"Если бы у нас не было Конституции, которая гарантирует право на свободу совести, то ситуация в области защиты прав религиозных меньшинств в России была бы намного хуже"

"Если бы у нас не было Конституции, которая гарантирует право на свободу совести, то ситуация в области защиты прав религиозных меньшинств в России была бы намного хуже". Интервью с адвокатом Анатолием Пчелинцевым

– Анатолий Васильевич, в год десятилетия Федерального закона "О свободе совести и о религиозных объединениях" широко обсуждался вопрос о том, надо ли менять этот закон и насколько он выполняет свою роль. Исходя из правоприменительной практики, насколько широко суды обращаются к самому конституционному принципу свободы совести?

– Законодательство в сфере религии в настоящее время можно назвать стабильным. После принятия Закона о свободе совести 1997 года религиозное законодательство практически не менялось. А вот Конституционный Суд РФ рассматривал положения данного Закона четырежды. Так же необходимо отметить, что принципиальное значение имеют статьи Конституции РФ, гарантирующие каждому свободу совести и светский характер государства. Эти положения нельзя назвать абстракцией. Если бы у нас не было Конституции, то ситуация в области защиты прав религиозных меньшинств в России была бы намного хуже. На Конституцию все-таки оглядываются и чиновники и суды, она выступает одной из важнейших гарантий прав человека, сдерживающим фактором против нарушений принципов, заложенных в ней. К примеру, в 1997 году в Туле мы защищали студентов из Заокской духовной академии – адвентистов, которые требовали признания за ними конституционного права на замену по религиозным мотивам военной службы на альтернативную гражданскую службу (АГС). Несмотря на отсутствие в то время Закона об АГС суд принял сторону верующих граждан, коротко и по существу сославшись на ст. 59 ч.3 Конституцию РФ, которая гарантирует гражданам возможность прохождения АГС. К сожалению, в последнее время суды все реже ссылаются на Конституцию.

– Вы упомянули альтернативную гражданскую службу. Однако действующий Закон об АГС не разрешил проблем, связанных с ее прохождением?

– При реализации этого закона возник целый ряд проблем, которые выявили его серьезные недостатки. Прежде всего, это срок прохождения АГС. Он определен в 42 месяца, что явно несправедливо и несоразмерно по сравнению со сроками военной службы и, по сути, является наказанием. Кроме того, в Закон заложен экстерриториальный принцип комплектования АГС и так называемых отказников часто отправляют на службу в другие регионы, которые отдалены от места их постоянного проживания. При этом желающих пройти АГС не обеспечивают жильем и более менее сносным денежным содержанием. Один из таких отказников обратился с письмом в Славянский правовой центр, где он рассказывал о том, что он со своей супругой должен снимать квартиру и жить на оклад санитара – 900 рублей в месяц. Однако самый серьезный недостаток Закона об АГС кроется в том, что согласно ст. 4 этого Закона, она может осуществляться в воинских частях. Тем самым перечеркнута сама идея гражданского служения обществу, а в Закон заложен конфликт интересов.

– Чтобы вы добавили в нынешнее религиозное законодательство?

– Если говорить о совершенствовании религиозного законодательства, то в первую очередь надо сказать о праве военнослужащих на свободу совести. В настоящее время согласно ст. 8 Федерального закона "О статусе военнослужащих" государство "не несет обязанностей по удовлетворению потребностей военнослужащих, связанных с их религиозными убеждениями и необходимостью отправления религиозных обрядов". Хотя ст. 28 Конституции РФ гарантирует каждому право на свободу вероисповедания. Получается парадоксальная ситуация. В Уголовно-исполнительном кодексе РФ четко прописываются права заключенных на исповедание своих религиозных убеждений. Женевская конвенция 1949 г. "Об обращении с военнопленными" предусматривает весьма обширные религиозные права для военнопленных. А российские военнослужащие юридически во многом таких прав лишены. С другой стороны, представительство какой-то одной конфессии в воинских частях вызывает естественное возмущение со стороны лидеров других конфессий. Например, Совет муфтиев России против одностороннего и повсеместного введения института военного православного духовенства.

Помимо этого, полагал бы целесообразным воссоздание Совета по делам религий, о чем писал и говорил уже не раз. Эта структура должна обладать аналитическими функциями, проводить мониторинг, заниматься юридическими вопросами и проблемами, возникающими в религиозной сфере. Отсутствие подобного органа негативно сказывается на положении религиозных объединений и, в особенности, на правоприменительной практике, которая их непосредственно касается. Наличие такого государственного органа было бы также оправданным в условиях религиозно окрашенного терроризма и экстремизма.

– Нужно ли в настоящее время как-то законодательно оформить религиоведческую экспертизу, ведь в последнее время многие книги, особенно исламские, запрещают на основании выводов экспертов? Что делаете вы для просвещения общества?

– Проблема проведения религиоведческой экспертизы является одной из самых серьезных, так как на основании подобных экспертиз граждане нередко привлекаются к уголовной ответственности. Это большая проблема законодательства. Я, к примеру, являюсь членом Экспертного совета для проведения государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции РФ, но мы уже три года не собирались. Чиновники из регионов обращаются с просьбой провести экспертизу, но из Минюста им отвечают, что эксперты привлекаются лишь на стадии регистрации того или иного религиозного объединения, да и то, если это объединение принадлежит к какому-либо новому, ранее не зарегистрированному течению. Полагаю, что это очень узкий подход, но он заложен в законодательстве. Сегодня он не отвечает интересам ни религиозных организаций, ни общества в целом. Необходим Центр государственной религиоведческой экспертизы с квалифицированными специалистами и более широкими полномочиями.

Общий невысокий уровень религиоведческой культуры в российском обществе иногда формируют, в том числе и сами ученые и юристы. Встречаются диссертации и книги, в которых основой методологии предлагается единственно истинная религия – православие, а в оценках религиозной деятельности используется атеистическая литература 1960-х годов. Широко известен пример существования часовни и православного прихода прямо на территории Мосгорсуда. Некоторые мусульмане отказываются идти в этот суд, так как считают, что исход дело уже предрешен не в их пользу. В государственном учреждении светского многоконфессионального государства это, конечно, недопустимо.

Общество нуждается в религиоведческом просвещении. Славянский правовой центр активно занимается этой деятельностью с целью формирования веротерпимости и религиоведческой культуры в нашем обществе. Издается журнал "Религия и право", книги, которые касаются применения законодательства о свободе совести. Недавно нами была также издана фундаментальная "Настольная книга будущего адвоката". Наряду с этим, мы отдаем приоритет практической деятельности – защите прав граждан в судах общей юрисдикции, в Конституционном суде РФ и в Европейском суде по правам человека.

– Насколько серьезны, с Вашей точки зрения, попытки законодательно сделать "Закон Божий" обязательным для всех школьников или ввести преподавание православия в школах явочным порядком?

– Существует разное понимание того, как православие должно присутствовать в школах. В Белгородской области уроки "Православной культуры" сделали обязательными, в том числе и для неправославных. А, например, в поселке Солнцево Курской области осенью 2006 года произошел инцидент, характерный для многих регионов, где фактически дан зеленый свет православию в образовательных учреждениях: руководство школы закрыло всех детей в актовом зале. Перед учащимися, в том числе и инославными, выступал православный священник, произносил молитвы и раздавал листовки антисектантского содержания. Все это вызвало возмущение членов местной протестантской общины, чьи дети слушали выступление священника. Кроме того, на следующий день после антисектантской акции в школе, в здании, где протестанты проводили свое богослужение, были разбиты стекла, осквернено помещение, похищена музыкальная аппаратура. После моей поездки в поселок Солнцево местный прокурор принял жалобы верующих, а по факту вандализма в помещении протестантской церкви было возбуждено уголовное дело.

Я не против ОПК, но строго на добровольных началах, при наличии хороших кадров преподавателей и учебно-методических материалов. Сегодня этого практически нет. Поэтому результат будет обратным. Принудительно-добровольное навязывание ОПК, как показывает наблюдение, уже вызывает отторжение у части школьников, делает их лицемерными по отношению к православию либо нетерпимыми к представителям других конфессий.

– Какова роль Европейского суда по правам человека в защите прав верующих?

– Деятельность Европейского суда во многом носит профилактический характер и одна из наших задач – популяризация решений ЕСПЧ, представление широкого взгляда на правовые проблемы и нашу законодательную базу. Наиболее часто предмет судебного разбирательства, в том числе и в Европейском суде, это нарушение права совместного исповедания веры. Таковы последние дела баптистского пастора Петра Баранкевича из г. Чехова Московской области и Свидетелей Иеговы из г. Челябинска.

Однако самая серьезная проблема заключается в том, что в России до сих пор не имеется эффективного механизма реализации решений Европейского Суда по правам человека.

– Каковы, на Ваш взгляд, наиболее распространенные проблемы, с которыми сталкиваются религиозные объединения сегодня?

– Широко распространены конфликты, связанные с недвижимостью. Дело в том, что земля стоит больших денег, а церкви порой не оформляют землю надлежащим образом. В итоге органы власти или организации отрезают землю или забирают ее у церквей. Впрочем, часто землю и церковное здание пытаются отобрать даже при наличии оформленных документов. Яркий пример – конфликт вокруг здания церкви "Слово Жизни" в Калуге, которое оказалась помехой для строительства шведского торгового центра. В церкви срывали богослужения, проводили обыски, но лишить церковь здания пока не удалось. Одни из самых распространенных обвинений в адрес неправославных в антисектантской литературе – зомбирование и причинение вреда здоровью. В деле церкви "Слово Жизни" в Магадане, которую защищал Славянский правовой центр, ни одно из подобных обвинений не было доказано. В церкви не было людей, состоящих на учете у психиатра, не было разводов, хотя пятидесятников обвиняли в разрушении семей. В Ижевске была опубликована антисектантская клеветническая статья в адрес пастора евангельской церкви "Дело Веры", за что потом редакция газеты публично принесла извинения. Оказалось, что, как это бывает и в других случаях, были использованы надуманные обвинения "сектоведов" в адрес других христиан. И в данном случае уже трудно отличить то, что привнесено из сектоведческой недобросовестной литературы, а что автоматически заимствовано из сочинений советских пропагандистов.

Одно очевидно, то, в чем обвиняются протестантские церкви и новые религиозные движения, в разной степени присутствует во всех крупнейших российских конфессиях. А деятельность так называемых антисектантских центров, в последнее время активно прикрывающихся православием либо научным религиоведением, весьма далека от христианских ценностей и светской науки. Сама деятельность подобных центров имеет признаки секты. Яркий пример – Информационно-консультативный центр св. Иринея Лионского, возглавляемый активным пропагандистом тоталитарной теории А. Дворкиным. Вызывает удивление то, что активисты этого центра сами тиражируют нетерпимость к представителям других религий. Как будто история ничему не научила.

Безусловно, я сторонник самой активной просветительской деятельности, дискуссии о том, кто есть кто в современном религиозном мире, какие потенциальные угрозы могут исходить от отдельных конфессий. Однако это просвещение должно носить строго научный и объективный характер, без огульного навешивания ярлыков и оскорблений, стравливания верующих. Нельзя жить в стеклянном доме и при этом бросаться камнями.