"Бесплатное" чувство Бога

Александр Щипков – известный церковный журналист, петербуржец, уже несколько лет работающий в столице. О своих ощущениях периода вхождения в Церковь, о журналистике и политике он рассказал в интервью "Воде живой" во время недавнего визита в Петербург.

---

– Вы пришли в Церковь в 70-е годы, поменялось ли ваше ощущение от Православия с тех пор?

– Поменялось, конечно. Тогда оно было восторженно-неофитским... Замечу при этом, что я никогда не употребляю слово "неофит" в уничижительном смысле. Неофитство – это дар Божий, это то, что человек еще не заслужил, это то, что Господь дает ему как бы "наперед".

– Что же особенного в этом состоянии?

– В период неофитства Господь дает человеку почувствовать Себя, – еще только Себя, а не Церковь. Просто ты неожиданно начинаешь чувствовать, что Он есть. Ты еще не в состоянии сформулировать то, что произошло, как-то логично описать свое состояние, есть только ощущение, что есть ты, и есть Он, Бог, и ты начинаешь с Ним разговор. Ты еще не знаешь красоты канонических молитв, ты молишься стихийной, полубессвязной молитвой... Вообще это состояние эйфории, блаженства и одновременно тревоги и волнения перед открывающимся пространством.

– Думаете, подобное испытывают все, кто приходит в Церковь?

– Уверен, что Бог однажды открывается каждому человеку. Лично. Персонально. Интимно. Другое дело, что один это первое обращение Бога к нему услышит и "подхватит", а другой – отвергнет или просто поленится на него ответить.

– А когда это состояние заканчивается?

– Когда ты начинаешь эту свою неоформленную молитвенную жизнь оформлять, структурировать и помещать в какие-то рамки.

– А что, можно без рамок?

– Нет, нельзя. Религиозная жизнь без рамок и дисциплины – путь в ересь. Обычно в Православной Церкви люди начинают регулярно ходить на Литургию, вычитывать утреннее и вечернее правило, строго поститься, меняют одежду, прическу. Вообще в пределе неофит стремится к монашеству. От этого, кстати, люди окружающие начинают над ним посмеиваться: мол, смотри, шею сломаешь.

– Над вами тоже смеялись?

– Конечно, как и над многими в такой ситуации. Но на самом деле ничего тут смешного нет. Кажется, что неофитство – это только внешняя форма, а ведь за ней стоит очень важное содержание. Неофитство – это состояние "бесплатного" чувства Бога.

– И что приходит ему на смену?

– Ну а дальше – не то, чтобы ты стал теплохладным, но это "бесплатное" состояние эйфории заканчивается. Дальше нужно прилагать усилия, работать. Причем, помня этот свой замечательный опыт, – и головой, и сердцем, – ты хочешь вернуть его, а это оказывается очень трудно. Особенно, когда есть какие-то неудачи и падения. Из-за них иногда даже отдаляешься от Бога.

– То есть перестаешь ходить в церковь?

– Ходить в церковь на богослужения очень важно, но церковная дисциплина – это в первую очередь внутренний порядок. Порядок, который ведет тебя к Евхаристии. Но кто сказал, что православный человек – это только тот, кто регулярно ходит в церковь? А если у человека ног нет? Ну, допустим, причащаться можно на дому... Но даже если он не причащается, разве можно исходя из этого утверждать, что он – не православный, не христианин? Он может всю жизнь сидеть в заточении или быть за что-то отлучен от Причастия на двадцать лет. Мало ли как бывает в церковной жизни... Да даже если он некрещеный: ведь если человек крестится не в младенчестве, а в сознательном возрасте, значит, он крестится по вере – то есть он сначала обрел православную веру и стал православным христианином, а потом уже принял Крещение и вступил в Церковь со всеми добровольно взятыми на себя дисциплинарными обязанностями.

– То есть человек, отдаляясь от Бога, может оставаться христианином?

– Вся жизнь христианина – это вообще некая "синусоида", это постоянное борение, он то приближается к Богу, то от него отдаляется. Но как только опустишься, Бог напоминает о себе и помогает тебе опять подняться. Главное – не забывать в суматохе жизни просить у Него помощи и за эту помощь благодарить.

– Изменилась ли, на ваш взгляд, Русская Православная Церковь с тех пор, когда вы сами были неофитом?

– Тут надо сделать необходимое уточнение: Церковь со дня устроения ее Иисусом Христом не меняется. То есть Церковь – это, по мистической сути, не видоизменяемое явление. А внешне – конечно же, идет исторический процесс, и Церковь в нем участвует. Видимая часть Церкви, конечно, меняется. Меняется язык, музыка, архитектура.

– А люди?

– С этим сложнее. Конечно, можно, наверное, говорить о духе Церкви – не в смысле мистическом, а в смысле субъективного ощущения. Он создается из внешнего вида духовенства и мирян, из манеры говорить, общаться. В таком смысле дух Церкви, конечно, поменялся по сравнению с семидесятыми годами. Тогда каждый, кто заходил в храм, испытывал чувство пусть минимального, но риска. Ощущение было, как в аэропорту: прошел паспортный контроль – считай, уже улетел... Это было все равно что оказаться на запретной территории. У старушек, которые в основном тогда были на приходах, может, такого острого чувства и не было – хотя тоже могло быть, ведь репрессии коснулись почти всех семей в стране. При этом я не утверждаю, что пришел в Церковь в очень уж опасные времена: все-таки семидесятые – это не двадцатые, за веру уже не закапывали заживо и не расстреливали.

– Но атмосфера риска, о которой вы говорите, в начале 90-х исчезла...

– Да, это было сложное и путаное время. У меня лично возникло ощущение, что в мою Церковь пришли чужие люди – комсомольцы. Я очень ревностно к этому относился. Первое чувство было такое: "А по какому, собственно, праву?! Вы – чужие, вы – внешние..."

– Это было очень опасное чувство, потому что нет в Церкви "внешних". Интеллектуально я это и тогда понимал, – я знал, что Церковь по определению открыта для всех, – но вот эмоционально я с этим примирился не сразу. Помогло время. Это было как грипп: он ведь может и сам пройти, без антибиотиков, только чуть дольше длится выздоровление.

– Но от гриппа-то можно и умереть...

– Да, можно. Поэтому, кстати, многие в тот период по тем причинам, о которых я говорил, ушли из Русской Православной Церкви в различные самосвятские юрисдикции. Ушли, но вернутся. Не сами, так их дети вернутся. А для тех, кто остался, этот период 90-х был очень важным временем отстаивания своего права быть в Церкви. В результате многие, наконец, стали ощущать себя в Церкви хозяевами.

– Это хорошо?

– Почему нет? Мы любим свою Церковь, мы заботимся о ней, уважаем ее правила и установления. Мы члены Церкви и мы хозяева в ней. Заботливые и рачительные. В Русской Православной Церкви, к сожалению, это чувство – быть хозяином в Церкви – не очень развито у мирян, да и у некоторых священников его пока нет. А если ты не чувствуешь себя полноценным хозяином дома, то значит не берешь на себя ответственность за этот дом.

– И все же многие пришедшие в Церковь в шестидесятые-семидесятые с восторгом вспоминают о временах запретов, самиздата, кочегарок. Они говорят, что жить тогда было интереснее...

– Так говорят только те, кто наблюдал за процессом со стороны. Однажды моя бывшая преподавательница сказала: "Саша, какая у вас в кочегарках была глубокая насыщенная жизнь"! Я ответил: "Кочегарка это не только собрания поэтов, философов, художников. Кочегарка – это грязь, водка, мат, ржавые экономайзеры, дикий непрекращающийся рев насосов, крысы, сырость, утечки газа, аварии при минус двадцать. И полная беспросветная уверенность, что так будет всегда".

– А как вы стали церковным журналистом?

– Случайно. Я ведь до 1992 года был рабочим, – работал слесарем, кочегаром... Только когда распался Советский союз, появились какие-то другие возможности. Тогда мои друзья создали ХИАГ – "Христианское информационное агентство", и мне предложили стать корреспондентом. И вот я бегал по городу, собирал новости и потом звонил в агентство и надиктовывал информашки. Тогда ведь компьютеров не было, а самым прогрессивным средством связи были факсы.

– В одном из своих публичных выступлений в 2006 году вы сказали, что журналист – это такое "особое создание с амбициями власти"...

– Есть такая психологическая черта у всех журналистов: они хотят, чтобы их услышали. Журналисты, безусловно, хотят влиять на общественные и политические процессы. Когда они пишут текст, они рассчитывают на отклик – ведь если отклика не ждать, то и писать-то незачем. Профессия такая.

– Сейчас вы занимаетесь политикой. Что вы думаете по поводу системы отношений между Церковью и государством, сложившейся в России?

– Я считаю, что этим отношениям пора перейти от стадии "умозрительных концепций" к стадии соглашений практического характера. Ведь прежде чем предлагать какие-то теоретические концепции религиозной политики, нужно исследовать ситуацию на местах: какие, собственно, существуют проблемы, какие вопросы наиболее актуальны. В результате этой работы должна будет появиться гибкая система соглашений государства с различными традиционными религиозными организациями.

– А не приведет ли такая тесная связь с государством к ущемлению свободы Церкви?

– Нигде в мире, в том числе и в России, религиозные организации никогда не существовали абсолютно независимо от государства. Но и государство существенно зависит от Церкви, поскольку Церковь способна кардинально влиять на мировоззрение всего народа. Только продуманные партнерские отношения между двумя этими субъектами будут приносить пользу.

Справка

Александр Владимирович Щипков родился в 1957 году в Ленинграде. В 1970-80-е годы участвовал в подпольном православном движении. В 1978 году был поражен в социальных правах и исключен из Смоленского педагогического института (факультет иностранных языков) с пятого курса с формулировкой: "за поведение, несовместимое со званием советского студента". Печатался в самиздате. В 1978-80 гг. служил в Советской армии в Туркестанском военном округе. До 1992 года был рабочим на предприятиях Ленинграда. В 1994 году получил разрешение закончить институт, после чего преподавал социологию религии на философском факультете Санкт-Петербургского государственного университета. С 1995 г. по 2002 г. работал редактором программ о религии на Радио России (ВГТРК). В 2000 году в Институте философии РАН защитил кандидатскую диссертацию по специальности "Социальная философия". В 2001-2003 гг. был директором региональных проектов Медиа-Союза. С 2002 года – главный редактор Интернет-портала "Религия и СМИ" (www.religare.ru). Заместитель председателя Методического совета по освещению религиозной тематики в СМИ при Минпечати РФ (с 2000 г.). Председатель Гильдии религиозной журналистики (с 2001 г.). Председатель Клуба Православных журналистов (с 2007 г.). Ответственный секретарь Попечительского совета Императорского Петропавловского собора Санкт-Петербурга (с 2007 г.). Советник Председателя Совета Федерации. Автор книг "Во что верит Россия" (1998), "Соборный двор" (2003), "Христанская демократия в России" (2005). Женат. Четверо сыновей.

Беседовала Анастасия Коскелло