Категории западной демократии, толкуемые как универсальные, а потому обязательные для повсеместного распространения, служат идеологическим оправданием и прикрытием для политической и экономической экспансии Запада в целом – и США в частности. Поэтому нередко реакция в странах мусульманского мира на эту экспансию, ломающую традиционный уклад жизни, принимает форму отрицания "западных духовных, культурных и политических ценностей".
И реакция эта отнюдь не ограничивается простым отрицанием, а выливается в активное противоборство во всех сферах общественной жизни. Отнюдь не случайно один из самых влиятельных американских политологов Сэмюэль Хантингтон говорит о непримиримом конфликте цивилизаций. Особенно наглядно этот конфликт проявляется в арабо-мусульманском мире.
Ислам – не просто и не только религия, но и целостная система организации общества. Его правовая часть, шариат, строго регламентирует все стороны жизни человека – от рождения до смерти – и оставляет не так уж много места для всякого рода инноваций. Если на Западе право – это юридически оформленная воля правящего класса, некий общественный компромисс или договор, подверженный ревизии по мере изменения баланса социальных сил, то в исламе право – это неизменный данный свыше свод законов и правил, обязательных для всех правоверных.
Эти законы основываются на коране и хадисах – преданиях о пророке Мухаммеде. Их толкованием занимается прослойка богословов-улемов. Ее наиболее авторитетные представители издают постановления – фетвы – по конкретным вопросам. В большинстве мусульманских стран ныне действуют конституции, позаимствованные с западных образцов, рассчитанных на гражданское общество. Тем не менее, в них нередко встречаются указания на то, что одним из источников законодательства является шариат. Существуют и консервативные арабские режимы, где правят авторитарные монархии, а правовая система построена на шариате. Они лишь в последнее время начали внедрять некоторые элементы парламентаризма, выборности органов власти, свободы слова и средств массовой информации.
По большому счету, традиционное мусульманское общество не волнуют формы правления, будь то абсолютная монархия или все чаще встречаемая в арабском мире "республика с наследственным президентством" и некоторыми внешними атрибутами демократии.
Главное то, что правитель должен властвовать в соответствии с шариатом, тщательно соблюдать все предписания ислама, быть мудрым и справедливым.
Противоречивость данного положения очевидна. Концепция светского гражданского общества противопоставляется тому факту, что большинство населения составляют мусульмане, а средневековый шариат не стыкуется с потребностями и реалиями современного обществ. Правящие элиты мусульманского мира пытаются этот конфликт разрешить, на словах отдавая дань исламу, но проводя в целом светскую политику модернизации. Так что неслучайно почти любое проявление социального протеста в странах исламского мира приобретает религиозно-фундаменталистскую окраску. То есть недовольные протестуют под лозунгом возврата к идеализированному и мифологизированному славному прошлому, к изначальным нормам ислама, несущим определенный элемент эгалитаризма, замешанного на родоплеменных традициях. Если же к раздражающим население факторам еще добавляется и давление извне, вершимая Западом несправедливость – израильская оккупация палестинских земель, вторжение сил США и НАТО в Афганистан, американская оккупация Ирака, поток западной масскультуры – то фундаментализм переходит в исламский экстремизм.
Однако было бы ошибкой навешивать на ислам ярлык тотального застоя, обвинять его в том, что он лишь реагирует на внешние раздражители. В исламе – как системе организации общества – есть элементы обновления и приспосабливания к меняющейся действительности. Такие категории мусульманского права как шура – совет, на котором обсуждается злободневная проблема, или иджтихад – совместная выработка улемами решения возникшего вопроса, о котором нет упоминания ни в коране, ни в хадисах, позволяют в известных пределах отвечать на вызовы времени.
Балансируя между задачами развития и сохранением внутриполитической стабильности, правящие в мусульманских странах режимы предпочитают авторитарные формы правления, своего рода просвещенный абсолютизм с элементами контролируемой демократии. То есть выборы в представительные органы власти проводятся, но под строгим контролем верховной власти и послушной ей правящей партии. При этом исламские фундаменталисты, стремящееся воспользоваться выборной системой для прихода к власти и последующего преобразования общества на основах шариата, под различными предлогами отсекаются от выборов или же прямыми репрессиями загоняются в подполье.
В последнее время наиболее дальновидные представители правящих элит – в частности, в Иордании – стали практиковать привлечение фундаменталистов для решения конкретных задач: управления коммунальным хозяйством, решения насущных вопросов экономического развития и социального обеспечения.
Тем самым власть демонстрирует уважение к той поддержке, которой фундаменталисты пользуются в обществе, в немалой степени благодаря своим высоким нравственным качествам. Одновременно происходит определенная дискредитация исламистов, поскольку те не обладают ни знаниями, ни квалификацией, ни опытом для выполнения порученных им функций и неизменно проваливают дело.
Если такой контроль верховной власти ослабевает – то ли по внутренним причинам, то ли под давлением Запада, бездумно настаивающем на повсеместном внедрении демократических норм и процедур – к власти неизбежно приходят мусульманские фундаменталисты. Со всеми вытекающими последствиями. Примеров много. Победа ХАМАС на выборах 2006-го в Палестинской автономии, американское вторжение в Ирак, и разрастание там угрозы исламского фундаментализма, наконец, безоговорочная победа на последних выборах в Турции религиозной Партии справедливости и развития. Эту нехитрую истину, кажется, начала постигать даже администрация президента Буша, пытавшаяся навязать региону демократию по западному образцу.
Еще одна черта региональной специфики – в социальной структуре мусульманского общества. В нем преобладают родоплеменные, клановые и конфессиональные связи и интересы. Самоценная суверенная личность, как основа современного западного общества, здесь почти отсутствует. Человек ценен и значим исключительно из-за этих связей, и не отделяет личных интересов от своей социальной среды. В психологическом плане преобладает твердое убеждение, что в защите и поддержке нуждаются, прежде всего, род, клан, племя, религиозная община – а не индивид.
Частично этим объясняется кажущаяся дикой для западного обывателя массовая готовность к самопожертвованию в ходе террористических актов ради высоких целей. А цели эти – борьба с коррумпированными прозападными правителями, пренебрегающими исламскими ценностями, ассиметричный ответ вооруженным самым современным оружием иностранными оккупантами, отстаивание исламской самобытности, преодоление отчужденности и безысходности, вызываемых болезненной ломкой традиционных социально-экономических структур и наплывом западной массовой культуры.
В морально-этическом плане нестыковки с западными стандартами и стереотипами выглядят еще ярче.
Это касается и роли женщин в обществе, и норм повседневного поведения, и общественной морали. Западного человека шокирует неравноправное и униженное положение женщины в мусульманском обществе, строгий запрет на гражданскую одежду, жесточайшая регламентация всех сторон жизни, создающая у него ощущение тотальной несвободы, существование так называемой полиции нравов, запрет под страхом смерти отказа от ислама и перехода в другую религию и многое другое. В свою очередь "рядового мусульманина" шокирует пропитанная сексом и насилием западная культура. Мусульманин воспитан на убеждении в том, что, когда исчезает стыд, приходит беда, так что свободная продажа наркотиков, гей-парады, эвтаназия, вседозволенность и аморальность вызывают у него не меньшее отвращение.
Председатель египетской комиссии по правам человека, бывший генеральный секретарь ООН Бутрос Гали рассказал мне о том, как принимал в Каире делегацию американских конгрессменов. И первый вопрос, который они ему задали, касался прав сексуальных меньшинств в стране. Бутрос Гали – кстати, египетский христианин-копт – был потрясен:
– Я целиком погружен в решение таких проблем, как ликвидация нищеты и неграмотности, обеспечение элементарных политических прав, а меня буквально ошеломили вопросом, который ни в какие ворота не лезет. Как мог, я объяснил гостям из-за океана специфику местной проблематики, но мне показалось, что "мы находимся в разных долинах", то есть попросту не понимаем друг друга. Чтобы преодолеть эту пропасть, нужно знать и уважать друг друга.
Во время всех моих бесед с представителями арабской интеллигенции, в которых затрагивался вопрос о правах человека, я неизбежно получал разные варианты одной реплики: как можно говорить о правах человека в нашем регионе, когда они столь грубо и систематически нарушаются Израилем в отношении палестинского народа?
И действительно, мирное урегулирование палестино-израильской проблемы сделало бы гораздо больше для продвижения в регионе концепции прав человека, чем миллиарды долларов, потраченных американской администрацией на пропаганду и внедрение там демократических норм и институтов.
Арабские социологи и политологи, свободные от темных очков фундаменталистской ограниченности, убеждены: социальное развитие в обширном мире ислама должно происходить по внутренним причинам, в соответствии с присущими ему закономерностями, и принимать те формы, которые приемлемы и эффективны в местных конкретных условиях. Наиболее предпочтительным им представляется такой вариант. Ислам сохраняется как религия, ничем не уступающая другим религиям, как свод духовных и морально-этических установок, религиозных обрядов и правил повседневной жизни, естественно, не противоречащих общечеловеческим нормам и ценностям. Но он уже не служит образцом социальной организации. Наиболее полно такой вариант становления гражданского общества с преобладанием в нем мусульман осуществляется в нынешней Турции.
"Ищите знание даже в Китае" – говорится в одном из айятов корана. Арабы могут много заимствовать у Запада и в научно-техническом, и в культурном, и политическом планах. Что они не без успеха и делают на протяжении последних столетий. Но это должно диктоваться внутренней потребностью, демократию невозможно привнести на штыках оккупантов или грубым выкручиванием рук. Лучший способ активизировать внутреннюю потребность мусульманского мира в обновлении и развитии – отказ от враждебной ему позиции. От великодержавного менторства, от чувства культурного и интеллектуального превосходства, от мифологизированной Западом борьбы во всемирном масштабе с так называемым исламским терроризмом.
Арабо-мусульманская культура – органическая часть общечеловеческого достояния, между ней и Всеобщей декларацией прав человека нет неодолимых барьеров. Усиливающиеся взаимодействие и взаимозависимость Запада и Востока будут их постепенно стирать. Барьеры же укрепляют как раз те, кто игнорирует арабскую мудрость, гласящую: у каждого дерева своя тень, а у каждой страны свои обычаи.
Источник: Столетие
