Аскетизм

Винсент Росси

Директор Отдела по образованию Американского экзархата Иерусалимского Патриархата, автор ряда книг и статей по православному богословию и духовности

Традиционное учение Православной Церкви о том, что монашество есть "высшее" духовное призвание, смущает многих неофитов, то есть людей, недавно пришедших в Церковь. Они рассуждают так: если монашество представляет собой более высокое призвание, а я призван в этом мире к браку, значит, я должен жить в рамках моего "низшего" призвания. Такая перспектива тяготит их и приводит в уныние.

Более того, аскетическая литература Православной Церкви придает большое значение именно монашескому образу жизни, поэтому "миряне", особенно новообращенные, с трудом могут понять, каким образом этот путь можно использовать в своей жизни и как все это "монашеское" учение может быть прилагаемо к ним. Многие женатые и неженатые неофиты чувствуют своего рода потолок, ограничивающий их духовность: поскольку они – "миряне", живущие в соответствии с "низшим" призванием в этом мире, то от их духовной жизни требуется гораздо меньше и, что намного хуже, ожидается намного меньше. Конечно, им говорят, что миряне могут спастись, если они в этом мире насколько возможно, будут следовать наставлениям и обычаям Церкви. К сожалению, женатые или неженатые (не вставшие на монашеский путь) новообращенные из-за такого подхода (который по сути ошибочен, так как учит полуправде, как будет показано ниже) думают, что они осуждены на "второсортное гражданство" в Царстве Небесном.

Существует ряд причин, вызывающих подобное смущение в отношении оценки роли монашества в церковной жизни мирян. Очень важно, чтобы священники, богословы, катехизаторы и миссионеры принимали их во внимание в контексте миссионерской деятельности Православной Церкви.

"ВЧЕРА" И "СЕГОДНЯ"

Во-первых, существует фактор разделения между Церковью и культурой, который многие церковные люди серьезно недооценивают. Какие бы исторические ошибки ни совершали традиционные православные общества, но в основе своей они обычно были христианскими и человечными. В традиционных христианских обществах – семитских, славянских, греческих или кельтских – Церковь и культура поддерживали друг друга: священник, политик и родитель – все стремились к одному и тому же. Брак и монашество органически сочетались в сообществе, чьим источником жизненной силы была Божественная литургия, чьим образом жизни был традиционный аскетизм, чьи "биоритмы" регулировались циклом церковного богослужения и чьими национальными праздниками и торжествами были великие ежегодные праздники Православной Церкви. Но в современном мире эта органическая связь между Церковью и культурой нарушена коренным образом.

Во-вторых, необходимо принять во внимание низкий уровень духовной культуры по сравнению с высокой интеллектуальной и технической культурой "постмодернистского" мира как на Западе, так и на Востоке. Одного известного румынского духовника спросили, почему усердие к молитве и добрым делам настолько слабо сегодня. Он ответил: "Потому что вера ослабла во всем мире. Сегодня каждый – и мирянин, и монах – согласится, что он не может молиться так, как это делали раньше. Только путем великого труда и скорбей некоторые монахи и миряне могут совершать чистую молитву день и ночь. Мы, все остальные, всегда окружены заботами, людьми и слабостями, и, когда мы молимся, наш ум рассеян и полон посторонних мыслей". Перед нами – современное подтверждение древнего предсказания аввы Иоанна Сирина, который передает рассказ одного подвижника: "Три монаха стояли на краю моря, и был им голос с другого берега: "Возьмите огненные крылья, и придите на этот берег ко мне". Первые два сделали так и достигли другого берега, третий же оставался, громко плача и рыдая. Позже ему также были даны крылья, но не огненные, а хрупкие и слабые, так что с великими трудностями он добрался до другого берега, иногда погружаясь в воду, иногда низко летя над ней. Так же обстоит дело и с нынешним поколением; если ему даются крылья, то не огненные, но хрупкие и слабые". Несомненно, многие православные священники прекрасно осознают эту ситуацию. И, возможно, именно она содействует их нежеланию с большей силой и энтузиазмом побуждать людей к традиционной православной аскетической духовной жизни.

В третьих, "монашеский идеал" часто преподносится новообращенным христианам сбивающим с толку, безучастным и, по сути, неэффективным способом. Тяжелый "вес" всей традиции Православия во всей его мощи и трансцендентности безжалостно обрушивается на несчастного неофита, что иногда просто гонит его прочь из Церкви. Безусловно, православный монашеский аскетизм с его высокими идеалами и бескомпромиссной строгостью действительно является очень важной составляющей православной духовности – особенно для нас, чад века сего, привыкших рассматривать жизнь с точки зрения комфорта, предоставляемого без особых усилий нашей культурой в ее непрестанном стремлении к "счастью".

В Православной Церкви существует аксиома, подтвержденная историей: как обстоят дела с монашеством, так обстоят дела и с Церковью. Здоровье монашества – это барометр здоровья Церкви. Однако если мы взглянем на стандарты прошлого, то современное монашество довольно слабо. Действительно, в традиционных православных обществах, когда монашество и брак органически переплетались в культуре, аскетизм обычных семей и простых крестьян часто превосходил по усердию и силе тот аскетизм, который практикуется во многих сегодняшних монастырях.

ПОСТРОЕНИЕ МОСТОВ

Очевидно, что сегодня крайне необходим мост между монашескими, аскетическими идеалами в Православии и интеллектуальным, психологическим развитием современных православных верующих. Попытка "излечить" данную ситуацию распространением "монашеских идеалов" в качестве панацеи не может сделать этого, поскольку монашеский аскетизм зачастую преподается догматическим, абстрактным и неясным образом. Как следствие возникают два прискорбных результата: либо на душу православного христианина (идеалистичного, как многие новообращенные) возлагается слишком тяжелое бремя, что может иметь очень пагубные последствия; либо теряется прекрасная возможность обучить настоящему аскетизму, в рамках понятий, доступных и применимых для современного человека.

Решить проблему "высшего" и "низшего" призвания не получится, если просто настаивать, упорно и "догматически" (пусть даже и корректно), что вся традиция считает монашество высшим призванием. С другой стороны, также едва ли полезно тщательно изучать писания Иоанна Златоустого и других святых отцов, чтобы найти там "доказательства" в поддержку возвышенности "идеала брака". Ни один из этих подходов не решит проблемы. Представление монашеского идеала подобным образом неэффективно, поскольку оно абстрактно, т. к. истинное монашество абстрагировано от реальной жизни Церкви – как в качестве понятийного идеала, так и в качестве конкретной реальности. Таким образом, в отношении брака и монашества нам необходимо задаться тем же самым вопросом, который апостол Павел ставил перед коринфянами, говоря о теле и его членах (1 Кор. 12, 12-31). В контексте единства физического тела человека бессмысленно говорить о различных, но необходимых органах, обладающих большей или меньшей значимостью. Может ли глаз (монашество) сказать руке (браку): ты мне больше не нужна? Павел использовал метафору тела и присущий ей символизм для рассмотрения точно такого же вопроса о "высших" и "низших" духовных дарах, чтобы показать нам, что в реальности Тела Христова существует органическое, евхаристическое единство всех даров и призваний.

ШИРЕ, ЧЕМ МОНАШЕСТВО

Необходимо понять, что действительно говорит нам свидетельство предания, для того чтобы "раскрыть" эту мудрость с пользой для сегодняшнего поколения. Следуя словам преподобного Максима Исповедника, мы должны "различать, чтобы объединять". Давайте для начала определим элементы для различения в этом вопросе, которые были объединены или спутаны, чтобы увидеть присущую им гармонию и единство. Существуют три такие области: 1) соединение монашества и аскетизма; 2) смешение "монашеского идеала" с институтом монашества; 3) двойное значение понятия монашество: "внешнее" монашество и "внутреннее" монашество.

Прежде всего необходимо различать аскетизм и монашество. Многие новообращенные, покачиваясь на волнах прекрасной православной духовной литературы – например "Добротолюбия", "Лествицы" или "Невидимой брани", – начинают думать, что только монахи призваны быть аскетами. Однако это далеко от истины. Все христиане призваны к аскетической жизни. В Мф. 16 Христос открывает нам основной закон следования за Ним: "Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною, ибо кто хочет жизнь свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет жизнь свою ради Меня, тот обретет ее" (Мф. 16, 24-25). Основа аскетической жизни – это отречение от себя ради Христа и взятие креста, чтобы следовать за Ним. Нет иного пути для следования за Христом; он аскетичен во всех отношениях и для всех христиан – монахов, клириков и мирян, это один и тот же путь.

Чтобы показать всеобщую природу православного аскетизма и ее тесную связь с молитвой, следует вслушаться в прекрасные слова святого Симеона Солунского об Иисусовой молитве:

"Пусть каждый благочестивый верующий постоянно повторяет это имя в качестве молитвы умом и языком. Пусть он все время побуждает себя поступать так – стоя, путешествуя, сидя, отдыхая, говоря и делая что угодно. Тогда он обретет величайший мир и радость, подобно тем, кто знает это по своему опыту. Это занятие как для живущих в миру, так и для монахов. Каждый должен прилагать усилия, чтобы творить эту молитву, пусть и в небольшой мере. Все – клирики, монахи и миряне – должны иметь эту молитву своей путеводной звездой, творя ее в соответствии со своими способностями... Пусть каждый посвящает ей время в соответствии со своими способностями и обязательно имеет определенную меру этой молитвы".

Нет необходимости цитировать множество других святоотеческих источников, подтверждающих следующую точку зрения: христианский путь аскезы, путь креста, не является исключительно монашеским, монашество – хотя и выдающаяся, но лишь одна из его форм. К аскетизму призваны все православные христиане.

ИДЕАЛ И РЕАЛЬНОСТЬ

Нам также необходимо видеть различие между институтом монашества и "монашеским идеалом". По словам святого Феофана Затворника, институт монашества включает в себя монашеские степени (послушник, рясофор, постриг, великая схима), монашеские правила (основные из которых – пост, послушание, молитва) и монашеские формы жизни (киновия, отшельничество, скит). Это "внешний вид" монашества. Но "внутренний вид" монашества, его сущность, по словам святого Феофана, это "постоянная работа по искоренению страстей, так чтобы человек мог предстать перед лицом Божиим чистым и безупречным".

Очевидно, миряне не живут по внешним монашеским правилам, но разве кто-то дерзнет оспорить, что каждый христианин обязан постоянно бороться со страстями, чтобы предстать перед Богом чистым и безупречным? Как говорит сам святой Феофан: "Есть мирянки в нарядных платьях, которые по духу – монахини, и есть монахини в черных облачениях, которые в сердце своем – мирянки". С такой точки зрения миряне, в соответствии со словами святого Феофана Затворника, не должны чувствовать себя исключенными из какой бы то ни было области духовной жизни лишь на основании того, что они живут в суете мира сего.

ВНУТРИ И СНАРУЖИ

И, наконец, мы должны различать две составляющие монашеской духовности: внешнее монашество и внутреннее монашество. Святой Максим Исповедник говорит: "Монах – это человек, освободивший свой ум от привязанности к материальным вещам, и посредством внимания к себе, любви, псалмопения и молитвы прокладывающий свой путь к Богу". Он продолжает еще более ясно: "Отрекшийся от таких вещей мирских, как брак, имение и прочее, сделал монахом человека внешнего, а еще не внутреннего; отрешившийся же от страстных помыслов сделал таковым и внутреннего человека, то есть ум. Внешнего человека легко сделать монахом, если только захотеть, но немалый подвиг сделать монахом внутреннего человека". Эти слова созвучны словам святого Феофана Затворника, говорящего о "внутреннем образе" монашества, причастность к которому, как мы видели, не исключается для мирян. То, что выражение "немалый подвиг" на самом деле подразумевает очень многое, святой Максим раскрывает в следующих словах: "Кто же в роде сем всецело освободился от страстных помыслов и сподобился достигнуть чистой и от всего отрешенной молитвы? А это и есть признак внутреннего монаха". Эти цитаты, как и вся статья, не имеют целью отрицание превосходства монашества как парадигмы духовной жизни в православной традиции. Мы хотим лишь призвать к немного большей трезвости, когда мы говорим о "монашеском идеале" и показываем его с высоты исихастской традиции. Монахи и миряне в наши дни находятся более или менее в одной и той же лодке, или, согласно видению аввы Иоанна Сирина, летят над морем на шатких крыльях.

ФОРМЫ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ

Помимо осмысления различия между аскетизмом и монашеством, внутренним и внешним монашеством, необходимо ввести еще одно понятие, позволяющее лучше разъяснить наш подход к принципам немонашеского аскетизма, – духовность. Мы встречаем три основных понятия, часто смешиваемые и взаимозаменяемые: монашество, аскетизм, духовность. Духовность – термин, который сложно определить, – имеет более широкий, более всеобъемлющий смысл по сравнению с двумя другими терминами и в православном значении включает в себя святоотеческий образ мысли, опыт жизни во Христе и рефлексию этого опыта. В этом смысле мы можем сказать вместе с митрополитом Иоанном Зизиуласом, что начиная с эпохи ранней Церкви в Православии существовало два основных типа духовности: первый может быть назван "евхаристическим", поскольку он основан в евхаристическом сообществе, его опыте и правилах. Другой тип митрополит называет "монашеским", но я предпочитаю называть его "исихастским", потому что это название более точно описывает тип духовности, который мы отличаем от "евхаристического"; конечно, я не имею в виду, что евхаристический аспект может быть отделен от монашества или от исихазма. (Давайте вспомним, мы проводим здесь различия не для того, чтобы разъединить, но чтобы объединить). В обоих типах, евхаристическом и исихастском, аскетическая практика является основополагающей: человек борется со страстями, стремится к добродетели, ищет силы в молитве и единения с Богом. Исихастская духовность характеризуется не только отказом от мира и суровым аскетизмом, но также подчинением духовному авторитету старца, что включает в себя такие формы, как строгое послушание и ежедневное исповедание помыслов, невозможные для обычного мирянина. Евхаристическая духовность, характеризуется аскетическим и духовным участием в евхаристическом сообществе как способе преодоления φιλατίρα: "самости" и его смертельных чад – чревоугодия, алчности, тщеславия и т. д. Конечно, оба типа духовности – это лишь формы единой духовности Православной Церкви, которая есть путь, дающий возможность человеку стать храмом Святого Духа через причастность нетварной благодати и обоживающим Божественным энергиям. В таком случае православная духовность – как евхаристическая, так и исихастская – это духовность, в своей полноте воплощаемая в святых.

Как правило, наиболее подходящим для мирян является евхаристический тип духовности. В этой форме духовности сам Христос становится нашим "духовником" через Евхаристию и священство, а Церковь – нашей духовной матерью. Наши семьи – это наши "кельи". Подобно тому как старец говорит монаху: "сиди в келье своей, и твоя келья научит тебя всему", точно так же и нас, мирян, учит наша духовная мать, Церковь: пребывайте в ваших семьях (которые являются малыми Церквами) и ваши семьи научат вас всему. Три основных церковных составляющих – молитва, пост, милостыня – вместе с сакраментальным и литургическим жизненным циклом дают нам полное аскетическое правило, неисчерпаемое и полностью приспособленное к нашим силам (или слабостям). Нет ничего духовно ограничивающего или сдерживающего в евхаристической духовности Церкви: здесь присутствует полнота благодати, здесь не закрыта ни одна духовная дверь.

АСКЕТИЗМ ДЛЯ МИРЯН

Нет никакого "потолка" праведности или святости в библейской, евхаристической духовности Православия: повеление Христа в Мф. 5 обращено ко всем христианам: "Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" (Мф. 5, 48). Кроме того, монашество не является самоцелью. "Монашеский идеал" – это не само монашество, но нечто выше: мученичество. Вспомним, что монашество начиналось как форма мученичества – "белое" мученичество; а мученичество – это полный отказ от себя ради Христа и Креста, путь славы, предназначенный не только для монахов, но открытый для всех христиан.

Наставление преподобного Паисия Величковского для монахов в равной степени применимо (конечно с небольшим видоизменением) и к православным мирянам. Он говорит, что есть три врага, с которыми мы должны бороться: первый и самый жестокий – дьявол; второй – наши тела, плоть; третий – мир. Первая степень аскетической борьбы – это борьба с миром. В отличие от монахов, мы не можем оставить брак, семью, имущество. Мы не отказываемся от них. Но мы можем и должны отказаться от греховной привязанности к ним; мы можем, по словам святого Максима, стараться отречься от страстей, которые привязывают нас к вещам, а не к Богу.

Второй ареной невидимой брани является плоть. Мы, миряне, так же как и монахи, должны воздерживаться от доставляющей наслаждение пищи и излишнего пития. Постясь, мы стремимся уничтожить желание грешить и различные вызывающие грехи искушения; бодрствованием во время молитвы мы стремимся уничтожить теплохладность; и другие страсти мы также стремимся преодолеть памятью о Боге, которая приходит лишь через длительную молитвенную борьбу (святой Марк Монах). Но, тем не менее, наше тело – это наш друг, т. к. с его помощью мы можем поститься, совершать поклоны, подаем милостыню, проливаем слезы. Вот почему святой Григорий Палама говорил о нашей связи с телом как о "сопряженности и разделении", называя его "безжалостным врагом и драгоценнейшим другом". Наш третий враг – это сам дьявол, с которым мы вовлечены в тяжелейшую борьбу видимой природы против невидимой. Здесь наше оружие – это "всеоружие Бога", истина, праведность, благовествование мира, вера, терпение и молитва (Еф. 6, 11-18), к которым мы стремимся, соблюдая заповеди Христа и Церкви, приобретая праведное богатство добродетелей. Таким образом, ключ к аскетизму мирян таков: бороться непрестанно, по мере своих сил, уповая на Бога и Его Невесту, Церковь, а не на самих себя.

Перевод с английского Натальи Хулап