Удивительный православный. История француза, который нашел духовного отца в Киеве

В Церкви и около

Почти пять лет назад мне довелось стать свидетелем беседы людей, чей визит не куда-нибудь, а ко мне на работу, вряд ли можно назвать обычным. Что тогда привело их, я так и не узнал, потому что шумный, горячий спор начался в тот же миг, когда они, одновременно войдя в помещение через разные двери, оказались в метре друг от друга. Поводом для их незамедлительного знакомства послужила их неевропейская внешность, при этом на мое присутствие они никак не отреагировали. Один из них, огромный африканец, сразу принялся выяснять религиозную принадлежность низенького индийца, который оказался мусульманином. Этот факт привел африканца в ярость, он стал кричать о том, что для мусульман закрыта дорога в цивилизованный мир и если его оппонент хочет жить в грязи и нищете, поддерживать агрессоров и не быть пущенным в богатые страны Запада, то пусть продолжает ходить в свою мечеть. А если хочет жить комфортной жизнью и быть современным человеком, то нужно обязательно стать католиком, как и все передовое человечество. В ответ индиец показал паспорт с множеством британских виз, где, как оказалось, он нередко бывает по делам бизнеса, и сказал, что если у его нового друга есть проблемы, то они обязательно решатся, если он примет ислам. Спор затянулся, и, хотя было любопытно послушать аргументы сторон, стал надоедать и грозил перерасти в открытый конфликт. Увлекшись, мы не сразу заметили, что за нами наблюдает еще один необычный гость. Улыбаясь доброй, какая бывает только у выходцев из Африки, улыбкой, глядя на нас живыми ясными глазами, он не вмешивался в спор, понимая бессилие каждой из сторон. Наконец, католик заметил нового слушателя, и, признав "своего", стал искать у него поддержки: "Привет, мой друг! Ты – христианин?", на что ему утвердительно кивнули. Тогда он, будучи уверенным, что встретил единоверца, почти утверждая, спросил: "Католик?!". И мы услышали тихий, спокойный голос: "Православный". Этим словом закончился никому не нужный и ни к чему не приведший спор, полный пустых аргументов и беспочвенных обвинений. С тех пор брат Филипп стал у нас частым гостем, иногда с ним приходили его друзья. И однажды я узнал о том, как он пришел в Православие.

Подобно большинству жителей Франции, семья Филиппа исповедовала католицизм. Мать его получила религиозное образование в монастыре и воспитывала детей, прививая им любовь к христианским ценностям. Сыновья ее трижды в неделю посещали католическую школу, а младший, Филипп, помогал на службах в храме. То, что в мире существуют христиане, не являющиеся ни католиками, ни протестантами, он не догадывался, а те люди, которые жили по ту сторону "Железного Занавеса" назывались атеистами и безбожниками. И каково же было его изумление, когда в колледже он однажды услышал, что в Советском Союзе, в далекой Сибири живут люди, искренне верующие во Христа и их вера настолько чиста и сильна, что подобного нет нигде в мире. Это рушило все представления о коммунистической стране: ведь какие могут быть монахи, какая любовь к ближнему при режиме, религией которого был объявлен атеизм? Это и послужило причиной выбора изучения специального предмета "История и география СССР". Такое решение не было популярным, ведь большинство студентов стремилось изучать Америку и Западную Европу, что было более перспективным для дальнейшей карьеры. Но Филипп уже настолько увлекся неизвестной для него страной, что того материала, который давали ему учителя, было недостаточно и он, стремясь узнать как можно больше, занимался самообразованием, читая то немногое, что можно было узнать о жизни в Советском Союзе. Путешествуя по Европе, Африке, странам дружественным и не очень, он нигде не находил той истинной веры, о которой однажды услышав, утратил покой. Он отдалился от жизни при католической общине, стал искать тех, кто мог бы разделить с ним его стремление к Богу. Слабая вера и искусственность обряда в храме, прихожанином которого он был, теперь уже не привлекала. И, однажды уйдя оттуда, он уже не вернулся, выбрав путь, с которого легко сбиться, оступиться или остановиться, не дойдя до цели.

Первым серьезным испытанием для Филиппа стала попытка найти духовно близких ему людей среди родственников. Дядя его к тому моменту продолжительное время посещал собрания языческой секты, имеющей корни в Японии, но получившей распространение в Западной Европе. Со временем он втянул в эту секту своего племянника, старшего брата Филиппа, который стал быстро продвигаться по иерархической лестнице этой структуры. И, однажды, Филипп пришел на такое собрание вместе с ними. Он вспоминает свой первый визит:

В зале находится много людей, не обращающих друг на друга внимания. Все общаются сами с собой, что-то бормочут, выкрикивают нечто бессвязное.

После посещения секты, католики не приняли его обратно, сочтя отступником, оставившим их веру и обратившимся в язычника. Зато его охотно приняла мусульманская община, успешно занимающаяся миссионерской деятельностью на территории Франции. Он стал посещать их культурный центр, ходить на лекции, изучать исламскую литературу. Но, углубленное изучение этой религии привело лишь к ее неприятию и, не найдя того, чего искал, Филипп разрывает все отношения с мусульманами.

К тому времени настала пора получать высшее образование. Изучая в колледже историю Советского Союза, Филипп узнал, что страна эта состояла из множества отдельных республик. Столица одной из них – древний город Киев – всегда был славен своими христианскими святынями. Прямо в городе находятся действующие монастыри, а в них молятся монахи, силой веры подобные тем, о которых он слышал еще в детстве. В монастырях тех до сих пор случаются чудеса, и на чудеса те дозволяется взглянуть простым прихожанам. То, что ехать учиться нужно в Киев, было решено уже давно, но попасть туда в советское время студенту из капиталистической страны было очень непросто. Но вот успешно сданы экзамены на право получения образования за границей, собраны все необходимые бумаги и будущий студент приезжает в Москву, где должен получить первое представление, о том, где он находится, и определиться, в какое учебное заведение он будет поступать.

Первое время в Москве я даже не замечал принципиальной для себя разницы между Францией и СССР. Единственно, что смущало, это то, что мы все время находились под присмотром. Если нужно было поехать куда-то по своим делам, нужно было сообщать об этом специально приставленным людям, а для выезда за пределы города положено было иметь официальное на то разрешение.

При выборе дальнейшего места учебы, пришлось затратить немало сил на то, чтобы убедить своих руководителей направить его именно в Киев. Но будущий студент был настойчив, и тогда ему предложили для начала съездить на экскурсию по Украине и уже после нее сделать окончательный выбор. И выбор был сделан:

Многие города Украины меня впечатлили и остались ярким воспоминанием. Но это впечатление не сравнится с тем, что я испытал, когда впервые приехал в Киев, домой.

Войдя в ворота Киево-Печерской Лавры, я понял, что я пришел туда, куда стремился всю жизнь. Я попал в совершенно другой, настоящий мир, который был создан для людей, но которого люди сознательно избегают и прячутся от него в суете и грязи. Я шел среди церквей, глядя по сторонам и не веря своим глазам: вокруг меня были те самые монахи, о которых я лишь слышал, не веря до конца в их существование. Они совсем не были похожи на тех, кого я до того времени считал монахами: у этих были бороды, носили они черную одежду и смотрели на мир добрым, светлым взглядом. Совершенно не чувствовалась какая-либо фальшь или декоративность, все кругом было настоящее. Передо мной был свет, я его скорее чувствовал, чем видел глазами, я шел за ним, никого ни о чем не спрашивая.

Поступление в институт, учеба, студенческая жизнь прошли в повседневных заботах, а насыщенная событиями жизнь отвлекала от мыслей о жизни вечной.

Однажды, по пути из Украины во Францию, Филипп оказался единственным в вагоне пассажиром поезда, сделавшем ночью остановку на безлюдном польском полустанке. Нигде не было видно жилых домов, проводник был неизвестно где и Филипп почувствовал страшную опасность, исходящую непонятно откуда. Зная, что ему что-то угрожает, сделать он ничего не мог: драться он не умел, никакого оружия у него не было, а купе не запиралось. И тогда Филипп открыл Библию, упал на колени и стал просить Бога о том, чтобы Он дал ему силу, противостоять той опасности. Когда четверо грабителей ворвались в купе, то, увидев темнокожего пассажира, обрадовались, решив, что им досталась легкая добыча в виде иностранца, у которого должны быть деньги. Что было дальше, Филипп плохо помнит. Рассказывает только, что он выбросил бандитов из купе так, будто в нем одном силы было больше, чем во всей шайке. Все вещи, документы, подарки были на месте, грабители даже не успели к ним прикоснуться.

Время шло, многие друзья Филиппа, получив образование, разъехались. Он же твердо решил остаться в Киеве, устроиться на работу, завести семью. Работать он стал в одной из французских фирм, открывших свои представительства в Украине. Со временем женился, и первое время все шло так, как он и мечтал. Но на работе начались проблемы, которые впоследствии отразились и на семейной жизни. И чем дальше, тем труднее жилось, сложнее стало зарабатывать деньги, хотя он и понимал, что деньги – это не самое важное. Жизнь казалась беспросветной, и в таком подавленном состоянии Филипп однажды попал под влияние незнакомой пожилой женщины, оказавшей ему помощь, но вместо оплаты за свой труд попросившей лишь его фотографию "на память". Такая просьба не могла не показаться странной, но ничего плохого не подозревая, Филипп фотографию подарил. Все бы ничего, но эта старушка стала встречаться ему слишком часто, при этом, говоря, как бы, между прочим, что не нравится ей его жена. Тогда же начались проблемы в семье, количество членов которой никак не хотело прибавляться. Однажды об этом всем узнал один из друзей Филиппа. "Расскажи о своих бедах отцу Пафнутию", посоветовал он. И нарисовал приблизительный план, как добраться до Китаевской Пустыни, где служил этот священник. Ни на какие расспросы друг не ответил, настоял только, чтобы Филипп туда обязательно поехал, а, приехав, решал сам, что делать дальше.

Сейчас вспоминаю это, как сон. Я часами бродил между домов и всегда выходил к улицам, ведущим из Китаева. Я просил прохожих показать мне дорогу к храму, но большинство отвечали, что не знают, где это, а некоторые направляли меня в неверную сторону. На следующий день и через день история повторялась. Сейчас, глядя на этот маленький район, в котором всего несколько улиц и еще меньше переулков, я поражаюсь, как можно было безрезультатно бродить там часами.

И уже позабыв, что привело его на эту окраину города, он, однажды, услышал долгожданный ответ: "Вы ищете церковь? Так вот же она!" Обернувшись, Филипп не поверил своим глазам: храм стоял совсем близко и он только что прошел мимо него, не заметив.

Я не понимал, что происходит. Такого быть не могло, но это случилось. За время поисков я, должно быть, несколько раз проходил мимо ворот храма, из которых выходили и входили люди. Некоторые из них были в монашеской одежде, на что я не мог не обратить внимания, но я ничего этого то того момента я не видел.

И я вошел. Я вошел в церковь, где служба велась на непонятном мне языке, я ходил среди людей, которые ни о чем меня не спрашивали, а на мои вопросы не могли ответить. В храмах молились стоя, а крестились не так, как во Франции. Молитвы читались на своем, церковном языке, но их все понимали.

Наваждение с поисками никогда больше не повторялось: монастырь всегда стоял там, где я его увидел. Однажды во дворе монастыря ко мне подошел монах и спросил, что я тут делаю и почему не иду на службу. Ответив, что я пытаюсь найти отца Пафнутия, он сказал: "Сейчас идет служба и нужно идти молится Богу. Идем в Церковь!" И я пошел за ним и молился вместе с другими прихожанами, хотя далеко не все понимал. Ведь что я должен был делать? То же, что и все? А что все делают? Мне предстояло многому научиться...

В то время в Китаевской Пустыни находилась матушка Серафима, монахиня, остановившаяся на неделю в Киеве, по пути из Грузии в Иерусалим. Всю неделю она провела сидя с Филиппом на лавочке возле церкви, давая ему первые уроки Православия. Осознав, что он, наконец, пришел в Церковь, Филипп стал готовиться к крещению. Однажды матушка привела его к отцу Пафнутию, которого он искал, но так до того времени и не встретил.

Я не ожидал такой встречи. Отец Пафнутий обрадовался моему приходу, зачем-то похлопал меня ладонью по голове и сказал: "Вот и Филиппчик, маленький Филиппчик пришел! Все хорошо. Фотография – это ничего. Не беспокойся, не бойся, но назад ее не забирай. На, вот, возьми лучше мою". И протянул мне свой портрет. После чего добавил только, что хорошо бы моей жене тоже прийти.

Но я никому в монастыре не рассказывал о своих проблемах, а о подробностях их не знал вообще никто! Откуда он мог знать о странной и пугающей истории, связанной со старухой и моей фотографией?! Хотя, тогда я еще не связывал эту историю со своими неприятностями...

На седьмой день после своей первой молитвы в Православном храме Филипп принял Крещение. Крестная мать, матушка Серафима, на следующий день улетела, успев дать крестному сыну те основы, на которых строится вся дальнейшая жизнь православного христианина. Крестным отцом стал отец Пафнутий, впоследствии ставший духовным отцом брата Филиппа.

Удивительное произошло на следующее утро. На улице его встретила та знакомая старая женщина и безуспешно попыталась вернуть фотографию. Она кричала, что Филипп сильно изменился, что она его теперь боится. Что же ее в нем так пугает, старуха сказать не хотела. Они больше никогда не виделись и кем была эта женщина, так и осталось тайной.

Жена не одобряла то, что Филипп часто ходит в церковь, и, будучи убежденной атеисткой, с раздражением реагировала на просьбы пойти с ним на службу. Так длилось довольно долго и, однажды, отец Пафнутий сказал своему крестному сыну: "Больше не проси ее прийти. Уже не нужно просить". И вечером жена попросила Филиппа взять ее с собой туда, "куда он ходит". Застать в монастыре отца Пафнутия было всегда сложно: обычно его никогда не было на месте и договариваться о встрече нужно было заранее. Но, когда молодая семья приехала в Китаево, он их ждал, принял, и, не расспрашивая, легонько похлопал их по головам и сказал: "Мальчик. Да, мальчик". И назвал жену Филиппа по имени, хотя никто ему его не говорил. А долгожданный мальчик родился через девять месяцев.

Однажды, я решил съездить к родителям и пришел за благословлением к своему духовному отцу. Он с грустью посмотрел на меня, но благословил. Сказал, что если решил ехать, то нужно ехать. И дал мне на дорогу маленькое блюдечко и очень большой сверток денег. Для меня было загадкой, зачем он мне их дает, и что я буду делать с украинскими деньгами во Франции? Но он настоял и я покорился. И на обратном пути, в трехстах километрах от польско-украинской границы, я попадаю в страшную аварию. Автомобиль мой превратился в груду металлолома и восстановлению больше не подлежал. Люди, приехавшие на помощь, удивлялись, как можно было выжить в смятой в лепешку машине... А на мне не было ни царапины. Я был полностью невредим. И блюдечко, подаренное мне отцом Пафнутием, тоже не разбилось. Польские полицейские очень быстро нашли водителя, который отвез меня в Киев и тех денег, которые были у меня с собой, как раз хватило, чтобы с ним расплатиться.

С тех пор все было хорошо. Так хорошо, что Филипп о таком и не мечтал раньше. В семье был мир и покой, в доме – уют и порядок. Все дела удавались, все проблемы решались быстро и легко. Со временем его взяли на хорошую, высоко оплачиваемую работу. И, не испытывая трудностей, не зная горя, Филипп стал вести недостойный образ жизни. Он перестал ходить в Церковь, отвернулся от Бога и поддался тем соблазнам, которые всегда подстерегают ослабших в вере людей. Шло время, и Филипп стал забывать, кому и чем был обязан.

И однажды случилось страшное несчастье: погиб человек, которого я вез в машине. То, что не я нарушил правила, ничуть не умаляет того горя, которое произошло. Меня обвиняли в его смерти, и следствие шло к суду, на котором мне должны были вынести приговор, как убийце, лишившему жизни человека, пусть и не по своей воле. За несколько дней до аварии меня уволили с работы, и денег на адвоката у меня не было. Сбережений тоже никаких не осталось, все я прогулял, потратил неизвестно на что. Ничего хорошего я от этой жизни уже не ждал... Но вот однажды, совсем неожиданно, я встретил одного брата – монаха из Китаевской Пустыни. Оказалось, что мой духовный отец, к тому времени носивший имя схиархимандрит Феофил, последнее время призывал своих чад. Но где искать их, в монастыре никто не знал и он так и не увидел меня перед смертью. Авария случилась как раз тогда, когда он умер, а до того времени его молитвы помогали мне, хоть я и жил недостойной жизнью.

Новость эта повергла Филиппа в смятение. Ему стало страшно стыдно. Он побоялся приходить в Китаево. Он не мог смотреть в глаза своим братьям, которых предал, отвернувшись от Бога, но которые по-прежнему считали его членом своей семьи. Филипп пошел в Церковь, но в другой храм, где, как оказалось, часто служил его духовный отец. Покаявшись, он понял, что никогда уже отсюда не уйдет. Нет такой силы, которая могла бы заставить его свернуть с пути к Богу или остановиться.

Придя домой, я узнал, что мне звонили из прокуратуры и сообщили, что уголовное дело против меня закрыто в связи с отсутствием состава преступления. Меня потом часто спрашивали, сколько же я заплатил за это. Мало кто верит, что денег я не платил, да и не было их у меня. Платить я не мог, но только тогда начал понимать, что пришла пора возвращать тот долг, который весь вернуть никогда уже не смогу.