Зачем Христу Россия?

Гелиан Михайлович Прохоров – доктор филологических наук, главный научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, профессор Российского христианского гуманитарного университета. Но не меньше, чем этими официальными титулами, он дорожит званием ученика и соработника таких великих русских учёных, как Лев Николаевич Гумилёв и Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Потому и разговор с ним мы начали с воспоминания об этих славных учителях...

– Вот вы, Гелиан Михайлович, много общались со Львом Гумилёвым, считаете себя его учеником... Но ведь это было давно... И гумилёвская теория этногенеза тоже не сегодня утром придумана... Вы, учёный, глядя с высоты прошедших лет, не думаете ли, что труды, идеи Гумилёва несколько уже – ну не то чтобы устарели, а нуждаются в каком-то уточнении, дополнении?

– Нет. Как можно отказаться от теории этногенеза? Она же вся основана на неоспоримых фактах. Вот поразительнейший пример: скандинавы. В Средние века, когда в них бушевала пассионарность, они держали в страхе – в смертном ужасе! – всю Европу. А сейчас? Чинно пьют кофе и ловят селёдку; самое спокойное место на Западе – Скандинавские страны: прошёл пассионарный подъём. А вы говорите... Гумилёв велик в своих идеях, но мне он дорог ещё и как человек, который привёл меня к вере. Он никогда не вёл со мной идейно-воспитательной работы – он просто был верующим и не скрывал этого (хотя и не выпячивал). Когда я в шутливом тоне вспоминал Писание, он меня одёргивал. Когда где-то звучала пластинка с духовной музыкой, он обязательно вставал: он не воспринимал церковные песнопения просто как музыку, которую можно слушать между делом. И я в конце концов задумался: почему же этот мудрый человек верит в Бога? Значит, это не так уж глупо – верить? Значит, моя душа по сравнению с его душой плоская? У него есть вертикаль, устремлённая к небу, а у меня всё стелется по земле...

Но – да, кое в чём вы правы! Этой-то духовной вертикали, свойственной его душе, порой не хватает в его книгах. Что такое пассионарный подъём нации? Откуда он берётся? Гумилёв всё сводил к природным явлениям. Я же считаю, что пассионарность начинает свой подъём, когда народ массой своей обращается к Богу. Как Древняя Русь, например: крестились русские люди – и начался этот великий всплеск культуры... То же было и в Византии, которая вся создана христианской верой. Бывает, конечно, и не православная и даже богоборческая пассионарность – но это уже другой вопрос.

– Итак, по-вашему, Киевская Русь родилась из Православия и Византия родилась из Православия... Это что – страны-близнецы? Есть же какая-то разница между ними? Я имею в виду дух, образ святости, миссию, наконец...

– Миссию... Я думаю, миссия, то есть главная задача византийского духа в истории, заключалась в том, чтобы выработать оружие против всевозможных ересей и таким образом отточить подлинно православное мировоззрение. Вы взгляните на историю Византийской Церкви: это же постоянная борьба с ересями: то арианство, то манихейство, то монофелитство! И вы ведь понимаете, что простыми полицейскими мерами ересь не искоренишь: в первую очередь на довод еретика следует ответить своим доводом. А еретики были людьми очень неглупыми! И в борьбе с ними православная мысль оттачивалась и оттачивалась! И более того: всякая ересь предельно логична. Как рассуждает еретик? – "Что такое "Богочеловек"? Если Христос был человеком, то Он не мог быть Богом, а если Он был Богом, то ему ни к чему было становиться человеком, следовательно, Христос был либо Богом, либо человеком, но никак не обоими сразу". Такую логику может победить только парадокс. И потому-то святость всегда не логична, а парадоксальна. Дух парадоксален! И парадоксальна вся византийская духовность. А России почти не пришлось сталкиваться с еретиками...

– Какова же в таком случае задача русского духа? Что дала Православию Россия?

– У нас, понимаете, задачи немножко разделились. Это разделение как нельзя лучше видно на споре св. прп. Нила Сорского и св. прп. Иосифа Волоцкого (XV в.). Нил Сорский – это чистая свечечка пред Господом: борьба со страстями, стяжание любви к Богу, а в мирском плане – культура, просвещение – вот его стезя. А Иосиф же Волоцкий – он государственник, политик! "По-вашему, Церкви не нужно имение? Вы против того, чтобы она обладала земной силой? А вот если у крестьян неурожай – кто им поможет? Только монастырь, и только богатый монастырь!" И помогали осифляне народу и духовно объединяли политически уже объединённую Русь.

Вот два пути русской Церкви: небесный и – земной, державный, государственный. И наряду с изыскиванием способов для спасения души русское Православие занято вопросом: как примирить, как сочетать Церковь и Державу? Вовсе не простой вопрос. И ответить на него чисто теоретически невозможно: вот, мол, кто-то посидит, подумает, напишет умную книжку – и все затруднения сразу исчезнут. Нет, эту задачу надо прожить, пролить за неё немало крови – вот тогда, может быть... А вообще-то мне ближе преподобный Нил, его путь, его святость...

– Я помню, поэт Алексей Константинович Толстой, большой любитель и знаток русской истории, решительно противопоставлял Русь Киевскую и Русь Московскую: первая – истинная Россия, а вторая – не настоящая, порченая, татарская...

– Да, да, помню! "Потом, наглотавшись татарщины всласть, Россией её назовёте..." Алексей Константинович – он, конечно... хороший мужик, да. А я бы вам посоветовал сравнивать Москву и Киев не по толстовским балладам, а по культурам этих двух эпох. Что такое культура Московской Руси? Я вам скажу: вся русская святость – это Московская Русь. В Москву XIV-XV вв. шёл нескончаемый поток аскетической литературы, и она переводилась, издавалась, читалась – и скажу больше: по ней учились жить.

А какая такая аскетика имелась в Киевской Руси? Известен один-единственный тогдашний перевод "Лествицы", да никто не знает, читали его или он лежал мёртвым грузом. Нет, Киевская Русь значительна и прекрасна, но перед ней стояли несколько иные задачи... Росла новая культура, строились новые отношения внутри государства. Какая поразительная литература создавалась тогда! Как она была ярка, свежа, самобытна, как не походила на византийскую! "Слово о Законе и Благодати" – литературное произведение высочайшего класса или "Хождение игумена Даниила" – дивный путевой дневник первого русского паломника! Меня до сих пор поражают эти вещи своей внутренней свободой и духовным богатством. Но каких-то начал аскетики в них искать безполезно.

А вот пришли татары да разорили это киевское великолепие – тут русские люди и призадумались: почему так? Не забыли ли мы Бога? Не слишком ли увлек-лись внешним? Хорошо ли очистились от язычества? И как только татары присмирели, как только дышать стало чуть полегче, в обществе родился сильнейший интерес к аскетике, к путям спасения души. Почему, скажите, в России фольклор начали записывать только в XIX веке? Вы посмотрите: все великие фольклорные эпосы записаны европейцами ещё в Средневековье: "Песнь о Нибелунгах", "Круг земной" Снорри Стурлусона и т.д. А наши москвичи чурались своего фольклора: считали его уступкой язычеству – им аскетику подавай, ибо язычество уже довело раз до татарского разорения! Хотя нельзя не признать: культура Киевской Руси была совершенно самобытной и совершенно русской, а Московская Русь строила свою культуру с некоторой (незначительной, но всё-таки) долей подражательства, с оглядкой на великие образцы – и на Византию, и на Киевское княжество... И всё же XIV-XV века – это прекрасное время: время духовного подъёма и творческой свободы.

– У вас есть любимый древнерусский писатель?

– Разумеется, и как раз XIV века – Епифаний Премудрый, автор жития Сергия Радонежского, Стефана Пермского, а я уверен, что и "Слово о житии и преставлении великого князя Димитрия Ивановича, царя русского" тоже он написал. Удивительно мудрый, талантливый автор. У него свои, очень любопытные литературные приёмы – то, что мы сейчас называем стилем "плетения словес"... Он сказал о великом иконописце Феофане Греке: "Философ зело хитр", – а он и сам, Епифаний-то, наверное, таким был.

А св. прп. Кирилл Белозерский! Это такой был человек!.. Потрясающий человек! Почитайте его послания к князьям, его наставления новопостриженному иноку... А недавно мы нашли двенадцать его келейных книг, рукописных сборников, посвященных самым разным отраслям тогдашней науки, и поразились широте кругозора этого северного русского святого. Там трактуется и об устройстве Вселенной, и о смене фаз луны, об облаках, отчего град, отчего снег... Прп. Кирилл, оказывается, мог рассчитать сроки и длительность солнечных и лунных затмений. Он и в медицине прекрасно разбирался: в его сборниках мы нашли, например, описание развития младенца в материнской утробе... Зачем это монаху знать? А ему интересно! – научная любознательность в нём жила. Способы кровопускания из разных точек тела при разных фазах луны и при разных болезнях – нервных, желудочных, зубных... То есть он наверняка практиковал как врач! Мы сейчас издаём его келейные сборники под названием "Энциклопедия русского игумена".

Нет, я вам скажу: Московская Русь дала нашей культуре поразительных людей! Я уж не вспоминаю об Андрее Рублёве, о наших летописцах...

– А вот Петербургский период – хоть это и не ваша тема... Что вы думаете о роли Петербурга в истории России? Это русский город?

– Петербург Петр построил именно для того, чтобы повернуть Россию от прошлого к будущему. Прежде русское сознание было направлено на прошлое: вот, мол, раньше всё было хорошо, но с течением времени мир становится всё хуже и хуже. А Петр иначе поставил вопрос: впереди светлое будущее, а прошлое темно, и его надо забыть. Город на Неве и стал идейной столицей этой устремлённости в грядущее, и весь петербургский период – это порыв "вперёд, к светлым далям" – от Петра до Ленина. И ведь не только такие люди, как, скажем, Чернышевский, исповедовали эту веру, но и Достоевский – он тоже верит в будущее (хотя притом верит ещё и в Бога).

Но с другой стороны, именно Петербург начал открытие Древней Руси – нашей иконописи, наших летописей, нашей старой литературы. Именно здесь началось возрождение русской старины. И выходит, что на Петербурге замыкаются и наша история, и наше будущее. Этот город построен для того, чтобы сплотить, синтезировать нашу историю, нашу древнюю и современную культуру. И эта задача с него ещё не снята, и, следовательно, роль Петербурга в русской истории ещё не сыграна до конца и ему ещё предстоит долгий и славный путь.