"Традиционный русский протестантизм сегодня". Круглый стол в редакции интернет-портала "Религия и СМИ"

21 апреля состоялся круглый стол, организованный Интернет-порталом "Религия и СМИ" и Гильдией религиозной журналистики МедиаСоюза.

Участники:
Александр Сергеевич Зайченко, профессор экономики
Владимир Самбонович Ли, кандидат биологических наук, магистр теологии
Александр Васильевич Федичкин, музыковед
Александр Иванович Кырлежев, главный редактор интернет-портала "Религия и СМИ"
Александр Владимирович Щипков, кандидат философских наук, председатель Гильдии религиозной журналистики МедиаСоюза, руководитель проекта Справочно-информационный портал "Религия и СМИ"

А. Щипков: О русском протестантизме говорят немного, пишут ещё меньше. На мой взгляд, это происходит вследствие непонимания того факта, что в России протестантизм – есть, что это – русский протестантизм, что, хотим мы или не хотим, но он играет свою собственную роль в политике, что протестантизм нужно не притеснять, а использовать на пользу обществу и государству.

Сложность изучения русского протестантизма и взаимодействия с ним заключается в том, что он неоднороден и представляет собой совокупность нескольких тысяч братских и одновременно конкурирующих общин. Вероучения этих общин порой сильно разнятся. Разнятся и их отношения к обществу и государству. Одни склонны к социальной деятельности и экуменизму, другие – к мистической погруженности и антиэкуменизму. К слову сказать, православные борцы с экуменизмом выглядят просто детьми в сравнении с настоящими антиэкуменистами, воспитанными в среде русского протестантизма. Здесь и твердость, не знающая компромиссов, и внятные богословские обоснования, и конкретные действия: католика или православного просто не пустят на порог молитвенного дома... Но, разумеется, я говорю это о радикалах и фундаменталистах – тех самых фундаменталистах, которые строили свою жизнь только на фундаменте Слова Божьего.

В Интернете можно найти сотни протестантских сайтов, но все они предназначены для внутреннего пользования. Так же, как и газеты. С одной стороны, у них не очень высок профессиональный уровень, с другой стороны, они находятся под жестким диктатом пасторов, потому что все протестантские издания принадлежат той или иной церкви. Таким образом, журналист, решивший вставить в свою статью пару абзацев про баптистов или методистов, сталкивается с полным отсутствием информации.

Это одна сторона проблемы. Другая состоит в том, что сами русские протестанты практически не пишут о себе. Пόлки протестантских библиотек заняты исключительно переводной апологетической литературой. Желание преодолеть эту ситуацию и подтолкнуло редакцию интернет-портала "Религия и СМИ" предложить вам, уважаемые коллеги, принять участие в круглом столе, на котором мы могли бы поговорить о русском протестантизме как самостоятельном явлении российской религиозной жизни.

А. Федичкин: Спасибо за приглашение, и позвольте начать с вопроса. Вам, профессионалам в своей сфере, не кажется, что на медийном поле происходит сознательное вытеснение протестантской информации? Возможно её мало, возможно она локальная, мало профессиональная и внутрицерковная, но у нас складывается ощущение, что ведётся специальная, целенаправленная работа по её замалчиванию, вытеснению, по созданию негативного образа протестанта в России. Насколько вам это известно?

А. Кырлежев: Я бы так не сказал. Во-первых, пока в общественном поле люди не присутствуют, не заявляют о себе, то нечего и вытеснять. Если вы считаете, что о вас должно знать общество, вы должны приложить определенные усилия. Православная Церковь в последние годы этим активно занимается. Она создаёт информационные поводы, она заставляет говорить о себе. Вслед за РПЦ в информационное пространство вошли мусульмане. Уже нормально, когда в "Известиях" задают вопросы не только митрополиту Кириллу, но и Талгату Таджуддину. Журналисты уже знают о существовании этих каналов. А с протестантами – нет. Во-вторых, журналисты, которые в светских изданиях пишут о религии, научились подавать православную тему: все лепят одинаковые дежурные сюжеты про батюшек и монастыри, а когда появляется неожиданный поворот, не упускают возможности привлечь внимание к своей публикации. А что такое протестанты? Никто не знает. Нет информации? Предлагайте интересные ходы, какое-то христианское видение. Отсутствие информации о вас ещё не означает, что это заговор молчания.

А. Щипков: Вообще-то мой личный опыт показывает, что протестанты гораздо более закрыты для внешнего общения, чем православные.

А. Зайченко: Этому есть свои объяснения. В силу властных притеснений протестантизм был оттеснён на обочину и стал маргинальным.

А. Щипков: Но ведь 14 лет прошло...

А. Зайченко: Нашу последнюю культурную элиту стёрли в 30-е годы. Она была уничтожена и после этого не была воспроизведена. До этого периода интеллектуальный ресурс элиты российского протестантизма равнялся или даже был выше, чем у элит других основных конфессий России, но он был уничтожен, а позже – власть сознательно делала все, чтобы не дать ему воспроизводиться. Сегодня на местном, региональном и даже федеральном уровнях подчас некому адекватно представлять и защищать интересы общин и отдельных верующих, вступать в развернутую дискуссию с властями, СМИ, другими религиозными и общественными организациями.

А. Щипков: Я говорю о другом – о психологической закрытости. Мне много раз доводилось интервьюировать протестантов: работать с ними гораздо сложнее, чем с православными и даже католиками.

А. Зайченко: А я и говорю о замкнутости, о настороженности к иноверцам и неверующим как психологическом явлении. Гораздо свободней и раскованней в общении с окружающим миром, и в том числе со СМИ, чувствует себя образованный протестантский лидер, с достаточно высоким профессиональным и социальным статусом. С другой стороны, малообразованный пастор будет проявлять не только закрытость, но и неприязнь к любым попыткам окружающих (в его представлении) выявить его низкий общий уровень компетентности. Это – естественная реакция защиты своего авторитета, в том числе перед единоверцами. Защищать его он будет и методами своего небогатого богословского багажа, то есть прибегая к анафемам и ссылкам на происки сатаны. И это общее явление – оно относится ко всем угнетенным конфессиям; достаточно вспомнить многовековую традицию отношения староверов к окружающему миру. В схожих условиях православные и католические лидеры чувствуют себя психологически гораздо комфортнее, за ними – мощь и авторитет признанных в мире церковных структур.

Кроме того, здесь присутствует и страх – вековой и очень недавний страх перед гонениями, которые, по существу, сохраняются и сегодня. Кстати, даже в наше время вслед за выступлениями протестантов или о протестантах в любых СМИ очень часто следуют "оргвыводы" или даже прямые репрессии. Можно привести очень много фактов подобного "служебного" использования публикаций как властями, так и "церковными активистами".

А. Федичкин: Православные в России – часть государственной машины. Иное дело – протестанты, которые находятся в известной оппозиции. Поэтому, когда мы встречаемся с журналистами, мы понимаем, что даём им информацию, которую завтра прочтут наши гонители, и как они её используют, никому неизвестно. Вот, недавно в "Аргументах и фактах" была опубликована статистика о религиозных организациях: протестанты вовсе не упоминались, хотя по количеству общин нас больше, чем мусульман. Мы расцениваем это как процесс замалчивания и вытеснения.

А. Щипков: Могу лишь повторить слова Александра Кырлежева: все зависит от вас самих. Если в обществе вы займете больше места, то и писать о вас будут больше.

А. Федичкин: Для того, чтобы протестанты вышли на реальную работу в обществе, должны произойти изменения в их собственном сознании, потому что одно дело – когда протестанты занимаются евангелизацией, это наш конёк, и совсем иное – работа на общество.

Во-первых, нужно найти мосты к обществу, найти ту базу, которая объединяет христиан в обществе с мирскими людьми. И это серьёзная проблема. Миссионеры, которые приехали с Запада, привезли западную модель. Это относится и к харизматическим церквам, и к пятидесятническим, и к методистским. Они уже давно работают с обществом, у них уже всё понятно, а вот старые российские протестантские конфессии, которые возникли и выросли в России, мучительно переживают трансформацию. Они понимают, что нужно работать в обществе, нужно здесь осваивать тот опыт, который есть у православных, но в один день такое не случается. И поэтому некоторые особенности конституции протестантизма накладывают сегодня отпечаток на все эти процессы.

Во-вторых, мы видим откровенную политическую борьбу двух миров – православного и протестантского. Главное, что успели сделать протестанты, – начать процесс консолидации. И всем стало ясно, что чем больше будут их тревожить, тем быстрее они будут консолидироваться, тем быстрее внутри них пойдут центростремительные процессы. Ограничительные положения закона о свободе совести 1997 года заставили протестантов усиленно работать. Если бы не этот закон, мы ещё долго бы жили себе спокойно, каждый в свой общине. Но закон как бы сказал: "Протестанты всей России – объединяетесь!".

А. Щипков: Нет сомнений, что такие организации, как Союз Сергея Ряховского или ассоциация Игоря Никитина, обязаны своим появлением и укреплением закону 1997 года. И если поначалу они носили характер "зонтичных" союзов для разных церквей, то с годами начали трансформироваться не только в единую церковь, но и в структуру с новым социальным потенциалом. И это – любопытный опыт объединения различных деноминационных групп. Так что "собирание протестантизма" начал тот, кто первым придумал ввести в закон термин "традиционные конфессии".

А. Федичкин: Мы видим во всём этом руку Божию – это с одной стороны. А вот, с другой стороны, идёт иной процесс. В целом, если смотреть шире, старые модели, старые парадигмы советского периода или парадигмы, завезённые к нам из-за рубежа западными миссионерами, исчерпали себя к концу 90-х годов, как в протестантизме, так и в других конфессиях, включая православие. Поэтому всё более и более популярной становится мысль о том, что всему христианству противостоит атеистический мир. Есть общий фронт. Поскольку национальные границы утратили своё значение, то и всё христианство, и шире – вся религия, противостоит сообществу людей, противящихся Богу. А раз так, то во всех конфессиях, наряду с процессом передела собственности, всё-таки идёт и процесс консолидации. И это, пожалуй, главная тенденция, которая отмечена не только в протестантизме, но и во всём российском христианстве. Маятник идёт уже в сторону, обратную христианству. Мы, протестанты, заняты сейчас собиранием сил, осознанием себя: где мы? кто мы? Мы ищем сейчас возможные пути сотрудничества и с православными, и с католиками.

А. Щипков: В середине апреля в Заокской адвентистской академии прошли слушания Социального учения Церкви АСД [Адвентистов Седьмого Дня]. Социальное учение – это гибкий документ, который меняется вместе с изменениями общества. Он обращен одновременно и к церкви, и к обществу. Если не считать Социальную концепцию Сергея Ряховского, то это первая серьезная заявка от лица русских протестантов.

А. Федичкин: Православные через свое социальное учение декларируют себя как некоторую традиционную часть общества, декларируют это власти, чтобы власть понимала их позицию. У протестантов другая цель: сформулировать свое социальное учение, чтобы выразить себя, чтобы выйти в поле общественных отношений и показать себя обществу. Но мне кажется, что российским протестантам нужна общая социальная концепция. Таких концепций не может быть несколько десятков – это вызовет недоумение в обществе.

А. Зайченко: Для небольших протестантских конфессий России принятие своей социальной доктрины – это в основном акт самоидентификации. Адвентистская церковь здесь стала первой, потому что она имеет большой управленческий ресурс; этим документом, она как бы заявляет, что адвентисты – самодостаточная, хорошо организованная община, что они – "единица", с которой надо считаться.

А. Кырлежев: Но это очень важный момент. Текст концепции начнут изучать, обсуждать – так, как обсуждали социальную доктрину РПЦ. Его будут критиковать, хвалить, оценивать, и это хороший повод для осмысления места протестантизма в российском обществе.

А. Зайченко: Православная концепция не ориентирует на социальную активность, она не отвечает на вопросы, о которых общество уже кричит. Читая ее, создается впечатление, что у РПЦ и не было своей внутренней позиции, которую Церковь вынашивала и, наконец, получила возможность открыто заявить. Скорее, это конъюнктурный документ, созданный под давлением извне, а не изнутри.

Что касается протестантов в России, то они очень нуждаются в такой концепции – как заявительной, защитной и гражданской декларации. С точки зрения содержания, основные позиции по гражданско-политическим вопросам протестантов и демократически ориентированной части российского общества не будут различаться значительно, чего не скажешь о православной концепции. В социальных концепциях евангельских христиан не будет никаких неожиданных претензий, но будет заявлена твердая позиция по конституционным правам. Но сегодня для таких деклараций (и не только в версии социальной доктрины) у большинства протестантских церквей не хватает организационно-образовательного ресурса и гражданской воли руководства.

А. Кырлежев: Если церковь христиан – адвентистов седьмого дня опубликует свою социальную концепцию – будет ли это внешним мотивом для активизации других протестантских деноминаций?

А. Щипков: Мне кажется, что будет. Я внимательно изучил рабочий вариант этой концепции. Она довольно большая, почти девять печатных листов, в ней есть интересные статьи, но в целом текст пока сырой. Однако, это не так важно – важен сам факт его появления. Важно, что адвентисты не побоялись устроить публичное, открытое обсуждение проекта своей социальной концепции. Все это взбудоражило российский протестантский мир, а адвентисты заняли лидирующее положение в условной таблице рейтингов, потеснив харизматов Сергея Ряховского.

А. Зайченко: Это продукт-сигнал. Это продукт-образец, говорящий окружающим об организационном, управленческом потенциале этой общины, о том, что она может производить подобные документы и проводить их по всем правилам научного совета первой руки. В то же время, подобные мероприятия накачивают мышцы церкви, придают импульс к ее саморазвитию.

А. Федичкин: Я думаю, что сейчас происходит процесс собирания протестантизма в некоторую общность, и именно поэтому возникла потребность в социальной доктрине. Сравните с Украиной – там протестантизм развивается совершенно иначе, поскольку он уже 150 лет находится между католиками и православными, которые воюют между собой. И на Украине эти вопросы вообще не стоят. На Украине протестанты – это вполне уважаемая конфессия, Украиной признаваемая. В России совсем другая ситуация: в России протестанты были гонимы в эпоху царизма, а в советское время общество почти не успело заметить, что в 20-е годы протестанты были прогрессивной общественной силой. Потом они опять стали носителями самой противоположной коммунизму идеологии.

А. Щипков: Что касается 20-х годов прошлого века. Нужно признать, что в силу исторических обстоятельств в это десятилетие протестанты были признаны советской властью и находились в привилегированном положении. Об этом подробно писал Клибанов. Это был короткий, золотой период русского протестантизма, когда власть оказывала протестантам знаки внимания, вплоть до освобождения от службы в армии.

В. Ли: У протестантов отношения с властью и к власти разное. Это имеет исторические корни. В России, в основном, преобладают баптисты – духовные преемники тех, кто вышел из радикальной реформации. Протестантская реформация XVI века имела две основные формы – магистерская реформация и радикальная. Если представители магистерской реформации – лютеране, кальвинисты – осуществляли реформацию при активном участии властей, то те, кто осуществлял радикальную реформацию, не считали для себя возможным вообще какое-либо сотрудничество с государством, со светской властью.

А. Зайченко: В первую очередь – анабаптисты и меннониты.

В. Ли: Это разделение сохраняется в сознании протестантов до сих пор. А такие направления, как кальвинизм, как реформатская церковь в России, не получили широкого развития, но у них как раз очень активная социальная позиция.

А. Зайченко: В России протестантизм скорее делится на рациональный и мистический. Южная баптистская ветвь – скорее мистическая. Здесь была концентрация меннонитов анабаптистского толка. Украинский штундизм – это симбиоз западного баптизма с меннонитством. На севере России, в Петербурге, во второй половине XIX века родилось евангельское северное движение, чисто рациональное, интеллектуальное, основанное лордом Редстоком. Он проповедовал в аристократических салонах, и первыми уверовавшими стали княгиня Ливен, княгиня Гагарина, граф Корф, граф Бобринский и др. Ошибочно думать, что оно является чисто заимствованным явлением. Как и южнороссийский баптизм, евангельское движение вобрало в себя и заграничное влияние, и многолетний опыт русского домашнего, кружкового изучения Евангелия среди образованных классов российского общества. Наконец, оба течения первоначального российского протестантизма вобрали в себя традиции чисто русских протестантских церквей мистического толка, особенно молокан.

В. Ли: Сложность с протестантизмом в том, что это неоднородное явление.

А. Кырлежев: Гильдия религиозной журналистики проводила в декабре 2002 года круглый стол в Твери. Там мы познакомились с лидером российских кальвинистов Евгением Каширским. Он утверждал, что у них три общины – в Твери, Москве и Омске. У них выработана своя, достаточно жесткая, политическая христианская позиция. Они мечтают о нравственной политике и крепком государстве. В Твери очень маленькая группа – 70 человек. В Америке небольших деноминаций очень много, и вместе с тем в социальном срезе все они каким-то образом взаимодействуют. В России же, как вы говорите, – разобщенность.

А. Зайченко: Не нужно иллюзий. В Америке существует очень сильная социальная иерархия среди протестантских конфессий. Есть социально престижные церкви (епископалы, пресвитериане, методисты), а есть и маргиналы. Социальные программы и практика традиционных протестантов новых либеральных церквей резко отличаются друг от друга. Что могло бы вызвать общую волну консолидированного протеста в США, так это дискриминационные действия властей против одной из церквей или претензии какой-нибудь традиционной церкви на исключительность своего положения. Но это трудно представить не только в США, но и в большинстве других стран демократической ориентации.

А. Кырлежев: Поскольку каждый американец – это полноценный гражданин своей страны, то он выбирает себе церковь. Есть свои церкви для чёрных, есть для белых и т.д. В России же – совершенно другая социальная структура. И мне интересно, есть ли вообще такой феномен – российский протестантизм? Или нет?

В. Ли: Протестантизм для России – такая же экзотика, как и православие для Америки. У меня есть такая книжка "Что такое Православная Церковь в Америке", её написал православный священник, в прошлом пастор, евангельский христианин, который перешёл в православную веру. Он представил диаграмму, на которой показано, сколько в Америке протестантов, католиков и православных. Примерно такое же соотношение и у нас в России, только в обратную сторону.

А. Щипков: Я тридцать лет являюсь членом Русской Православной Церкви и так давно занимаюсь изучением религии в России, что не строю иллюзий – ни по поводу морально-нравственного состояния православного епископата, ни по поводу морально-нравственного состояния руководителей русского протестантизма. Я не склонен закрывать глаза на взаимную неприязнь, гнездящуюся в сердцах и у православных, и у протестантов. Странно было бы ожидать иного после столь бурной столетней истории. Общей, заметьте, истории. Как муж и жена, которые, прожив в одном доме сорок лет, становятся похожи друг на друга, словно брат с сестрой, так и русское православие с русским протестантизмом уже давно имеют общие грани.

Мы живем в новой истории, в новых политических реалиях, в новом государстве. У нас новые друзья и новые недоброжелатели. Я глубоко убежден в том, что стратегически (не вероучительно, подчеркиваю для ревнителей обеих конфессий, а стратегически) русскому православию и русскому протестантизму выгодно заключение союза.

А. Федичкин: Социологи и религиоведы говорят, что наступает "передел собственности" внутри религиозного мира. Интересно, что протестанты остановились в этом движении, они ничего не таскают друг у друга, но продумывают вопрос о том, где лежит ключ к новой евангелизации. Поэтому они всерьёз думают о том, что надо объединиться, чтобы представлять некоторую реальную силу в обществе. Это первый момент, который сейчас всех подталкивает к объединению. Во-вторых, протестанты понимают, что только вместе с православными можно реально влиять на развитие нашего российского общества – через позитивную работу, причём не обязательно евангелизационную. Эта идея часто звучит на протестантских форумах, об этом говорят всё больше и больше.

Мы должны заниматься не только евангелизацией, а скорее общим служением Адаму, человечеству, человеку. Отсюда возникает попытка декларировать свою позицию перед властью, перед обществом, чтобы все понимали, кто мы такие, чтобы найти мостики для сотрудничества. Но отличительная черта самой структуры протестантизма – децентрализованность. Протестантские церкви держатся на Библии, а не на иерархии. Поэтому при объединении иерархии не будет. Её все опасаются. Этого никто не хочет. А принцип координации внутри протестантского сообщества – это возможно. Поэтому мы сейчас собрали Совет глав протестантских церквей, куда постепенно войдут все главы протестантских конфессий.

А. Кырлежев: Вы говорите о процессах, которые протекают на уровне руководства. Но как к этому относятся верующие? Ведь для реализации грандиозного проекта объединения российского протестантизма необходима "масса".

А. Федичкин: На местном уровне, в регионах, такое взаимодействие уже стало фактом. Я могу привести много примеров, когда на местах активисты и члены разных протестантских конфессий предпринимают совместные действия в сфере социального служения малоимущим, наркоманам, заключенным.

А. Зайченко: Для полноценного межконфессионального диалога нам необходимо восстановить образовательный и социально-профессиональный потенциал наших братств. Подождите немного – лет через пять сформируются наши новые кадры. Через несколько лет Россия заявит своих протестантских богословов, специалистов по общественным и гуманитарным дисциплинам. Скоро мы не только станем свидетелями интересных дискуссий, но и сможем выдвинуть авторов общенациональных гражданских инициатив.

А. Щипков: Позвольте и мне выступить в роли предсказателя: ваши теологи будут специализироваться на православии – и потом переходить в православие. Так вы будете терять лучшие кадры, в подготовку которых вложите немало средств.

А. Кырлежев: Адвентист Михаил Кулаков поехал в Оксфорд и защитил докторскую по богословию о Феофане Затворнике. Нынешний ректор адвентистской академии Зайцев написал диссертацию, чуть ли не 500 страниц, о богословии Владимира Лосского. Мы ждём, что в России появятся свои протестантские богословы, а вы изучаете православие.

А. Зайченко: Это – свобода научного выбора соискателя и предпочтение заказчика. Пусть Михаил Кулаков отвечает сам за себя. Но очевидно, что ученому совету Оксфорда будет гораздо интереснее получить работу о мало исследованном на Западе богословии Феофана Затворника, чем о теологии учения, которому всего сто с небольшим лет и которое давно прозрачно для Запада, где оно и возникло. У нас есть много специалистов, исследующих вопросы мирового и российского протестантизма.

А. Кырлежев: Все читали Вебера, и после перестройки бытовало мнение, что протестанты сейчас научат Россию жить "по-западному". И отдельные голоса слышались от самих протестантов, что, мол, мы – как раз те самые, которые вас научат. Можно спросить: где они, эти учителя? Где те экономисты, протестантская и христианская идентичность которых задаёт какое-то дополнительное видение? Или это взгляд какой-то реальной общины, сообщества?

А. Зайченко: Не ясно, на основе какого опыта и кого учить. Учители и экономисты могут появиться только в результате усвоения свободного хозяйственного опыта собственных, а не заезжих протестантов. Но шансов для такого опыта в России своим-то и не было дано. Вебер в основу своих выводов о сравнительно более высокой экономической эффективности кальвинистов положил данные, собранные за более чем 200 лет свободной экономической деятельности католиков и протестантов разных направлений. Сейчас же базы для такого опыта у нас нет. Свободно-поступательное развитие российского протестантизма, в том числе в области хозяйственной деятельности, было жестоко задушено. Российская действительность остается враждебной не только для бизнеса протестантов, но и вообще для любого бизнеса, основанного на законах и личной порядочности. Россия – это страна самого низкого уровня малых предприятий, малого бизнеса. В США, Японии, Европе его доля в общей численности всех компаний – 95-97%, у нас – 10 искусственно вымученных процентов.

Говоря о перспективах, не думаю, что протестанты станут церковью большинства – надо быть реалистами; но существенно повысить их долю в общей численности населения России до той критической массы, когда они будут социально и политически заметной группой, – возможно. Для этого эта доля должна составлять 3-5% всего населения страны. В принципе, мы уже недалеко от этой цифры. Самое главное, чтобы социально-профессиональный состав членов наших церквей не отличался от средних показателей для всего общества. Когда это произойдет, позитивный экономический и социальный эффект нашего воздействия на общество будет достаточно высоким. Протестантизму гораздо ближе, чем православию, феномен фермера-частника, феномен малого предпринимателя. Ему ближе по духу само явление свободного рыночного пространства, где юридическая свобода человека дает ему право на созидательное творчество, в том числе в сфере предпринимательства, и где стабильность воспроизводственных процессов в бизнесе и предсказуемость делового поведения участников производства обеспечиваются хорошими законами и их адекватным исполнением законопослушными гражданами. Это и есть деловое антрепренерство, когда необходимость идти на рассчитанный риск дополняется правом на получение законной прибыли. Для евангельских христиан такое предпринимательское пространство – это, кроме того, поле служения Господу через труд и бизнес, это подтверждение своего призвания Богу через достижение "профессиональной святости". Это, наконец, подтверждение через личный успех своей угодности Богу, получение дополнительных свидетельств исполнения Божьих благословений в своей личной жизни. Всего этого нам так не доставало в прошедшие 15 лет. Можно сказать, что именно нехватка "протестантской закваски" привела к плачевным результатам наших реформ. В Венгрии, Польше, Чехии, прибалтийских республиках – такой закваски оказалось достаточно.

А. Щипков: Реформация православия или, правильнее сказать, протестантизация православия беспокоит многих в православном епископате. И не беспочвенно, потому что сегодня уже совершенно очевидно, что, скажем, неопятидесятники нашли в русской душе какие-то струны и получают отклик. Однако, я уверен, что мы станем свидетелями встречных процессов, потому что проникновение в протестантизм православных идей, элементов обряда – тоже очевидный факт. За этим следует и изменение образа мысли, и частичная ревизия учения – пусть "микроскопических" элементов учения. Всё чаще в беседах с русскими протестантами я сталкиваюсь с патриотами и даже государственниками, что, согласитесь, не свойственно российским протестантам. И это не только церковь Недзельского в Петербурге, но десятки общин в России и Украине.

А. Зайченко: Мы-то сами себя давно уже называем "православными протестантами". Если посмотреть на наш культурный и мировоззренческий код, то мы сильно отличаемся даже от восточноевропейских протестантов. Нам не хватает субъектности, своей самоидентификации, которая бы облегчила диалог с обществом, расширила поле общественного диалога. Но, в целом, для большинства наших церквей характерна ориентация на открытое, гражданское общество. И по мере выхода из подполья (как оказалось, это процесс далеко не быстрый и не безболезненный) будет нарастать евангельско-библейский компонент. Эта ориентация будет усиливаться.

Ссылки по теме:

Портал "Религия и СМИ". Раздел: Протестантизм в России

Евангельские христиане-баптисты в России (до 1960-х годов). Историческая справка

Состоялась учредительная конференция Российского евангельского альянса

В России возрождается Евангельский Альянс

How many Eastern Orthodox are there in the USA?