"Мы давно не видели поступков, внушенных верой"

На минувшей неделе пензенские затворники начали покидать подземную пещеру – грунтовые воды обрушили ее своды. А их духовный учитель Петр Кузнецов попытался свести счеты с жизнью. История бегства от жизни (по представлениям сектантов – от неизбежной катастрофы) и безумного лжемиссии вызвала бурные дискуссии и пять месяцев держала всех в напряжении

Владимир Вигилянский, руководитель пресс-службы Московской патриархии, – в 90-е годы один из ведущих сотрудников "Огонька", известный журналист и литератор, – комментирует по нашей просьбе ситуацию вокруг пензенских затворников и феномен пристального общественного внимания к ней.

– Вам не кажется, что пензенские затворники – следствие второй волны религиозного бума конца 80-х? Тогда к религии обратилось множество людей непросвещенных, темных, поверхностных и просто психически больных, из них получились учителя народной веры, и теперь мы сталкиваемся уже с теми, кого они воспитали...

– Такие лидеры появлялись всегда, в том числе и во времена партийных гонений на церковь, и причина их появления, а главное – популярности, в отсутствии харизматических лидеров среди местного священства. Если в храме, церкви нет настоящего учительства, нет яркого проповедничества – люди обращаются к религиозной самодеятельности, к "народным учителям веры", которые проповедуют вещи абсурдные и прямо противоречащие Писанию. В Пензе действовала классическая эсхатологическая секта, вдохновляемая учением о конце света, как и, допустим, Белое братство. Сама идея готовиться к концу света под землей была бы смешна, если бы не привела к таким серьезным последствиям: уж если будет конец света – он как-нибудь не обойдет и тех, кто сидит в подземной пещере, прятаться от него бессмысленно. А подготовиться к нему отличным образом можно и в городской квартире – не очевидно ли это? Тут смешаны две традиции: апокалиптическая – ожидание второго пришествия, и отшельническая – традиция аскетического самоограничения, хорошо памятная по первым векам христианства. Тогда уходили в пещеры, на необитаемые острова, жили даже в дуплах деревьев, отсюда же столпничество – многодневные стояния на скалах... Но, во-первых, такие вещи делались в одиночку: монах-отшельник сознательно отсекает себя от мира – ради Христа, ради молитвы и покаяния. А во-вторых, брать с собой в пещеру малых детей – это уже прямое насилие над свободой воли. Это свидетельствует о недоброкачественности харизматического лидера, который, замечу, каким-то таинственным образом оказался вне пещеры, не пошел ждать конца света с теми, кого сам запугал. Пастырь, бросивший паству, – это уж вовсе не христианское явление.

Любой человек, знакомый с христианской традицией, распознал бы эту недоброкачественность сразу. А потому главная вина за такие инциденты лежит – и будет лежать, ибо они могут повториться, – на противниках преподавания в школах предмета, посвященного истории христианства и истокам нашей национальной культуры. Вся беда – в темноте, невежестве, суеверии, которое не зря называется "пещерным", то есть древним и темным.

– Но русская народная вера всегда была сектантской, нигде в мире больше не было такого расцвета народных сект! Отчасти, я думаю, это был протест против государства, с которым церковь недвусмысленно срасталась...

– Я бы не придавал такого значения сектантству в России. Это вовсе не исключительный признак русской культуры. Просто сектантство всегда очень яркое, ярче и эффектней церкви, на этом и основана его притягательность для неразвитой души. А вовсе не на протесте против государства – возьмите любую секту, она по природе своей гораздо тоталитарнее государства, ни о какой свободе там говорить не приходится... Среди раскольников популярна версия о том, что официальная церковь служит государству – демократическому, секулярному, безбожному, а значит, надо быть против. Но ясно ведь, что церковь поддерживает государство не потому, что оно демократично или секулярно. А потому, что традиция эта идет от апостолов. В посланиях святого апостола Павла упомянута удерживающая функция власти: "Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего" (Второе послание к фессалоникийцам, 2, 7-8). Кстати, говорится это как раз о лжепророках, предрекающих конец света и выдающих себя за Христа: "Молим вас, братия, не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, как будто нами посланного, будто уже наступает день Христов".

Государство – именно "удерживающий". От хаоса и крайних форм беззакония. И потому церковь поддерживала государство не только в демократические, а и в самые грозные времена, в эпохи гонений, поддерживала даже Нерона, до которого демократам далеко по части тиранства...

– Чем вы объясняете такой общественный резонанс пензенского отшельничества, всероссийское внимание к нему? Только спекуляциями прессы?

– Нет, конечно. Резонанс обусловлен тем, что люди сегодня крайне редко встречаются с поступками, мотивированными верой. Преобладает другой мотив – корыстный, пиаровский, лично-тщеславный... Кроме того, способ аскетического самоограничения выбран уж очень экстравагантный. Все-таки под землю давно не уходили. Тем более с детьми.

– Вам не кажется, что потенциальные жертвы сект – прежде всего люди социально невостребованные, полунищие? Ведь там преобладают беженцы из Украины и Белоруссии...

– Это вывод напрашивающийся и, как все напрашивающиеся, неверный. Дело не в социальной невостребованности: посмотрите на секту бывшего милиционера Виссариона, где множество востребованных, успешных и даже богатых. Люди рвут социальные связи и уходят в секту не потому, что ими никто не занимается или у них денег нет: как раз чаще вожди сект охотятся на тех, кому есть что отдать. Темнота и суеверие равно распространены среди бедных и богатых, а в наших условиях религиозной безграмотности – даже среди интеллектуалов, не знающих церковной традиции. В секту уходит не тот, кто беден, а тот, кто утратил смысл и не знает, где искать его.

– Как, по-вашему, все это кончится? Выйдут ли они все?

– Надеюсь, что выйдут. Рискну признаться – я вообще считал оптимальным решением насильственный вывод всех затворников в самом начале. Если уходят взрослые – это их свободная воля, пусть делают, что хотят. Иногда у нас на глазах люди готовятся к самоубийству, мы сознаем это, но у нас нет ни сил, ни возможностей это предотвратить. В случае с пензенскими затворниками я считал приемлемым насильственно отобрать детей. Их там было с самого начала семеро. Пещерные условия им отнюдь не на пользу. К счастью, в Пензе была применена разумная политика, ситуацию оценили, вовремя откачали воду в начале таяния, сумели вывести часть женщин с детьми... В общем, думаю, все разрешится благополучно.

– Как, по-вашему, если бы сектанты вызвали к себе не Патриарха, но хотя бы крупного иерарха: стоило бы ехать? Или – "никаких переговоров"? Ведь уход под землю – не самый радикальный вариант, мы не застрахованы и от угроз коллективного самоубийства, как показывает, скажем, опыт Джонстауна...

– Ехать по такому вызову безусловно стоило бы. Пусть не Патриарху, но правящему архиерею Пензы архиепископу Филарету. Жизнь и душа каждого человека – великая ценность. "Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся?" – сказано в Евангелии от Матфея (18,12). Пастырь всегда идет за заблудшей душой. И Патриарх с самого начала был в курсе ситуации и подробно высказался о ней на епархиальном собрании, прошедшем в декабре прошлого года. Ему и принадлежит мысль о том, что произошедшее в Пензе – признак нашей темноты, неправильного и необразованного отношения к апокалиптике.