева. Во второй половине XIX века появилось два писателя, которые заглянули в тайные механизмы зарождения чувств и поняли, что они определяются не только внешним воздействием, но и потребностью личности находить эмоциональное оправдание своим не слишком нравственным поступкам. Вскрытие этого механизма и стало главной задачей этих писателей – Г. де Мопассана и Л.Н. Толстого. Это было, сделанное ещё до Фрейда, открытие в человеке "бессознательного", направляющего усилия на облагораживание мотивации поступков индивидуума. Толстой дал краткое описание этого свойства знаменитым тезисом: "Мы не любим тех людей, которым причинили зло". Суть очень проста: мы знаем, что делать зло нехорошо, но мы не хотим испытывать угрызений совести, поэтому, навредив человеку, убеждаем себя, что он плохой и заслуживает того, как мы с ним поступили. Разоблачение такого инстинктивного самооправдания искусно возбуждаемыми в себе эмоциями и составляет главное обаяние произведений Мопассана и Толстого, отчасти и Марселя Пруста.

Нилус копнул ещё глубже. В основу своего творчества он положил твёрдое убеждение, что земная жизнь и жизнь человеческой души в частности, является лишь фрагментом более общего бытия, хотя невидимого и неощутимого, но не менее реального. Пойдя дальше Толстого, он показал, что лицемерный самообман по поводу своего благородства придумывается не самим человеком, а подсказывается ему духом, принадлежащим к сонму низших. Как действует этот персонаж, ярко изображено в замечательном произведении С.А. Нилуса "На берегу Божией реки". Это и есть настоящая духовная литература.

Нельзя сказать, что Нилус создал её на пустом месте, ибо зачатки такой литературы мы находим в коротких рассказах Гоголя (например, "Пропавшая грамота"), но только у Нилуса художественно убедительное включение падших духов в картину земного бытия обрело систематический и принципиальный характер. И эта картина сразу заиграла всеми красками, через которые проступило приближение антихриста. Возможно, Сергей Александрович Нилус воспринимал своё время как последнее, но он ошибся. После его смерти мир держится почти сто лет. Надолго ли?

Читайте "На берегу Божией реки" – может быть, там найдёте ответ