Православному учению о церковных таинствах была посвящена конференция, проходившая в Москве с 13 по 16 ноября 2007 года. На ней было представлено более 100 докладов ученых и богословов Русской Православной Церкви, других Поместных Православных Церквей, в ней принимали участие представители академической богословской науки из России, Украины, Белоруссии, Болгарии, Греции, Сербии, Австрии, Германии, Италии, США, Франции и других стран.
"Жизнь Церкви и каждого ее члена связана с таинствами", – отметил Святейший Патриарх Алексий в своем приветствии, направленном участникам конференции.
"Святые таинства, – подчеркнул в своем выступлении митрополит Минский и Слуцкий Филарет, – совершаются в Церкви повсеместно и регулярно, они непосредственно касаются всех ее членов, составляя самый нерв благодатной жизни церковного организма. Совершая свой духовный путь, христианин призван постигать смысл церковных таинств и их значение для достижения спасения".
Что же такое "таинство"?
Есть два слова для обозначения этого термина: греческое – mysterion и латинское – sacramentum. Латинский термин первоначально означал присягу на верность, которую приносили римские воины, а в юридической сфере – денежный залог, внесенный спорящими сторонами. Содержание греческого термина, близкого к церковно-славянскому слову "таинство", гораздо богаче и глубже. Однако, как заметил митрополит Диоклийский Каллист, "это слово 37 раз встречается в Новом Завете и нигде оно не обозначает литургический обряд. Кроме того, в Новом Завете "тайна" не имеет того смысла, который предполагается современным употреблением слова – неразрешенная загадка, головоломка или секрет. Наоборот... тайна – это нечто открытое нашему пониманию, но никогда не открываемое полностью, до конца, поскольку она уходит в бездонные глубины Божии". Профессор архимандрит Ианнуарий (Ивлиев) в своем докладе привел различные варианты использования слова "тайна" в Священном Писании, подчеркивая, что "библейское понятие "тайны" принципиально связано с сотериологией: Новый Завет исповедует, что откровение тайны спасения явлено в Самом Спасителе, "Который сделался для нас... освящением" (1 Кор. 1: 30)... И поэтому Церковь являет собою тайны единения Спасителя с Его Церковью (см.: Еф. 5: 32). Апостол Павел изображает это единение в традиционном и наглядном образе Церкви как тела Христова (см. в посланиях: Рим., 1 Кор., Еф., Кол.)". Поэтому спасительные замыслы, или "тайны", Божии в Новом Завете реализуются в Церкви, которая сама становится "видимым таинством". Освящающий Христос – воплощенная "тайна" (ср.: 1 Тим. 3: 16) – присутствует в Церкви, с которой составляет единое целое ("тело"), потому ей принадлежит действие освящения, совершаемое через церковные священнодействия, названные впоследствии "таинствами" (sacramenta).
В наше время принято перечислять семь таинств Церкви: крещение, миропомазание, покаяние, евхаристия, елеосвящение, священство и таинство брака. Однако в разные периоды к таинствам могли причислять и освящение престола (св. Николай Кавасила), и погребение, и монашеский постриг (Дионисий Ареопагит), и освящение храма как распространение миропомазания, и великое освящение воды как распространение крещения (монах Иов, ХIII в.). С другой стороны, отцы более раннего периода – св. Кирилл Иерусалимский, св. Амвросий, св. Кирилл Александрийский – говорят о трех главных таинствах: крещении, миропомазании и евхаристии, а св. Иоанн Дамаскин – о двух: крещении и евхаристии. В ХII веке у Петра Ломбардского и других западных схоластов складывается представление о семи таинствах, которое со временем стало употребительным и на Востоке вплоть до сего дня. Но, как отметил митрополит Каллист, "представление о семи таинствах никогда не имело строго догматического значения в православном учении, но было принято, в основном, в силу удобства для преподавания". Выдающийся богослов ХХ века архимандрит Иустин (Попович) в свое время писал: "Все в Церкви есть святое таинство... Нет числа святым таинствам в Церкви Христовой, в этой объемлющей небо и землю великой и святой тайне Богочеловека. В ней каждое "Господи, помилуй" есть святое таинство, и каждая покаянная слеза, и каждый молитвенный вздох, и вопль о грехах". Более того, заметил заслуженный профессор М.С. Иванов, на Востоке "и таинства, и тайнодействия, и обряды носили общее название "священнодействий" или "чинопоследований"... И дело не только и не столько в том, сколько таинств существует в Церкви... Проблема заключается в другом: в том, чтобы обратить внимание на сущность таинства и на его связь с тайной Спасения, а не рассматривать его лишь как инструментальную причину освящения". Ведь "в наш потребительский век такие акты всё чаще начинают носить потребительский характер. Человек, желающий удовлетворить свои религиозные потребности, "заказывает" то или иное таинство, а священник, его совершающий, становится "исполнителем" этого заказа. В результате таинства превращаются в "требы"".
Рассматривая вопрос о том, кто "совершает" таинства, докладчики отметили, что, согласно святоотеческому преданию, "совершителем" всегда является Сам Христос. Потому в практике Православной Церкви священнослужитель в ответственные моменты священнодействия никогда не употребляет местоимение "я", но возглашает: "Крещается раб Божий...", "Божественная благодать... пророчествует благоговейнейшего иподиакона (имярек) в диакона". "Время сотворити (действовать) Господу", – прежде начала литургии обращается диакон к священнику. За самой же литургией мы исповедуем Христа Бога как ее "Совершителя": "Ты бо еси Приносяй и Приносимый, и Приемляй и Раздаваемый". "Христос посреди нас", – приветствуют друг друга священнослужители.
Все церковные таинства имеют двойную природу – видимую и невидимую, внешную и внутренную. Поскольку Христос воспринял материальную плоть с человеческой душой и плоть стала проводником Духа, в таинствах Церкви видимые предметы – вода (в крещении), хлеб и вино (в евхаристии), елей (в елеосвящении) становятся также проводниками Духа Святого.
Среди всех таинств Церкви центральным является евхаристия, в которой хлеб и вино действием Святого Духа прелагаются в истинные тело и кровь Господа Иисуса Христа, причащаясь которых, верующие теснейшим образом соединяются со Христом и во Христе – друг с другом. Другие же таинства можно рассматривать или как путь к евхаристии (крещение и миропомазание), или приуготовлнием к ней (покаяние, елеосвящение), или условием ее совершения (священство и даже брак). "При таком подходе, – заметил в своем выступлении митрополит Филарет, – евхаристия – это не столько одно из таинств Церкви, сколько таинство самой Церкви". Евхаристия, таким образом, есть вхождение в тайну Искупления, актуализация в верующих Искупления, совершенного Господом Иисусом Христом. "Без евхаристии, – подчеркнул архиепископ Тихвинский Константин, – Искупление остается нереализованным".
Уже у ранних церковных писателей, например у мч. Иустина, евхаристия называется "врачевством бессмертия" (ср.: Ин. 6: 53-54). Причащение соединяет со Христом и делает человека наследником воскресения. "Подобно тому, как зерно падает в землю и истлевает, а затем из него вырастает колос, и в нем – зерна, из которых мы печем хлеб, который в евхаристии становится плотью и кровью Христа, так и наши тела, насыщенные нетленной пищей – телом и кровью Сына Божия, хотя и погребенные в землю, будут изведены из земли Духом Божиим в вечную жизнь" – писал св. Ириней Лионский.
В истории христианского богословия евхаристия не раз была предметом догматических споров. Святые мужи защищали ее от нападок гностиков, докетов и несториан. Евхаристия была одним из аспектов полемики в период иконоборчества. Споры вокруг хлеба для евхаристии (пресный или квасной) были одним из аргументов при отпадении Римско-Католической Церкви от Православия в ХI веке. В Византии XII века велась полемика о том, какому телу Христа евхаристия соответствует – до Воскресения или после, Кому приносится евхаристическая жертва. Важность евхаристии всегда заставляла Церковь быть особенно чувствительной к разногласиям в этой области, так как от перемены восприятия каждого из аспектов евхаристии могли меняться и пути ко спасению членов Церкви.
Как же описывалась евхаристия на протяжении истории?
На конференции был многоразличный спектр докладов, освещающих воззрения церковных авторов разных эпох по различным предметам учения о таинстве таинств Церкви. Естественно, каждый из выступавших концентрировал внимание на своем предмете исследования.
Анализируя труды мужей апостольских, епископ Афанасий (Евтич) заметил, что в древности, по словам сщмч. Иринея Лионского, в богословском и церковном познании Церковь отождествлялась с верой и евхаристией: "Наша вера согласна с евхаристией, и евхаристия подтверждает нашу веру". В творениях апостольских учеников и общественные службы (по-греч. – литургии), и первоначальная организация, структура христианской общины, проистекали из состава литургического собрания. "Говоря современным языком, все "поставления" – избрание и рукоположение – совершаются в евхаристии как собрании и проявлении Церкви". Это объясняет наименования служителей Церкви, которые дают отцы: св. Иустин – предстоятели и диаконы; св. Климент Римский – пресвитеры-старейшие-старейшины. По св. Иринею, первые, или предстоятели, общины от Бога Христа и апостолов получили "наследие епископства", "службу епископства". Так различия между членами общества верующих проявились прежде всего в различном их участии в общем служении – литургии.
Богословие евхаристии в творениях свт. Кирилла Александрийского представил протоиерей Иоанн Макгакин. В его докладе, посвященном евхаристическому аспекту полемики с Несторием, приводятся многочисленные цитаты из сочинений свт. Кирилла. Среди ключевых мыслей святителя сделан акцент на Боговоплощении, через которое совершается спасение человечества: "Мы воспринимаем то, что является не просто плотью (избави Боже!) или плотью человека, которая освятилась его связью со Словом неким подобием соединения в чести или через обладание неким Божественным пребыванием. Мы воспринимаем собственную и истинно животворящую плоть Самого Бога Слова. Как Бог, Он есть Жизнь по природе, и поскольку Он стал Одним со Своей собственной плотью, Он и ее провозгласил животворящей... мы не должны думать, что эта плоть принадлежит человеку, подобному нам... но что она стала личной собственностью Того, Кто ради нас стал и назвался Сыном Человеческим".
Анализируя труды великих каппадокийцев, П.Б. Михайлов привел следующую мысль свт. Григория Нисского об "обожении" человека через участие в евхаристии: "Как, по слову апостола, "малая закваска квасит все тесто" (1 Кор. 5: 6), так и тело, которому Богом даровано бессмертие, входя в наше тело, целое изменяет и превращает в Себя. В этом и состоит конечная цель причастия – Бог для того соединился с бренным естеством, чтобы человечество обожилось благодаря общению с Божеством". Говоря о практике причащения, Михайлов сослался на такое наставление свт. Василия Великого: "Хорошо и весьма полезно причащаться святых тела и крови Христовых каждый день... ибо быть постоянно причастным жизни означает не что иное, как жить всей полнотой (жизни)". О себе каппадокийский святитель говорил, что причащается четыре раза в неделю – в воскресенье, среду, пятницу, субботу, а также и в другие дни, когда отмечается память какого-либо святого. Тот же святитель свидетельствует, что во времена гонений, при отсутствии священнослужителей, простой мирянин мог принимать причастие в свои руки. Так в древности поступали и монахи, хранившие причастие в своих домах. Однако Михайлов, суммируя высказывания свт. Василия Великого, замечает, что "это обыкновение все-таки было не нормой". Докладчик также привел много высказываний святителя относительно должной подготовки к причащению. "Приступать к таинству следует в чистоте, страхе Божием и любви Христовой, быть святым и непорочным... очиститься от всякого рода нечистоты душевной и телесной... деятельно явить воспоминание об искуплении, совершенном Спасителем, то есть не оказаться бесплодным, бессмысленным и бесполезным... Причастник должен умереть для греха, для мира и для самого себя, а ожить во Христе Иисусе Господе нашем". Таинство должно сопровождаться доброделанием, а завершаться песнословием Господа. В деле спасения внутренняя жизнь христианина погружена в жизнь литургическую.
Через много столетий после каппадокийцев прп. Симеон Новый Богослов писал: "Без слез никогда не причащайся". Другой особенностью благочестия св. Симеона было утверждение о необходимости причащаться "с созерцанием и сознанием".
Сравнивая эти и другие утверждения преподобного X-XI столетия со многими более древними отцами, архиепископ Венский и Австрийский Иларион сделал вывод: "Причащаться можно ежедневно или еженедельно, несколько раз в неделю или несколько раз в месяц. Причастие не должно быть редким событием в жизни верующего, но должно составлять стержень его духовной жизни". С опорой на слова свт. Иоанна Златоуста – "Кого нам одобрить? Тех ли, которые причащаются однажды, или тех, которые часто, или тех, которые редко?.. Ни тех, ни других, ни третьих, но причащающихся с чистой совестью, с чистым сердцем, с безукоризненною жизнью" – владыка резюмирует: "Достойным делает человека не время, употребленное на подготовку к причастию, а образ жизни, который он ведет. Недостойным причастия бывает не тот, кто часто причащается, но тот, чья жизнь не соответствует величию и святости тела и крови Христовых".
Католический профессор Роберт Тафт рассмотрели некоторые стороны развития анафор святителей Василия Великого и Иоанна Златоуста.
Роберт Тафт, применив новые методы компьютерной обработки (с использованием программы TLG), продемонстрировал, что анафора Златоуста является поздней редакцией не сохранившейся греческой анафоры апостолов. Проводя сравнения с "Сирийской анафорой апостолов I", исследуя тексты гомилий и поучений Иоанна Златоуста, профессор нашел ряд интерполяций, сделанных святителем в тексте анафоры. В частности, это расширение "Ты бо еси Бог Неизреченен, Недоведом, Невидим, Непостижим", выражение "благодеяния ихже вемы и ихже не вемы", выражение "причастие Святаго Духа". "Последнее выражение может являться доказательством сильного воздействия на византийскую литургию и ее богословие Троичного догмата и пневматологии, что произошло в ответ на ересь второй половины IV века. Этот акцент на тринитарном аспекте, – делает выводы Роберт Тафт, – остается отличительной чертой византийского литургического богословия до сего дня".
Анализируя литературную структуру евхаристической молитвы, профессор Чезаре Джираудо предполагает, что в древней анафоре Аддаи и Мари, в которой отсутствуют слова, произнесенные Господом, наблюдается зачаточное состояние "установительных слов", постепенно развившихся в некотором количестве сирийских анафор (которые ранее считались неполными и "аномальными"). Это позволяет сделать вывод, что в этой анафоре "все элементы (а именно, точные аллюзии на евхаристическое таинство, разбросанные эвхологически) составляют установительные евхаристические квази-слова". Понятие квази-речи с целью описания зачаточного состояния установительных слов было взято в качестве "официального комментария" к римскому документу "Критерии допуска к евхаристии между Халкидонской Церковью и Восточной Ассирийской Церковью".
Со своей стороны профессор священник Олег Давыденков в контексте богословского диалога между Православной Церковью и Ориентальными Церквами выдвинул целый ряд вопросов. Каким образом нехалкидониты, отвергая понятия "обожения" и "освящения", представляют себе сотериологическое измерение евхаристии? Как они понимают связь между евхаристией и Церковью? Как ими мыслится способ трансляции совершившегося во Христе спасения тем, кто стремится его обрести? К этим вопросам подводит близость в сотериологическом отношении монофизитства с несторианством. Но, как писал протоиерей Георгий Флоровский, "спасение для Нестория исчерпывалось моральным, волевым, а не онтологическим соединением человека с Богом, – своеобразным нравственным согласованием человека с Богом. И об обожении как религиозном идеале Несторий не мог и не решался говорить".
Еще несколько докладов на конференции были специально посвящены догматическим спорам, связанным с евхаристией.
Так, игумен Дионисий (Шлёнов) рассматривал полемику XI века об опресноках. В спорах греков с латинянами столкнулись различные понимания "закваски как греха" и "закваски как добродетели", "закваски как неполноты" и "закваски как полноты". Для латинских полемистов была неприемлемой идея о том, что закваска, будучи живым организмом, означает жизнь. Греческий символизм представлялся им поводом для обвинения греков в учении об одушевленности материи. Византиец же прп. Никита Стифат, не будучи догматистом, понимал закваску и как душу человечества, воспринятого Христом, и как Святой Дух, и как аскетическую жизнь по Богу. В отличие от мистического восточного писателя, кардинал Гумберт мыслил более прагматично. Так что, по мнению докладчика, "в его полемике со Стифатом нет никакого стремления противопоставить символическому богословию византийцев какое-либо аналогичное объяснение опресноков".
Характеризуя споры о евхаристии в Византии XII века, П.В. Ермилов описал различные подходы к пониманию соотнесения евхаристии и Голгофской жертвы. Разрешение этой антиномии находится у св. Николая Кавасилы: не хлеб приносится в жертву, и не тело Христово, а хлеб прелагается в принесенное в жертву тело Христово. Как говорит Кавасила, жертва совершается ни до освящения, ни после, а в самом освящении. То есть "во время евхаристии не происходит заклания Христа, но преложение хлеба в Его закланное тело. И хотя это преложение совершается ежедневно и повсюду, но то, во что прелагается, пребывает единым и неизменным, святым и нетленным телом Христа Спасителя, единожды закланным и навсегда".
Из учения о евхаристии Николая Кавасилы и Симеона Солунского можно заключить, что евхаристическая жертва есть то же, что и жертва Христа на Кресте. Принесенный хлеб претворяется в единожды принесенное в жертву тело Христово. Как заметил в своем выступлении профессор архимандрит Иов (Геча), "евхаристия является жертвоприношением не потому, что Христос снова приносится в жертву, но потому, что то же самое тело и та же самая кровь, единожды принесенные в жертву, присутствуют после претворения в дарах". Через евхаристическую жертву все тело Церкви, состоящее не только из живых, но и мертвых и святых, участвует в Божественной славе.
* * *
Конечно, описать все выступления прошедшей конференции "Православное учение о церковных таинствах" в одном обзоре невозможно. Отдельного повествования застуживают секции о крещении и миропомазании, священстве, таинстве брака. Безусловно, подобные встречи ученых и богословов – это серьезный вклад в отечественную академическую науку.
Однако остаются открытыми практические вопросы, поднятые в последний день работы форума. Каково должно быть приготовление в случае частого причащения? Какое сокрушение требуется от кающегося? Как должна строиться детская исповедь? Что понимать под общей исповедью? Каковы должны быть нормы применения епитимийных правил в жизни современной Церкви? Как соблюсти баланс между младостарчеством и непослушанием?
Была также отмечена важность обязательного духовного образования для всех кандидатов в священники. Было подчеркнуто право епархиального архиерея регламентировать нормы катехизации перед крещением применимо к особенностям епархии и даже к особенностям отдельных приходов.
Остался также открытым вопрос о различных формах принятия в Православную Церковь приходящих из других конфессий и расколов, богословие и практика которых значительно изменились за истекший ХХ век. Но этот аспект – предмет других дискуссий, которым предстоит рассмотреть острый экклезиологический вопрос о границах Церкви.
Источник: Православие. Ру
