"Взбранной Воеводе победительная..."

Фонд "Фрески Руси", основанный Юрием Холдиным, продолжает свою работу. В конце прошлого года выставка "Свет фресок Дионисия – миру" при поддержке Фонда Андрея Первозванного была показана в Италии, в городе Мерано. И вот сейчас – новое событие. Вышло в свет уникальное издание "Акафиста Пресвятой Богородице", над которым Юрий Холдин работал в последние два года перед гибелью.

Замысел этой книги возник еще в годы, когда Юрий Иванович занимался съемкой фресок собора Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре. Съемки эти продолжались восемь лет – с 1995 по 2002 год – и были чрезвычайно сложны и трудоемки, поскольку Холдин стремился в своих работах как можно точнее передать цвет фресок при дневном освещении. Собор в Ферапонтове знаменит не только тем, что расписывал его знаменитый "Дионисий иконник". Тот самый, который работал над росписями и иконостасом Успенского собора Московского Кремля... Тот самый, кого современники именовали "мудрым" и "преизящным". Храм в Ферапонтовом монастыре, построенный в самом конце XV века, – единственный, где сохранился стенописный акафист Божьей Матери. Более того, этот цикл фресок не просто одна из частей росписей собора – он задает тональность, ритм всей композиции. Поэтому получалось, что весь храм начинал "звучать" как радостная молитва благодарения Богородице и прославления Божьей Матери. Если угодно, акафист оказывался камертоном ко всем фрескам собора. Это впечатление единства молитвенного песнопения, повествующего о событиях евангельской истории, старинного стиха, сложенного в Византии VII века в честь избавления от нашествия кочевников на Константинополь, и фресок далекого северного храма, расписанного в XV столетии русским мастером, было ошеломляющим. Неудивительно, что Холдину захотелось помочь его пережить другим людям.

Как ни странно, задача выглядела практически невыполнимой. Ведь смысл был именно в том, чтобы показать фрески Дионисия и текст акафиста вместе, в неразрывном единстве. Показать фрески как постоянно разворачивающуюся молитву, как диалог архангела и Богоматери... Ремарки, как мы бы сейчас сказали, "Ангел возопи" и "Богородица рече" предваряет каждую строфу праздничного канона. Только тогда фрески зазвучат как многоголосное пение, возносящееся к куполу храма, с которого взирает Христос Вседержитель, и одновременно как мистерия, действие которой повторяется из года в год.

Казалось, что самое сложное – сохранить, донести в фотографическом произведении удивительный свет фресок, сиявших, словно "светлое и пресветлое Солнце". Этот эффект, что богословы определяют как "светоносный", и дал название проекту "Свет фресок Дионисия – миру". Те, кто видел выставки этого проекта, подготовленные Холдиным, в Инженерном корпусе Третьяковской галереи, в Новгородском кремле, залах петербургской Академии художеств или Политехнического музея, помнят, что фотохудожнику удалось не потушить тихое свечение росписей полутысячелетней давности. Но тогда-то именно и стало ясно, что это лишь первая задача, пусть и требующая виртуозного решения. Чтобы услышать фрески, нужно было, чтобы зазвучал акафист.

Вроде бы – в чем вопрос? Берите книжку с соответствующим текстом и читайте. Благо сейчас недостатка в церковной литературе нет. Но понятно, что тогда они продолжали жить по отдельности – акафист и фрески Дионисия. Парадокс в том, что даже объединение их в одном издании фактически не решало задачу. Много ли вы знаете людей, которые способны оценить изысканную красоту ранневизантийского стиха? Да еще к тому же изложенную высоким штилем, как говаривал Ломоносов, старославянского языка... Перевод на русский, конечно, делает текст более доступным, но лишает стих прелести старинного слога. Парадокс в том, что, хотя акафист был открыт взору каждого, он одновременно оказывался надежно укрытым под покровом времен, словно древние драгоценности, спрятанные от лихого человека.

Холдин отказался от упрощения и текста, и издания. Напротив, он сделал все, чтобы усложнить его. И соответственно – максимально усложнил задачу себе. Вместо того чтобы разжевывать читателю сложные места древнего гимна, он попытался очаровать, заворожить его красой. Пленить не только стилистическими, поэтическими красотами, но – самим образом письменного слова.

Он попытался передать таинственную красу древних рукописных страниц, представить вязь старого шрифта как произведение искусства – каллиграфического, но не только. Матвей Гребенников, иконописец современных Новгородских мастерских, написал текст акафиста Пресвятой Богородице. Воплощая замысел Холдина, стилизовал манеру XV века и создал заставки к каждой странице. Более того, сама страница оказывается не tabula rasa, а изображением проживших лета листов, топорщащихся и слегка выцветших. Столбцы кондаков и икосов несут строгость и цельность. Их самодостаточность, опирающаяся на толщу 13 столетий, диктует эту сдержанность. Они не навязывают себя зрителю, как воинственная сиюминутность гламура. Старославянское письмо хранит свою тайну от небрежного соглядатая. Но благодаря кровной близости к русской речи смысл строф не закрыт от нас безвозвратно. Это мерцание на грани знакомого и неведомого, на стыке словес и образа оставляет тревожащее чувство загадки. Требует возвращения, вглядывания в страницы как в шифр иль чудный знак. Образы фресок Дионисия, данные рядышком, на соседних страницах, оказываются тут поддержкой читателю.

Для тех, кто задумает вернуться, оставлены ключи. Есть перевод акафиста на русский и английский. Есть статья Бориса Любимова об истоках праздника, истории гимна и продолжении жанра в новое время. Есть исследование Екатерины Даниловой об иконописце Дионисии и его времени, рассматривающее творчество мастера как итог века "плетения словес" и исихастских молчальников. Есть, наконец, проводник – маленькие "клейма" фресок и текст, поясняющий их связь с акафистом. Есть благословение – предваряющее книгу слово патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Захочет ли читатель воспользоваться ключами и проделать самому путь в глубь веков, зависит лишь от него.