Ищите добра...

Братья, вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпеливы ко всем. Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло, но всегда ищите добра и друг другу и всем. [1 Фес.5:14-15]

Существует в столице такая специальная комиссия – полное ее название Комиссия по церковной социальной деятельности при Епархиальном совете города Москва. Или, проще говоря, "комиссия по делам милосердия". С первого взгляда кажется, что есть в этом что-то странное, если милосердие – это любовь к ближнему, то, как же может быть особая структура, которая этой самой любовью к ближним заправляет? На этот вопрос отвечает Председатель комиссии, протоиерей Аркадий Шатов.

Председатель Комиссии, протоиерей Аркадий Шатов: Мы же люди грешные, нам же трудно любить друг друга, трудно любить тех, кто нам не нравится по каким-то причинам. Если бы мы всех любили... В Раю, наверное, такая комиссия будет не нужна. А на земле, где мы призваны к исполнению этой заповеди, где мы знаем о ней и мы её не исполняем, такая комиссия очень нужна.

Да, такая комиссия необходима в современном мире, где каждый спешит по своим делам, не замечая тех, кто рядом, не обращая внимания на чужие несчастья и горечи... Чужую радость мы не умеем разделить, а куда уж – делить с кем-то его личную беду... И те, кому не к кому обратиться, звонят сюда, в Комиссию, находящуюся на территории Первой градской больницы. Здесь эти просьбы собирают, рассматривают и ищут способы помочь.

На самом деле, подобные структуры – явление не новое. Издавна при церквях создавались попечительские советы и сестричества.

Протоиерей Аркадий Шатов: Подобные структуры были в Русской Православной Церкви. Они занимались в основном помощью категориям людей, которым больше других необходимы любовь и забота, – инвалидам, брошенным детям, одиноким старикам, заключенным, алкоголикам. То есть тем людям, любить которых трудно, любить которых попросту некому. У людей, живущих в семье, есть любовь, их эта любовь объединяет. А есть люди, которые выпадают из семейной жизни, от которых отказываются дети или, наоборот, родители отказались от детей. Этим людям нужно больше любви, чем обычным, и этих людей любить труднее. Легко любить родного тебе по крови человека, близкого тебе, но трудно любить бездомного, который не похож на других, которого за человека вовсе не считают, трудно любить ребёнка-инвалида, который изуродован своей болезнью. Поэтому, наверное, нужны какие-то специальные структуры, которые напоминают, что есть такие люди на земле.

В советское время заботу об обездоленных на себя взяла власть, а Церкви было запрещено заниматься социальным служением. Попытки сразу же пресекались, хотя, конечно, верующие старались по возможности помогать, но организованной помощи не было. И лишь в 80-90-е годы прошлого века при Церкви вновь стали появляться попечительские советы и комиссии.

В Комиссии по церковной социальной деятельности есть постоянные сотрудники, а есть добровольцы. То есть люди, которые безвозмездно в свое свободное время делятся своей любовью с теми, кому ее не хватает в этом мире. Волонтерская служба появилась при комиссии не так давно, и сначала желающих помогать нуждающимся было не так уж много. Сегодня добровольцев, которые работают именно по просьбам, приходящим в комиссию, более трехсот пятидесяти. Марина Васильева – координатор. Сама она пришла сюда полтора года назад. Ей просто хотелось кому-то помогать, но другие организации почему-то не очень ей подошли. Характер у нее такой – не хочется тратить время просто так, спешит она успеть побольше сделать. И даже при нашей встрече эта улыбчивая девушка говорила эмоционально и быстро, старясь рассказать побольше.

Марина Васильева (координатор добровольцев): Я пробовала участвовать в разных московских подобных движениях, но мне везде не хватало серьезности. Всё-таки везде это было не главным делом, а скорее, таким неплохим общим занятием. У меня такой склад характера, что я не могу проводить время без какого-то занятия, ну, там, в разговорах, например, – мне всё время нужно делать что-то полезное. Потому что, если ездить к детям сиротам, то для меня это значит надо ездить каждую неделю, строго. А там получалось: сейчас поедем, через неделю – вряд ли, через две – может быть, через три – если соберемся, через четыре – да надо бы уже конечно. Мне так тяжело и непонятно. И получилось, что я стала еще что-то такое искать. Я зашла на сайт Милосердие.ru, смотрю – сверху табличка с надписью: "Хотите предложить помощь?" Ну, подумала я, наверное, я могу предложить, и написала, мол, возьмите меня, пристройте меня!

И Марину пристроили. Она помнит почти всех, кому каким-то образом оказывала помощь за эти полтора года, и каждый из них, говорит она, по-своему дорог. Но, наверное, именно первый раз, когда она пошла к незнакомому человеку, чтобы поделиться с ним своей добротой, запал в сердце сильнее других.

Марина Васильева: Парень четырнадцати лет с очень сильными ожогами попал в НИИ Склифосовского. У него были и мама, и сестра, и ещё какие-то родственники, но там семья была неблагополучная, и, несмотря на все звонки со стороны заведующего отделением, где лежал мальчик, к нему никто не приходил. Мальчишка был действительно с очень сильными ожогами, и к тому же очень худой, истощенный. И просьба со стороны медперсонала была такая, чтобы к нему кто-то приходил, приносил еду, может быть, общался, потому что ему, разумеется, было тяжело, одиноко и больно. Я приезжала туда через день, с кем-то чередовалась, и мы привозили ему еду. И через какое-то время, и к его, и к нашей радости, к парню стала приезжать его мама, и постепенно она взяла заботу о нём на себя.

Тот, кто делает добро другому, делает больше всего добра самому себе – не в том смысле, что ему будет за это награда, а в том, что сознание сделанного добра дает уже большую радость. (Сенека Луций Анней)

Когда один раз ощутишь эту радость, что помог человеку, что сделал для него небольшое, но важное дело, очень сложно отказать себе еще раз испытать подобное чувство. И дело здесь, совсем не в благодарности, которую услышишь, как раз благодарности-то ждать и не надо.

Марина Васильева: Надо просто понять, и мы стараемся сразу говорить добровольцам на первой же встрече: вы приходите помогать, и вы приходите сюда для себя – поэтому не ждите благодарности. Очень часто там, где люди ждут благодарности, они её не получают. И, наоборот, там, где её не ждут, она приходит. Например, когда идут помогать пожилым людям, думают: вот там ждёт бабушка в белом платочке, я ей сейчас что-нибудь сделаю, она будет меня обнимать и целовать да приговаривать: "какой ты хороший, приходи ко мне ещё, ничего не делай, цветочки только поливай..." Человек приходит, а бабушка лежит – ей давно плохо и больно, ей одиноко, у неё свои "заморочки" и болячки, и ей вовсе не до "поползновений" добровольцев. Она, конечно, принимает все его добрые дела, и в глубине души испытывает благодарность, но выразить она её не может. Доброволец уходит с ощущением, что как-то всё не так: бабушка совсем не в белом платочке, а вместо того, чтобы цветочки поливать, приходится памперсы менять. А другой волонтёр приходит в детский дом для детей-инвалидов. Ему говорят: детки лежачие, не разговаривают, может быть, кто-то умеет сидеть, может быть, кто-то умеет кушать сам ложечкой. Естественно, человек идет туда, понимая – какая там благодарность? Он приходит, не ожидая ничего в ответ. И вдруг в какой-то момент он подходит к ребенку, а ребёнок так радостно хватает его за руку и так её пожимает, что человек понимает: выше этого ничего просто быть не может!

Даже не ожидая никакой награды и благодарности, волонтеры часто проявляют слишком много рвения, и вот тогда координаторы помимо своих основных обязанностей – распределить просьбы по добровольцам – должны также еще и останавливать слишком старательных.

Марина Васильева: Это такой частый случай, особенно у молодежи, – поначалу хочется всё. Вот, к примеру, приходит девушка или молодой человек и так робко говорит: "я хочу помогать какой-нибудь бабушке – раз в неделю, по нескольку часов". Ему поручают бабушку, говорят: она в тяжелом состоянии, она не может сама себе приготовить поесть, ей трудно, ей и поговорить-то не с кем: все друзья умерли, рядом только телевизор – просто вакуум какой-то вокруг неё. И вот доброволец начинает ходить, и он проникается такой жалостью к своей подопечной, что забывает про себя. Вот тут его надо остановить, потому что, если так пойдёт, он выгорит через месяц, и никому потом вообще не будет помогать. Он устанет, он сорвет себе спину или еще что, только из-за того, что ему ее очень жалко и очень хочется помочь. Это хорошее чувство, но надо тоже как-то себя контролировать в этом плане.

Помимо этого, координаторы и добровольцы объясняют каждому новому человеку, что это за помощь, какая она, пытаются подобрать именно ту форму, которая будет для него приемлема. Сперва большинство добровольцев хотели помогать сиротам, потому что ничего не знали о других группах нуждающихся. Сегодня многие, приходя, сразу изъявляют желание помогать одиноким старичкам или инвалидам. На самом деле, нуждающихся очень много, все они очень разные: кому-то необходимо уделять много времени, и к таким подопечным ездит сразу несколько добровольцев, к кому-то надо съездить один раз в неделю. Все это распределяется, а для тех, кому нужна медицинская или какая-то другая помощь, которую не в состоянии оказывать волонтеры, добровольцы вместе с сотрудниками комиссии пытаются найти решения проблем.

Марина Васильева: У нас был такой случай: в Восточном округе женщина, лежачая больная – у неё инсулинозависимый диабет. Она должна постоянно сама себе делать уколы, и ей обязательно нужно после каждого укола есть. Как мы можем ее оставить? Мы ведь понимаем, она сделает себе укол, и, если ее никто после этого не покормит, она просто умрет. И к ней ходили семь человек – каждый день разные люди. Это тяжело для добровольцев, потому что изначально такие просьбы для нас не главные, мы не можем концентрироваться на них: мы добровольцы, у нас у всех, на самом деле, не так много времени, но человека мы бросить не можем. И мы стараемся сделать всё возможное: подключаем патронажные службы, пытаемся найти ещё какие-то варианты, отправить человека к его родственникам, помогаем перевезти. Иногда находится человек, который говорит: "я живу рядом и буду ухаживать". Мы пытаемся найти какие-то пути, потому что добровольцы не могут ходить к больному всё время – 7 дней в неделю, 365 дней в году, но на какой-то период, пока мы не решили проблему, они ходят постоянно. Вот и получается, что у нас добровольцы "мигрируют" – сегодня здесь помогают, завтра они куда-то еще перешли, потом отдохнули...

"Наш отдых – это смена деятельности", – смеется Марина. "Добровольцы" – смысл заключен в самом этом слове: никто никого не заставляет, каждый делает столько, сколько может, по своей собственной воле. Главное, захотеть. И не какого-то подвига, а просто маленького доброго дела.

Через малое, легко совершаемое дело, человек привыкает к добру и начинает ему служить от сердца, искренно, и через это входит в атмосферу добра, пускает корни своей жизни в новую почву, почву добра. Корни жизни человеческой легко приспособляются к этой почве добра, и вскоре уже не могут без нее жить... Так спасается человек: – от малого происходит великое. (Архиепископ Иоанн Сан-Францисский)

Некоторых людей, вроде бы и желающих сделать доброе дело, пугает, что добровольцы работают именно с комиссией при Церкви. "Я же не верующий"... "Ну я верующая, но в душе, в храм особо не хожу, ну только если на праздник"... Ходить в храм добровольцев никто не заставляет, и на еженедельные молебны об умножении любви, которые происходят в Храме святого благоверного царевича Димитрия при Первой градской клинической больнице по четвергам тоже никто никого силком не тащит. Председатель Епархиальной комиссии отец Аркадий Шатов говорит, что многих добровольцев он видел только на первой встрече.

Протоиерей Аркадий Шатов: Многие добровольцы не приходят к нам в храм – с ними общаются по телефону. Они один раз приходят, изъявляют свое желание помогать, получают на это благословение, и потом уже здесь не появляются, они общаются со своим координатором. Иногда даже координатор их не видит, связывается с ними только по телефону. Ведь чтобы собирать добровольцев, нужно дополнительное время. А они стараются заниматься своим прямым делом – помогать другим людям.

Координатор добровольцев Марина Васильева рассказывает, что среди волонтеров есть и неверующие, но многие из них постепенно начинают интересоваться церковной жизнью.

Марина Васильева: У нас есть люди неверующие, и мы не ставим это преградой. Если человек хочет делать добро, то пусть делает. А для православных у нас есть какие-то еще мероприятия: проходит еженедельный молебен, в котором могут участвовать все желающие, раз в две недели у нас бывают беседы по Ветхому Завету. И на эти беседы приходят в основном люди неверующие, но которым это интересно, которые находятся на перепутье: они чувствуют, что какая-то потребность у них появилась, они стали задумываться над чем-то. И, конечно, очень радостно, когда кто-то из добровольцев обращается и говорит, например: "Марина, ты знаешь, я только-только пришла в храм, я бы хотела попасть на исповедь, подскажи – как...?" Мы не ставим никаких ограничений, мы не заставляем никого ходить в храм – это выбор каждого человека. Но если мы видим, что кто-то хочет, и просто, может быть, не знает, что делать, то мы стараемся помочь.

И возможно, что люди стремятся в Церковь именно потому, что видят чудеса, которые может сотворить настоящая бескорыстная любовь к ближнему. Об одном из таких чудес, запомнившемся ему еще с первых дней существования Комиссии, вспоминает отец Аркадий.

Протоиерей Аркадий Шатов: Однажды к нам обратилась женщина из Австрии. Её муж был очень богатым адвокатом, и она была состоятельным человеком и помогала здесь, в России, различным учреждениям. Однажды она увидела по австрийскому телевидению репортаж о женщине, которая лежала на одном из московских вокзалов со сломанной ногой, без документов, и которой совершенно не на что было надеяться. Это была, как говорили раньше, "лимитчица", она приехала в Москву из другого региона, поступила на какую-то фабрику, но фабрику эту закрыли, женщина оказалась на улице, сломала ногу и лежала на вокзале, потому что ей попросту некуда было деться, никто ей не мог помочь. Ее показали по австрийскому телевидению, и на вопрос корреспондента, на что она надеется, она сказала, что ей остаётся надеяться только на Бога, хотя она была человек неверующий, нецерковный. Но она так сказала, потому что так часто говорят. А наша знакомая из Австрии, Дорис, была очень верующая, и, услышав это, решила помочь. Друзья Дорис в России нашли эту женщину на вокзале, сделали ей документы, привезли её в Первую градскую больницу, попросили нас, чтобы мы за ней ухаживали. Они давали деньги на фрукты, на одежду. Дорис хотела вывезти её за границу, хотела купить ей квартиру в Москве. Но наша Лена, так звали нашу подопечную, за это время приобрела какие-то изменения в своем характере. Она же была человеком бездомным, "бомжем", попросту говоря, а эти люди очень трудно социализируются, трудно возвращаются к нормальной жизни. В больнице она начала пить, встречаться с какими-то мужчинами, а потом сбежала с одним из них. Дорис очень расстроилась и каждый день молилась Божьей Матери, чтобы Лена нашлась. Она даже наняла сыскное агентство, но следы Лены потерялись. Однажды Дорис приехала к нам в больницу и попросила показать ей наш приемный покой. Мы с ней пошли по приемному покою – а это было начало 90-х, около дверей лежал какой-то бездомный, которого выкинули из больницы, и ситуация такая была нехорошая... Мы зашли в больницу, показали, где что находится, и в это время на каталке подвезли какого-то человека, побритого налысо. И этот человек как-то странно на меня смотрел – Дорис в это время отошла в сторону – и вдруг сказал: "Вы меня не узнаете?" И в этом человеке я узнаю эту самую Лену, которую опять где-то подобрали и привезли в больницу. Я кричу: "Дорис! Это Лена!" Дорис бросилась её обнимать, целовать, ей говорят: "осторожно, у неё вши, чесотка", но Дорис ни на что не обращала внимания, она была так рада, что нашло свою Лену. Лену положили к нам в больницу, в отделение терапии. Дорис решила опять помогать. Но, к сожалению, Лена была уже очень серьезно больна, и она успела исповедаться, потом потеряла сознание и вскоре умерла. Вот такой случай, который говорит о том, что настоящая любовь и забота о человеке совершают чудеса: ведь вероятность того, что Дорис, однажды зайдя в наш приемный покой, встретила бы там эту самую Лену, была равна нулю! Но, тем не менее, это случилось.

Кто-то, услышав эту удивительную историю, скажет: "Легко творить чудеса, когда есть для этого средства. А что могу я?" Много что. В Комиссию часто приходят люди, готовые отдать последнее, услышав о чужой беде. А очень занятые люди находят пару часов в неделю, чтобы погулять с сиротой или заехать к лежачему больному и просто поговорить с ним, кто-то находит время для того, чтобы поговорить по телефону с одиноким человеком, кто-то – для того, чтобы связать носочки для ребятишек из дома ребенка или в праздник съездить в больницу и поздравить пациентов. Маленькое доброе дело доступно каждому, уверены добровольцы.

Марина Васильева: Можно ходить раз в две недели на два часа. Ну что такое два часа в двух неделях, да? А это огромная польза. Например, дети-инвалиды в сиротских учреждениях не выходят на улицу по нескольку лет, а иногда и за всю свою жизнь им ни разу не удастся побывать на улице. Если не придут добровольцы и не погуляют с ними. Два часа погулять – это не очень сложно, но зато ты будешь знать, что этот ребенок вышел на улицу, увидел небо, узнал, какая бывает весна. Он вдохнул эту радость и красоту, которая нас окружает, и это принес ему ты.

Начни сперва думать о том, чтобы сделать добро, потом подумай, как его совершить, а потом начни его совершать. Добро есть светильник, он согревает и озаряет твою жизнь и жизнь людей вокруг Добро есть самое важное дело в жизни. Послушай Бога и твою совесть. Полюби добро, пока не поздно. (Архиепископ Иоанн Сан-Францисский)