Церковь и Россия – два неосвоенных поля журналистики,

Сегодня в России сложилась парадоксальная ситуация: репортаж из родной глубинки зачастую вызывает у читателя больше эмоций, чем рассказ об экзотических далеких странах. За последний год появилось сразу несколько журналов, полностью посвященных жизни провинции.

О том, чем вызвана популярность данной темы, мы решили спросить специального корреспондента газеты "Известия" Дмитрия Соколова-Митрича.

– В первую очередь тем, что мы сегодня очень плохо знаем жизнь в собственной стране, – ответил он. – За двенадцать лет я много раз выезжал на задания с разными молодыми фотографами и мог неоднократно в этом убедиться. Помню, у одного из них был настоящий шок, когда он узнал, что в Твери есть трамваи...

Неизвестная Россия, непонятная Церковь

– Для некоторых москвичей пространство за МКАД представляется одной большой деревней: без канализации, дорог и бытовых услуг. А тем временем уже появились регионы, в которых люди живут ничуть не хуже, а то и лучше, чем в Москве. И речь не только о нефтяных столицах вроде Ханты-Мансийска, где уровень жизни явно выше московского. К примеру, буквально расцвел Краснодарский край.

Но в то же время мы крайне далеки от выхода из депрессии 90-х годов. Успешные регионы – лишь точки на карте, а вокруг них море деревень, поселков и городов, где ситуация за последние десять лет если и изменилась к лучшему, то ненамного.

Об этом можно рассказывать очень долго, но вести такие разговоры решаются немногие. Тема жизни в глубинке до сих пор остается непаханым полем для нашей журналистики. Кстати, как и тема Церкви.

– А в чем причина?

– По-моему, эти темы еще просто недостаточно осмыслены. Отсюда и возникают проблемы. Журналист вынужден быть первопроходцем в теме, которую он затрагивает – что-то искать, что-то открывать, что-то переосмысливать. Помножьте это на природную леность наших коллег, и вы поймете, что далеко не каждому из них захочется идти, словно ледокол через северные моря.

Предположим, человеку дают задание: написать на церковную тему. Изначально он воспринимает ее как исключительно скучную. Ну что там может быть, думает он? Можно либо обругать, либо дать сусальную картинку: купола, богослужение, народные традиции. В результате в обоих случаях автор касается только поверхности, не копает глубоко.

Вот поэтому качественно ничего не меняется. Стали меньше ругать Церковь, зато прибавилось "розовых соплей" и лубочного Православия.

– Но неужели не найдется желающих распахать это "непаханое поле"?

– Не уверен. Для того, чтобы писать о чем-то действительно хорошо, необходимо глубокое личное переживание проблемы. Потому, мне кажется, церковная жизнь навсегда останется уделом немногих авторов, единичных журналистских порывов.

Эффективные православные

– И тем не менее, Вы в своих статьях постоянно касаетесь темы Православия в нашей стране...

– Потому что я считаю религию одной из наиболее позитивных сил в России нашего времени, а именно в отсутствии позитивного опыта сегодня и кроется основная наша проблема.

В отношении к обыденной жизни современное Православие все больше делает особый упор на трудолюбие и личный успех.

Примеров множество. Скажем, в Ярославской области я знаю одного батюшку, которому буквально пришлось восстанавливать колхоз. Все вокруг разваливалось, председатели менялись, но ничего не могли поправить. Под конец решили выбрать председателем священника. Он сперва не хотел, потом рискнул, и теперь колхоз медленно, но поднимается.

Я знаю, что Православие часто обвиняют в том, что это сплошь мистика и байки, призванные отвлечь от земных проблем. Якобы Православие экономически неэффективно. Якобы именно в нашей вере – наше проклятие. Все это ерунда – по крайней мере, на сегодняшний день. Мне не раз приходилось видеть в России земли, которые обрабатываются монастырскими общинами. Больше всего они похожи на земли каких-нибудь немецких или голландских фермеров – такие же аккуратные и ухоженные. Настолько трудолюбивых и настолько жизненно активных людей, как в церковных общинах, я не видел нигде. Особенно сейчас, когда у нас появилось целое поколение, если так можно сказать, "новых православных". Это глубоко и искренне верующие люди, которые при том активны в обычной жизни. Из них получаются прекрасные предприниматели, менеджеры и специалисты.

– Но ведь нельзя утверждать, что только от Церкви сегодня исходит позитивный опыт.

– Конечно, нет! У нас сегодня много и вполне светских инициативных людей, но, увы, их не хватает. К тому же им очень сложно идти против инерции окружающего общества.

Недавно я был под Самарой в деревне, где около тысячи жителей. Один человек создал там из односельчан цирковую труппу. Самую настоящую, которая сейчас пользуется успехом. Они все этим очень увлечены, ездят на гастроли, у людей появились деньги. А если б не нашлось одного такого инициатора? Пьянствовали бы все да наркоманили, как в других деревнях и селах.

Или, например, совсем в другой области я видел деревню, где все стоят вдоль дороги с самоварами и угощают чаем проезжающих. Там тоже началось с одного человека, который первым придумал такой бизнес. Соседи увидели, что у него появились деньги, что это успешная затея, и решили повторить его опыт.

Увы, как я уже говорил, такие люди буквально идут против течения, потому что большинство у нас очень боится перемен, старается жить по принципу "как бы чего не случилось". И власть, и общество болезненно реагируют на все новое.

Город Боровск прославился благодаря художнику Овчинникову, который использовал вместо мольбертов стены домов. У него очень интересные картины, которые вызывают большой интерес знатоков. В город стали ездить люди со всего мира, в гостинице и городских ресторанах появились деньги, да и безликие дома, превратились в произведения искусства, но...

Мэру не понравилось, что на стенах что-то малюют, что непорядок. И сейчас эти картины закрашивают...

– Позвольте вернуться к роли Церкви. Насколько, по-Вашему, она может эффективно влиять на современное общество, ведь многие считают, что она себя сильно дискредитировала?

– Разумеется, у нее сегодня очень много проблем, и далеко не все скандалы вокруг нее – выдумки противников.

Но, во-первых, не стоило ожидать, что Церковь как земной институт будет совершенно безгрешна, а, во-вторых, степень ее "дискредитации" намного меньше, чем у других наших общественных структур.

Мне кажется, залогом этого является ее нынешняя независимость от государства. И потому я остаюсь активным сторонником подобного подхода. По-моему, свобода дает русскому Православию великий шанс аккумулировать вокруг себя все здоровые силы.

Будет очень жаль, если мы, православные, увлечемся сегодня строительством храмов и забудем о нашей главной цели. И тем более обидно будет, если Церковь поддастся соблазну "административного ресурса" и опасно сблизится с властью.

Если такой судьбы удастся избежать, то Православие действительно станет спасением для нашей страны. Понимаете, ведь дело у нас совсем не в экономике. Можно сидеть на нефтяной скважине, зарабатывать кучу денег и тут же проматывать их на что-то ненужное, продолжая жить, что называется, "ниже плинтуса". Долгое время на севере была такая проблема: в городе появляются деньги, и сразу вслед за ними – наркомафия. В результате, экономический подъем оборачивался во вред. Сейчас с этим стало чуть лучше, но в том-то и дело, что только чуть-чуть.

Поднимаются же те регионы, где, помимо денег, есть еще и желание делать что-то положительное. И в таком месте сразу заметен подъем: хороший театр, хороший ВУЗ, хорошие больницы – жизнь меняется к лучшему, причем стремительно.

Это не проблема денег, а проблема людей. Отсутствия у них твердой системы ориентиров и ценностей, царящего вокруг ощущения бессмысленности жизни.

Если же человек по настоящему глубоко воцерковлен (а не просто прикрывает Православием свои личные или политические цели), то у него не может быть такой проблемы. Она несовместима с христианством.

И, кстати, именно это в свое время подтолкнуло меня к Церкви.

Взгляд со стороны

– А не могли бы Вы подробнее рассказать о своем приходе к вере?

– Я был крещен еще в детстве, но первый раз всерьез пришел в храм на исповедь только в 2001 году. В то время я уже шесть лет постоянно ездил по стране и видел, в каком плачевном состоянии она пребывает.

Это была вторая половина 90-х. Казалось, еще немного, и от России останется только территория, на которой люди будут резать друг друга.

На этом мрачном фоне выделялись лишь те места, где существовали активные религиозные общины. Посмотрев на их жизнь, я на собственном опыте ощутил, как важна для человека духовная жизнь, насколько это крепкая броня от внешних трудностей. И постарался как-то разобраться в себе.

Дальше были книги и общение со священниками. Какое-то время надо мной в редакции непрерывно подшучивали, потому что я почти в каждый репортаж вставлял слова какого-нибудь батюшки.

А делал я это просто потому, что, приезжая в какой-нибудь город, я именно в лице священника находил, как правило, самого здравомыслящего комментатора местных проблем и событий. В общем, неудивительно, что через какое-то время я понял, что и мне самому нужно идти в храм.

– После прихода к вере в Вашей жизни что-нибудь изменилось?

– Не знаю... Самому мне не кажется, что мою жизнь можно назвать особенно благочестивой, хотя я, конечно, стараюсь.

Самое сложное при этом – ощущать на себе ответственность. Ведь сейчас окружающие смотрят на меня и по мне делают выводы – вот, мол, какие они, православные. Любой мой промах неверующий человек подсознательно будет записывать в минус всей Церкви

Но в тоже время жизнь моя стала более осмысленной, я научился легче переносить неудачи, я вижу, что нет в жизни ничего бессмысленного, и это придает мне уверенности.

А что касается моих поступков... Не знаю, стал ли я лучше, но, вспоминая себя пять лет назад, иногда думаю, что если бы не приход к вере, все могло быть иначе. Мое воцерковление удержало меня от многих дурных поступков, которые я мог бы совершить, не изменись моя жизнь.

– А в журналистской работе у вас не возникало, что называется, конфликта "долга и совести"?

– К счастью, нет. Здесь сложно оценить, насколько в этом моя личная заслуга. Когда я был еще молодым и неопытным, только изучал азы профессии, были какие-то моменты, когда я шел на поводу у мнения окружавших меня людей.

Но Господь уберег меня от каких-то опасных поступков, а потом сам я стал более опытен, да и отношение к Православию в нашей прессе изменилось. Если еще пять лет назад настрой был исключительно отрицательным, то сегодня это не так. Удалось разрушить какие-то стереотипы, которыми руководствовались мои коллеги, подступая к теме религии.

Теперь о ней можно писать адекватно.

–Как Вы, православный журналист, работающий в светской прессе, можете оценить сегодняшние "церковные" СМИ?

– По-моему, их главная проблема – неспособность посмотреть на Церковь со стороны. Ведь журналист обязан стараться быть объективным, а в православной прессе часто выходит та же ситуация, что и с учеными, когда они создают научные статьи. Понять их текст может только специалист, а посторонний человек взглянет – и даже пытаться читать не станет.

Правда, в последнее время ситуацию удается изменить. Появилась церковная пресса, которая все-таки преодолевает барьер субъективности, дает возможность посмотреть на жизнь православных людей со стороны. Это "Фома", "Нескучный сад", "Славянка".

Надеюсь, что на этом все не остановится. По крайней мере, в Церковь сегодня идут настоящие интеллектуалы, которые могут поучаствовать в создании системы церковных СМИ. И это поможет не только в миссионерских делах, но и в решении внутренних церковных проблем.

Ведь у нас сегодня в самом православном сообществе существует множество противоречий и непониманий. Зачастую сказывается банальная неграмотность. Все это можно преодолеть, только создав эффективную систему внутрицерковной коммуникации.

И СМИ, как нервная система общества, могут сыграть здесь основную роль.