Русский дар человечеству

Устами героя Чешнева в очерке "Литературный вечер" И.А. Гончаров говорит о необходимости "каждому народу переработать все соки своей жизни, извлечь из нее все силы, все качества и дары, какими он наделен, и принести эти национальные дары в общечеловеческий капитал! Чем сильнее народ, тем богаче будет этот вклад и тем глубже и заметнее будет та черта, которую он прибавит к всемирному образу человеческого бытия" [1].

Чаще всего вопрос о роли отдельных наций в истории рассматривался современниками Гончарова в рамках гегелевской концепции, согласно которой каждый новый период в развитии мировой истории и культуры связан с расцветом той или иной нации. В свое время эту концепцию развивал в своих критических статьях В.Г. Белинский. Отголоски ее встречаются и в книге М.М. Стасюлевича "Опыт исторического обзора главных систем философии истории" (которую Гончаров, несомненно, знал), Стасюлевич писал здесь, что каждый народ "выполняет свою роль: как атом, вместе с другими себе подобными составляет целое, называемое человечеством..." [2]. Писал в этом же духе и Ф.М. Достоевский: "Судьба распределила между ними (народами – В. М.) задачи: развить ту или другую сторону общего человека... только тогда человечество и совершит полный цикл своего развития, когда каждый народ, применительно к условиям своего материального состояния, исполнит свою задачу" [3]. Эта мысль определяла во многом гончаровский патриотизм, его размышления о задачах русского общества в целом и русского человека-деятеля как представителя своей нации. В "Необыкновенной истории" сказано: "Каждая нация рождается, живет и вносит свои силы и работу в общую человеческую массу, изживает свой период и исчезает, оставив свой неизгладимый след!" [4]

Правда, Гончаров затрудняется определить точно ту "русскую идею", которая призвана дополнить "всемирный образ человеческого бытия". В отличие, например, от Достоевского, склонявшегося даже к идее мессианства, автор "Обрыва" не знает, в чем точно выразится участие русского народа в общечеловеческом прогрессе. Лишь однажды в словах писателя промелькнет какой-то слабый намек. В письме к С.А. Толстой от 11 ноября 1870 года он заметил: "Никогда Россия, говоря по-французски и по-английски, не займет следующего ей места, то есть центра и главы славянских народов..." [5]. Впрочем, подобная мысль является своеобразным "идеологическим штампом" того времени, а кроме того, она могла появиться и под влиянием момента (речь идет о русско-турецкой войне и судьбах славянства). В упомянутом письме он говорит о том, что пока Россия вносит свой вклад в общечеловеческое развитие "через национальность" – "как-то вяло и лениво".

Не представляя конкретно, в чем выразится участие русского народа в общечеловеческом прогрессе, в движении к "этому общему идеалу человеческого конечного здания" [6], художник в то же время четко сформулировал те условия, которые делают это участие реальной возможностью. Он пишет о том, что необходимо иметь развитую "русскую науку, свое искусство, свою деятельность" [7]. Гончаров хочет видеть свою родину сильным, самостоятельным государством, способным конкурировать с сильными державами, а это уже даст России "ту моральную силу, какую имеют Англия, Франция, Германия, Италия и имели по очереди все старые государства!" [8] Он считает, что пока такие условия не созданы: "...У нас не заговорила еще своя, русская наука, свое искусство, своя деятельность!"[9]

В основу своих мечтаний о сильной России писатель положил мысль о необходимости подвижнического, упорного "цивилизаторского" труда. Яснее всего это как раз и выражено во "Фрегате "Паллада", в "сибирских" главах этой книги. Путешествие заставило Гончарова много и напряженно размышлять над ролью России в процессе творческого обновления общечеловеческой жизни. Сибирь увидена им в масштабном контексте всемирного движения к "цивилизации". Побывав в Европе, Африке и Азии, писатель всюду наблюдал оживление, вносимое в жизнь "деловым англичанином". Его размышления о преобразующем труде русского подвижника в Сибири потому и оказываются столь философскими по духу, что за ними постоянно ощущается всемирный "контекст". В главе "Из Якутска", например, автор пишет: "Несмотря, однако ж, на продолжительность зимы, на лютость стужи, как все шевелится здесь, в краю! Я теперь живой, заезжий свидетель того химически-исторического процесса, в котором пустыни превращаются в жилые места?, дикари возводятся в чин человека, религия и цивилизация борются с дикостью и вызывают к жизни спящие силы" [10]. Развитие цивилизации в Сибири писатель-путешественник рассматривает как национально самобытный вариант "прогресса", подчеркивая различия с "цивилизаторской" деятельностью англичан и американцев, представляющих западноевропейские католические и протестантские государства. Он прямо говорит о "русском, самобытном примере цивилизации, которому не худо бы поучиться некоторым европейским судам, плавающим от Ост-Индии до Китая и обратно" [11].

Важно подчеркнуть, что в своих описаниях сибирской деятельности русского человека Гончаров постоянно имеет в виду не только практические результаты этой деятельности, – но и ту задачу, которую выполняет русский народ как свой "долг" перед человечеством. Он подчеркивает: "И когда совсем готовый, населенный и просвещенный край, некогда темный, предстанет перед изумленным человечеством, требуя себе имени и прав, пусть тогда допрашивается история о тех, кто воздвиг это здание... Это те же люди, которые в одном углу мира подали голос к уничтожению торговли черными, а в другом учили алеутов и курильцев жить и молиться – и вот они же создали, выдумали Сибирь, населили и просветили ее, и теперь хотят возвратить творцу плод брошенного им зерна" [12]. Таким образом, Сибирь, "населенная и просвещенная", мыслится Гончаровым как "вклад в общечеловеческий капитал" и как возвращение православной Россией "долга" – "Творцу".

Центральным вопросом в книге путешествия для него и оказывается вопрос о цивилизации как проявлении христианства, христианского отношения к жизни. Православная Россия, католическая и протестантская Западная Европа и христианские миссионеры в Азии и Сибири демонстрируют – при всех издержках цивилизации и цивилизаторства – именно единство цивилизации и христианства. Это коренная мысль "Фрегата "Паллады"". В книге перед нами разворачивается широкая картина изменения мира, все более могучего распространения христианства и внешней формы его бытования в мире – европейской (христианской) цивилизации.

С точки зрения Божьего замысла о человечестве и его истории, книга ясно показывает, что в основу своих размышлений об этом Гончаров положил мысль: Бог дал человеку дар со-творчества. Задача человечества – научиться творчески преобразовывать мир, "превращать пустыню в сад". Это превращение автор наблюдает в разных точках земного шара, легко подверстывая этот процесс в свою расширительно толкуемую концепцию "сна" и "пробуждения". В основе основ здесь лежит мысль о преображающей творческой деятельности, о внутреннем, духовном преображении человека, где идеал – Евангелие, и о внешнем цивилизационном преображении мира, где идеал – задача: вернуть Богу плод брошенного Им зерна.

В подобном соединении религии с цивилизацией, с земной историей человечества Гончаров предвосхищал русских мыслителей Серебряного века. Романисту весьма близки оказались бы рассуждения Н.А. Бердяева, Л.С. Франка и других философов русского зарубежья, пытавшихся размышлять именно о проблеме: христианство и история. "Христианство, – писал Н.А. Бердяев в статье "Царство Божие и царство Кесаря", – не может внешне относиться к историческим кризисам, переворотам и переломам, не может рассматривать их, как движение мертвой материи, никакого отношения не имеющее к жизни духа, к движению духа. Христианство имеет универсальную природу, оно объемлет все, все происходящее в мире с ним связано и ему подчинено... Мы перестали понимать церковный смысл исторических событий, потому что утеряли интегральную, космическую идею Церкви. Рационалистическое и номиналистическое сознание превратило Церковь в учреждение, существующее дифференциально на ряду со всем остальным" [13]. Гончаров был среди немногих, кто в середине ХIХ века осмысливал жизнь христианства и Церкви в историческом ракурсе.

Таким образом, гончаровская книга оказывалась необъятно масштабной в своей попытке показать, в чем заключается смысл истории и что являет собою человеческая история на современном этапе. Эта мысль теснейшим образом оказывалась связанной и с его последующими романами: "Обломовым" и "Обрывом".

Владимир Иванович Мельник, доктор филологических наук

Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда. Грант N 05-04-04237 а.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 – Гончаров И.А. Собр. соч. В 8-ми томах. Т. 7. М., 1980. С. 105.

2 – Стасюлевич М.М. Опыт исторического обзора главных систем философии истории. СПб., 1866. С. 200.

3 – Достоевский Ф.М. Собр. соч. В 30-ти томах. Т. 20. С. 19 – 20.

4 – Гончаров И.А. Собр. соч. В 8-ми томах. Т. 7. М., 1980. С. 383.

5 – Гончаров И.А. Собр. соч. В 8-ми томах. Т. 8. М., 1955. С. 436 – 437..

6 – Там же. С. 438.

7 – Там же. С. 437.

8 – Там же.

9 – Там же.

10 – Гончаров И.А. Собр. соч. В 8-ми томах. Т. 3. М., 1953. С. 379.

11 – Там же. С. 387.

12 – Там же. С. 379.

13 – Бердяев Н.А. Царство Божие и царство Кесаря" // Путь. Орган русской религиозной мысли. М., 1992. N 1. С. 25.